Развивая план, необходимые для которого передвижения были уже начаты по инициативе полковника Гофмана из штаба 8-й армии, Людендорф сосредоточил против левого фланга Самсонова около 6 дивизий. Эти силы, численно уступавшие русским, сами по себе не могли привести к решению, но Людендорф, видя, что Ренненкампф все еще медлит у Гумбиннена, пошел на сознательный риск. Он снял с этого фронта все оставшиеся германские войска, за исключением кавалерийской завесы, и перебросил их против правого фланга Самсонова.
Этой смелой переброске помогли отсутствие связи между двумя русскими командующими и та легкость, с которой германцы расшифровали приказы, отдававшиеся Самсоновым по радио своим корпусам. Под натиском с двух сторон фланги Самсонова дрогнули, центр его был окружен и армия почти целиком уничтожена. Даже если возможность такого разгрома скорее представилась немцам сама собой, чем была сознательно подготовлена, все же эта короткая операция, позднее получившая название «Танненбергского сражения», является блестящим примером использования внутренних операционных линий, проще говоря — своего центрального положения.
Получив затем два свежих корпуса с французского фронта, германский командующий обратился против медленно наступавшего Ренненкампфа и вытеснил его из Восточной Пруссии. В результате этих сражений Россия потеряла четверть миллиона людей и много военного снаряжения; последнее же она могла позволить себе еще меньше, чем первое. Но переброска двух корпусов с запада для очищения Восточной Пруссии позволила французам несколько оправиться на Марне. Между тем корпуса эти прибыли на Восточный фронт слишком поздно, чтобы чем-либо помочь под Танненбергом.
Эффект победы под Танненбергом уменьшился вследствие того, что далеко на Южном фронте, в Галиции, чаша весов склонилась не в пользу Центральных держав. Наступление австрийских 1-й и 4-й армий на Польшу вначале развивалось успешно, но вскоре успехи эти были сведены к нулю разгромом 3-й и 8-й русскими армиями более слабых 2-й и 3-й австрийских армий, прикрывавших правый фланг. Эти армии 26–30 августа понесли тяжелое поражение и были отброшены за Лемберг. Таким образом, наступление левого фланга русских угрожало тылам победоносного левого фланга австрийцев. Конрад пытался часть сил развернуть кругом на левом фланге и ударить во фланг русским. Но удар этот был отбит. А затем, пойманный в западню, с поколебленными и дезорганизованными армиями, Конрад был вынужден из-за нового наступления русского правого фланга спасать свои войска общим отступлением. Началось оно 11 сентября, а к концу сентября австрийцы откатились почти до Кракова.
Союзнические обязательства заставили Германию оказать австрийцам помощь. Большинство сил в Восточной Пруссии было реорганизовано в новую 9-ю армию и передвинуто в юго-восточный угол Польши, откуда эта армия начала наступление на Варшаву совместно с возобновленным наступлением австрийцев. Но русские наступали теперь мощным потоком всех своих мобилизованных сил. Перегруппировавшись и развив контрудар, они остановили наступление врага и мощным порывом докатились на плечах отступавшего противника до Силезии.
Великий князь Николай образовал в авангарде большую фалангу из семи армий — три впереди и по две на каждом из флангов. Еще одна армия — 10-я — вторглась в восточный угол Пруссии и атаковала там оставшиеся слабые силы немцев. Надежды союзников возросли, когда знаменитый русский «паровой каток» начал свое тяжелое движение. Чтобы противостоять этому наступлению, германский Восточный фронт был подчинен Гинденбургу. Людендорф и Гофман разработали для него мастерский удар, построенный на использовании системы рокадных железнодорожных линий на германской территории. Продолжение перехвата радиограмм, посылаемых русским Генеральным штабом, предоставило германскому командованию «открытую картину того, как противник видит ситуацию и что намеревается делать». Таким образом было наглядно продемонстрировано, что наличие информации на войне может компенсировать и военную мощь, и храбрость войск.
9-я армия, отступая перед наседавшими русскими, замедляла их движение систематическим разрушением и без того скудных в Польше дорог. Достигнув германской границы без боя и опередив противника, 9-я армия была переброшена вначале на север в район Познань-Торн, а затем двинута на юго-восток. 11 ноября левый фланг 9-й армии уже стоял на Висле, напротив стыка двух армий, прикрывавших правый фланг русских.
Клин, вогнанный молотом Людендорфа, разъединил обе русские армии, заставив 1-ю армию отступить назад к Варшаве и едва не устроив новый Танненберг для 2-й армии, почти окруженной под Лодзью. Но 5-я армия вернулась назад из авангарда и спасла 2-ю. В результате германские силы, производившие охват, сами едва не подверглись той участи, которую они готовили русским. Все же германцам удалось прорваться сквозь главные силы русских.
Хотя немцы и не добились решающего тактического успеха, тем не менее этот маневр является классическим образцом того, как сравнительно небольшая армия, используя свою подвижность для действий по жизненным центрам врага, способна парализовать наступление противника, во много раз превосходящего по численности. «Паровой каток» русских был сломан, и ему уже больше не удавалось проникнуть на германскую территорию.
Через неделю четыре новых германских корпуса прибыли с Западного фронта, где к этому времени сражение под Ипром закончилось неудачей. Хотя войска и прибыли слишком поздно, чтобы вернуть упущенные возможности решающей победы, все же Людендорф смог их использовать, чтобы теснить русских. К 15 декабря русские стояли на линии рек Бзура и Равка перед Варшавой. Этот отход и постепенное истощение боеприпасов привели великого князя Николая к решению, прекратив продолжавшуюся еще под Краковом борьбу, отступить и провести зиму в окопах по линии рек Нида и Дунаец, оставив часть польского «языка» в руках противника.
Таким образом, на Востоке, как и на Западе, наступил застой позиционной войны — с той лишь разницей, что здесь застывшая кора была менее прочна, а русские настолько истощили свой запас боеприпасов, что их индустриально слабой стране не удавалось в достаточной степени его пополнить.
Действия на море. Мы переходим к разбору операций на море в третью очередь, хотя в хронологической цепи событий они стоят на первом месте. Причина заключается в том, что морские силы стали оказывать преобладающее влияние на ход войны лишь после того, как провалились первоначальные планы действий на суше. Если бы удалось добиться на суше быстрого решения, как того и ожидали военные руководители, то вряд ли при этом условии морские силы могли бы играть какую-либо роль.
Как близки были германцы к решающей победе и как они упустили ее рядом грубых и трудно объяснимых ошибок, теперь уже вполне ясно для истории. Англия, конечно, могла выступить на море самостоятельно, но мы должны помнить, что в августе 1914 года война носила чисто профессиональный характер и еще не была войной национальной. Вмешательство Британии в войну расценивалось с точки зрения скорее рыцарской попытки помочь обиженной Бельгии и поставленной под угрозу Франции, чем борьбы не на жизнь, а на смерть за существование самой Британии. А когда друг попался в лапы тигру, то было бы медвежьей услугой вступать с ним в борьбу за остатки тела друга, раз имелась надежда отвлечь тигра от жертвы.
К счастью, в 1914 году тигр не выходил из бухты. Британия имела возможность прибегнуть к своему традиционному оружию — флоту. Эффект морских операций сказывался на ходе войны не в виде молний, внезапно поражавших врага, а в виде систематической силы, действовавшей в помощь наземным армиям и успешно уменьшавшей заморские источники сырья и снабжения врага.
Но хотя эффект был обширным и разносторонним, сами действия были мгновенны и напоминали электрический разряд.
Наиболее простой, но, быть может, и наиболее решающий акт имел место 29 июля, еще до фактического объявления войны. В этот день в 7 часов утра «великая армада» — британский Гранд-Флит — вышел из Портленда, чтобы прибыть на свою стоянку военного времени, в Скапа-Флоу. Немногие видели его отплытие, а еще меньше знали цель его движения — на север Оркнейских островов, откуда контролируется проход между северной Британией и Норвегией. Но с этого момента артерии Германии подвергались невидимому давлению, не ослаблявшемуся до 21 ноября 1918 года, когда германский флот прибыл в эти же северные воды, чтобы самолично убедиться, каковы те силы, которые он за четыре с половиной года непрерывной борьбы видел лишь мельком.
Основная причина такого необычайного рода действий заключалась в недавнем прогрессе нового оружия и новых средств — мин и подводных лодок; они привели в морской войне к такому же преобладанию оборонительной мощи над наступательной, какое являлось главной характерной чертой действий на суше. Частично к этому же привела и стратегия германского командования, явившаяся следствием просчета в вероятной стратегии Британии. Осознавая свою слабость в сравнении с британским флотом и невозможность, ввиду готовности Британии, нанести последний внезапный удар, германское командование полагало, что противник пропитан принципами Нельсона и будет искать сражения. Поэтому оно решило прибегнуть к медлительной стратегии постепенного измора. Немцы предпочли избегать столкновения, пока их минные заградители и подводные лодки не ослабят британский флот, пока тяготы организации тесной блокады не будут давить на более сильный флот, и пока разгром союзников Британии на суше не сделает положение последней более затруднительным.
