Михаил Сарбучев - Никакого Рюрика не было?! Удар Сокола

Петру нравились морские корабли, голландские порядки и толстозадые немки. Невозможно подсчитать, какая часть крови великих варяжских предков текла в его жилах, невозможно описать механизм воздействия этой части на остальной организм, можно все назвать промыслом Божьим, а можно — волхвованием кудесников, но это определенно свершилось! «Вздернутая на дыбы» Россия вернулась на столбовую дорогу цивилизации и начала сверять свои часы не по Константинополю и Мекке, а по Парижу, Лондону, Берлину и Риму. Ее столица была опять перенесена на берега Варяжского моря, с которым царь связывал будущее страны. Новый русский флот, как и встарь, бил свеев и угрожал Царьграду.

Волюнтаристскими методами повсеместно внедрялось мануфактурное производство. Феодалы северной зоны перевели крестьян на денежный оброк. Так, при Петре I действовало около 100 мануфактур. Мануфактуры по форме собственности делились на казенные, купеческие и помещичьи. В 1721 году был издан указ о праве покупать и закреплять за ними крестьян (посессионные крестьяне). Госзаказ позволил развивать отрасли промышленности, которые обслуживали армию и флот: металлургию, кораблестроение, оружейное дело и т. д. Железной рукой царь загонял нищую «Византию» в капиталистический рай. Началась чеканка денег, по качеству сопоставимых с европейскими. Центрами крупной промышленности стали Москва, Петербург, Урал. Развивалась и легкая промышленность (табачная, шелковая, бумажная).

Новая экономика требовала высококвалифицированных специалистов, отсюда социальный запрос на светское образование европейского типа (навигацкие школы, университеты). Возникли социальные лифты, которые способствовали смене элит. С тех пор русская культура формируется преимущественно как культура светская, европейская и в то же время самобытная.

Но Петра постигла ровно та же участь, что и его великих предков. Парадигма управления, основанная на личности, а тем более выдающейся, требует, чтобы все последователи были столь же выдающимися, а этого, увы, не случилось. Сын Петра преуспел исключительно в дворцовых интригах, внуки также ни в чем великом себя не проявили, и возвращение к «византийским» традициям было предопределено. Деятельность Екатерины II — пожалуй, самой противоречивой правительницы России — вернула страну в византийскую колею с той лишь разницей, что теперь «ханские» методы правления осуществлялись людьми в немецком и французском платье, бегло разговаривающими на европейских языках.

Появление восточных колоний и полная неготовность к колониальной модели имперского развития привели к тому, что вектор интересов России все сильнее размывался, все дальше и дальше смещался от цивилизации и нуждался во все более и более вычурных объяснениях политики правителей. С чем Россия пришла на Кавказ? Она пришла туда как завоеватель? Как просветитель? Как духовный лидер? Ни то, ни другое, ни третье. А вернее, и то, и другое, и третье вместе взятые. В результате эта тройственность позиции привела к тому, что горцы, привыкшие видеть мир дуальным (либо раб, либо господин), никак не могли понять, с кем же они имеют дело. И не поняли до сих пор. Если перед ними господин, то почему он так мягкотел и так охотно идет на перемирия и переговоры, почему склонен задаривать наиболее воинственные племена? А если раб, тем хуже для него, ведь он временами столь жесток и непримирим! Позиция государства определялась личными качествами военачальника, ведущего текущую войну. Чьи интересы Россия защищала в бесконечных русско-турецких войнах? Греков? Австрийцев? Болгар? Тогда во всех случаях следует признать поражение. Все три кампании являли собой смесь блестящих военных побед и чудовищных дипломатических провалов. Не было даже четкого представления о том, что делать с побежденным противником. Ему постоянно давали второй шанс, которым он незамедлительно пользовался. «Сакральное» значение побед над турками перевешивало все зримые и незримые экономические и политические перспективы, которыми легко жертвовали ради «почетного звания» чемпиона духа.

При этом надо заметить, что «плюрализм мнений» в обществе все-таки присутствовал. Загнать обратно в бутылку джинна, выпущенного Петром I, было трудно: появились новые классы элиты (служилое дворянство, купечество демидовского типа). Они готовились потребовать свой кусок, а во Франции уже потребовали, и все это происходило на фоне стремительно изменяющегося лица Европы. Завершалось XVIII столетие — наступал век новых тенденций. От империй — к национальным государствам. Наполеон Бонапарт, ровно так же, как и Петр Великий, начал строить национальное государство, опираясь на опыт абсолютизма и имперства.

И тут случилось еще одно чудо. Соперничество с Бонапартом волей-неволей потребовало переориентировать политику на европейские рельсы, вернуться к традиционным геополитическим союзникам (Австрия, Пруссия), сменить принципы управления (реформы Сперанского), а самое главное — создать систему национальных мифов и кодов, отличных от существовавших до тех пор. Частично эта задача была решена в ходе Отечественной войны 1812 года, когда возникло доселе невиданное в истории явление — массовое партизанское движение. Не крестьянская война, не абстрактный бунт, «бессмысленный и беспощадный», а движение широких масс некомбатантов под национальным флагом. Подобное на сопоставимом временном отрезке имело место лишь в Италии, где носило название «рисорджименто» (итал. il risorgimento — «возрождение, обновление») и традиционно связывалось с именем Джузеппе Гарибальди.

Впрочем, российский император воспринимал национальный порыв исключительно как проявление верноподданнических чувств в отношении него лично, то есть жил старыми парадигмами. Вспомним хотя бы название оперы М. И. Глинки, созданной под мощнейшим влиянием событий 1812 года, которые пробудили интерес к более давней истории, — «Жизнь за царя».

Победа над Наполеоном могла вывести Россию в абсолютные лидеры среди стран Европы по всем позициям. Но этого не случилось. «Властитель слабый и лукавый, / презренный щеголь, враг труда», а можно еще сказать и отцеубийца на троне, более предпочитал устраивать балы и рауты, нежели заниматься государственной политикой. Он так и не стал национальным вождем, сопоставимым по мощи с Наполеоном, Гарибальди или Бисмарком. Неудивительно, что его правление вызвало недовольство части военной элиты, уверенной в том, что плодами их побед можно было воспользоваться более разумно, которое вылилось в движение декабристов. Только романовские историографы способны назвать «золотым» век, в котором попытки захватить власть (успешные или неуспешные) происходят в среднем каждые 25 лет[86]. В очередной раз надо признать: российским правителям катастрофически не повезло с народом. Причем с элитой тоже.

Николай I, пришедший вслед за Александром I, по уже вполне сложившейся романовской традиции начал царствование с закручивания гаек и наступления на гражданские свободы, усиления цензуры и политического сыска, что на каком-то этапе дало определенные результаты, если таковыми считать политическую стабильность. Но, не имея ясной национальной идеи — и вообще, хотя бы каких-нибудь идей, кроме идеи «сильного государства» (а государство, как известно, это Я), — он превратил Россию в «жандарма Европы» и ознаменовал свое правление исключительно «успешными» карательными экспедициями в Польше и Венгрии. (Любопытно, что 100 лет спустя очередное авторитарное правительство России наступит ровно на те же грабли, разменяв славу спасителей Европы от фашизма на сомнительные лавры палачей Пражской весны.)

На этом Романове следует остановиться чуть подробнее, поскольку именно в эпоху Николая I были подхвачены бациллы, которые через полстолетия вылились в чуму большевизма и крах династии. Не видя иной выгоды, кроме маниакального приращения территорий, что в те годы начинало терять всякий политический смысл, Николай Палкин посылал победоносные русские полки во все концы света. Вновь шла бесконечная война с Турцией и Персией; еще немного — и рухнет Османская империя. Но тут вмешались настоящие хозяева. Видя, что пес, которого они так вдохновенно натаскивали против России, — Османы — начал терять шерсть клочьями и изрядно поскуливать, за дело взялась старушка Британия. Разразилась Крымская война. Трагическое событие для России, последствия которого оказались куда страшнее, чем последствия двух мировых войн XX века. Да, собственно, эти войны и стали прямым результатом Крымской войны 1853–1856 годов.