К счастью, различия между двумя нашими литературными источниками — версией «Флатейярбок» («Гренландская сага») и версией «Хауксбок» («Сказание об Эйрике Рыжем») — пусть и достаточно серьезны, но все же вполне преодолимы. В обеих версиях первоначальный материал обработан в соответствии с устоявшейся традицией литературных сказаний. Многочисленные отклонения, добавления, перетолковывания, а также смена акцентов — все это те вещи, которых и следовало ожидать. Но важно признать и то, что в целом эти литературные источники следуют одной исторической традиции. С самою начала «Гренландская сага» уделяет куда меньше внимания Исландии и исландцам, чем «Сказание об Эйрике Рыжем». «Гренландская сага» связана прежде всего с семьей Эйрика Рыжего (что придает значительный вес ее отчету о путешествии Бьярни Герьольфсона), тогда как «Сказание об Эйрике Рыжем» уделяет гораздо больше внимания исландцам Гудрид и Карлсефни, потомком которых с гордостью называл себя Хаук Эрлендсон, собственник и соавтор версии «Хауксбок». Иногда используется различный материал, например кровавая экспедиция Фрейдис в Винланд, изложенная в «Гренландской саге», и героическая смерть Бьярни Гримольфссона, описанная в «Сказании об Эйрике Рыжем». Следуя различным ответвлениям одной и той же традиции, порой приводятся различные — и все же сопоставимые — версии одного и того же события (как, например, смерть Торстейна Эйриксона от чумы и его брата Торвальда от стрелы, пущенной одним из скрэлингов). Ясно и то, что автор «Гренландской саги» был хуже информирован относительно топографии Винланда, чем автор «Сказания об Эйрике Рыжем». В частности, он заставляет всех своих путешественников — Лейфа, Торвальда, Карлсефни и Фрейдис — приплыть в одно и то же место — Лейфсбудир, где все они, за исключением Торвальда, и поселяются. В «Гренландской саге» Лейфсбудир и Винланд более или менее синонимичны. Но в «Сказании об Эйрике Рыжем» это далеко не так. Здесь мы имеем дело с двумя детально описанными поселениями — Страумфьордом и Хопом, при этом нельзя не отметить, насколько описание Лейфсбудира соответствует описанию Хопа: мели, река и озеро. Вряд ли это может быть простым совпадением. И даже климат там одинаковый. В Лейфсбудире «климат оказался таким теплым, что им даже не пришлось заготавливать скоту сено: мороза зимой не было, и трава лишь едва поблекла». А в Хопе «снег так и не выпал, и скот продолжал кормиться на открытых пастбищах». И все же не стоит идентифицировать Лейфсбудир с Хопом — хотя бы потому, что в описаниях Лейфсбудира и Страумфьорда также имеется немало общего, а навигационные указания, равно как и географические реалии, позволяют предположить, что на самом деле это одно и то же место в северной части Ньюфаундленда. Вероятно, автор «Гренландской саги» сознавал свое невежество в подобных вопросах и потому составлял описание Лейфсбудира исходя из традиции, бытовавшей тогда в Снэфелльснесе в Исландии. В результате в «Гренландской саге» мы сталкиваемся с фактом, когда, согласно равенству Торхаллура Вильмундарсона, Страумфьорд + Хоп = Лейфсбудир. Однако тут мы должны позволить себе некоторое отступление и заметить, что наше доверие к «Сказанию об Эгиле» отнюдь не становится меньше только из-за того, что его описание битвы при Брунанбурге нельзя рассматривать в качестве штабного коммюнике. Историческая и антикварная ценность Eyrbyggja Saga вовсе не сводится к нулю из-за обилия в ней сверхъестественных историй. И если в «Ньяле» Гудмунд Могучий представляется в ином образе, чем в более ранней версии Ljósvetninga Saga, все же ни одно информированное лицо не усомнится в его существовании и не поставит под вопрос основные моменты его деятельности. То же самое можно сказать о «Гренландской саге» и «Сказании об Эйрике Рыжем». Но для начала следовало бы удалить из всех путешествий в Винланд наиболее явные выдумки и прочие недостоверные истории: сладкую росу Лейфа, Хаки и Хекью, неизвестный вид кита, обнаруженный Торхаллом Охотником, вторую Гудрид, одноногого, убившего Торвальда выстрелом из лука. Предпринимались довольно остроумные попытки рационализировать все эти чудеса. Так, сладкая роса оказалась секрецией тли; приводятся также ссылки на слабительные свойства жира китов. Одноногий — это эскимос, танцующий на одной ноге. «Этот одноногий, без сомнения, был эскимосской женщиной маленького роста, одетой в традиционное для эскимосских женщин платье с длинным подолом. Преследовавшим ее людям она неизбежно должна была показаться одноногой». Некоторые полагают, что одноногий казался таковым или из-за своей одежды, или снаряжения. Такое изъятие не повредит самим путешествиям и никак не упростит реальных проблем, однако очистит их от некоторого мусора. В течение последних двадцати лет было немало споров о том, не должны ли мы освободить эти истории и от виноградных лоз. Но Винланд в нашем понимании — это описательное название, такое же, как Исландия (Ледяная страна), Гренландия (Зеленая страна), Хеллуланд (Скалистая равнина) и Маркланд (Лесная страна). То же самое можно сказать об Овечьих (Фарерских) островах, Медвежьих (Бьярнейяр) островах, Килевом мысе (Кьяларнес) и Чудесном побережье. Впервые название Винланд встречается нам в «Описании островных земель Севера», четвертой книге Адама Бременского. Адам сообщает нам, что всю информацию о Винланде он получил от датского короля Свейна Эстридсена, который умер в 1076 году: «Он рассказал мне еще об одном острове, который видели в том океане многие мореходы. Называется он Виноградной страной, так как там растет много дикого винограда, из которого получается превосходное вино. И то, что там в изобилии растет несеяное зерно, мы узнали не из легенд и преданий, но из достоверных сообщений датчан».
Король Свейн, а за ним и Адам придерживались того же мнения насчет Винланда, что и Торхалл Охотник, который в стихах (признаваемых всеми как несомненно подлинные) жаловался на то, что, к его величайшему огорчению, ему пришлось пить лишь воду из источника. В стихотворной традиции Винланд — это именно Vínland (Виноградная страна), или Vínland hit góða (Благодатный Винланд), поскольку там росли виноградные лозы и гроздья, из которых делалось вино. Этот факт столь часто упоминается в различных сагах, что позволяет нам с уверенностью отклонить теорию, согласно которой Винланд был вовсе не Vínland, a Vinland — Травяная страна, или же Страна пастбищ. Это мнение было высказано в 1888 году шведским филологом Свеном Сёдербергом. Он полагал, что создатели саг некритично восприняли информацию, приведенную Адамом Бременским, который в свою очередь опирался не столько на достоверные факты, сколько на самые невероятные слухи. Если мы примем такую версию, как это сделали многие современные исследователи, приравнявшие Винланд к северной оконечности Ньюфаундленда, — как, например, финн В. Таннер, норвежец Хельге Ингстад (который, впрочем, не отвергает возможности того, что в Винланде росли дикий виноград и пшеница) и датчанин Йорген Мельдгаард, — то это избавит нас от многих проблем (хотя бы от необходимости помещать Винланд внутри северных пределов роста виноградных лоз в конце X столетия). Избавит это и от необходимости выискивать свидетельства того, что для гренландцев и исландцев виноградные лозы и гроздья вовсе не были виноградными лозами и гроздьями, а были клюквой, брусникой, ежевикой, черной смородиной, голубикой и даже березами (просто невозможно перечислить здесь весь список заменителей). Это также позволяет выстроить рациональную и привлекательную гипотезу о цепочке земель, протянувшихся к югу: каменистая, лесная и покрытая травой (возможно, однако, слишком рациональную). Не возникает сомнений, что vin — пастбище, луг, трава — является одним из наиболее часто встречаемых элементов в топонимике древних норвежцев, но к моменту винландских путешествий он практически полностью исчезает из употребления, так что его уже невозможно найти в топонимике Фарерских островов, Исландии или Гренландии. Разумеется, вполне возможно и такое объяснение: исландские создатели саг, будучи незнакомы с элементом (почти всегда суффиксом) — vin и к тому же оказавшись под влиянием рассказов о Счастливых островах, легко переделали его в vín-. И все же, как мне кажется, нет никаких особых причин отметать в сторону все те свидетельства о Винланде (Vínland) именно как о Виноградной стране, и поэтому я, с учетом всех вышеперечисленных трудностей, предпочитаю придерживаться данной интерпретации. Разумеется, трава была не только желательным, но и необходимым элементом для потенциальных колонистов Винланда, так же как и для их отцов на Фарерских островах, в Исландии и Гренландии. Наличие в одном месте строительного леса и пастбищ, без сомнения, привело бы их в полный восторг. Но виноградные гроздья могли стать главной, более веской причиной, позволяющей Лейфу подтолкнуть своих гренландских соотечественников к колонизации новых земель. В том, что касалось наименования земель, как, впрочем, и во многом другом, Лейф был сыном своего отца и потому никогда не назвал бы новую землю Страной травы, так как уже существовала Гренландия — Зеленая страна. Есть еще одна причина, по которой мы должны поверить в то, что там рос виноград. Сегодня северная граница роста виноградных лоз проходит в районе 45-го градуса северной широты, однако в 1530 году Жак Картье, открывший реку Св. Лаврентия, обнаружил по обоим берегам ее обилие виноградных лоз, а в заливе Шалёр и на островах Шамплэн — большое количество диких злаков, похожих на рожь или овес. Лей и Дэни подтверждают эти сообщения. Поэтому вполне допустимо предположить, что в период более благоприятных климатических условий, существовавших во время путешествий к Винланду, дикий виноград рос также на территории, включающей в себя северный Ньюфаундленд. Наконец, мы вряд ли нанесем серьезный удар по достоверности изложенных в сагах фактов, если предположим, что виноградные лозы были найдены вовсе и не на самом севере Ньюфаундленда, а во время плавания норманнских моряков дальше к югу (как они поступали по меньшей мере два раза). Это тем более допустимо, что на данный момент не существует теории винландских путешествий, которая находилась бы в согласии со всеми свидетельствами.
