Полковник Эймен: Кому обычно направлялись эти протесты?
Лахузен: Протесты направлялись к начальнику Канариса, т.е. к начальнику ОКВ.
Полковник Эймен: Кто был начальником ОКВ?
Лахузен: Им был тогда Кейтель.
Полковник Эймен: Попадали ли эти протесты обычно к Иодлю?
Лахузен: Я этого не могу сказать, но это возможно.
Полковник Эймен: Теперь скажите Трибуналу, на чем были основаны протесты?
Лахузен: Основой этих протестов был прежде всего тот принцип, что по этому приказу солдаты, т.е. не шпионы или агенты, а именно солдаты, которые брались в плен как таковые, убивались после того, как их брали в плен. Это было самым существенным пунктом, который затрагивал и мой отдел, так как в мой отдел входили также солдаты, которые, будучи солдатами, должны были выполнять похожие задачи.
Полковник Эймен: Были ли какие-либо другие поводы высказаны в протесте?
Лахузен: Да, конечно, приводились еще и другие подтверждения этих доводов, а именно в зависимости от того, каковы были интересы затронутых этим приказом отделов. Так, например, иностранный отдел рассматривал это с точки зрения международного права, отдел контрразведки №3 отстаивал ту точку зрения, что следует допрашивать солдат, захваченных этими командами, и этот отдел не был заинтересован в убийстве этих солдат...
...Полковник Эймен: Вы знакомы с полковником Ровелем?[250]
Лахузен: Да.
Полковник Эймен: Кто он был такой?
Лахузен: Ровель был офицером военно-воздушных сил, полковником авиации.
Полковник Эймен: Какова была деятельность эскадрильи особого назначения, в которой он служил?
Лахузен: Он командовал эскадрильей специального назначения, которая проводила полеты на большой высоте и осуществляла разведывательную работу в некоторых областях и государствах.
Полковник Эймен: Вы когда-либо присутствовали при его докладах Канарису?
Лахузен: Да, иногда присутствовал.
Полковник Эймен: Помните ли Вы, о чем шла речь при встречах Ровеля с Канарисом?
Лахузен: Ровель сообщал Канарису о результатах своих разведывательных полетов и передавал ему фотоматериалы. Я думаю, что этот материал обрабатывался в 1-м отделе разведки, а именно группой «воздух».
Полковник Эймен: Знаете ли Вы, над какими территориями производились эти разведывательные полеты?
Лахузен: Они производились над Польшей, затем над Англией и на юго-востоке Европы. Точно я не могу сказать, какие области или государства на юго-востоке. Я знаю только, что его подразделение имело разведывательные задания, вело воздушную разведку из Будапешта.
Полковник Эймен: Лично Вы видели некоторые из этих фотографий?
Лахузен: Да.
Полковник Эймен: Скажите Трибуналу, когда производились эти разведывательные полеты над Лондоном и Ленинградом?
Лахузен: Точно даты я не могу указать... Могу только сказать, что эти разведывательные полеты имели место в указанных районах, результатами их являлись фотографии, которые передавались по назначению. Эскадрилья стартовала с венгерских аэродромов, то есть из района Будапешта...
Полковник Эймен: В каком году или в течение каких лет производились эти полеты?
Лахузен: Они производились в 1939 году до польской кампании.
Полковник Эймен: Эти полеты держались в секрете?
Лахузен: Конечно, они были весьма секретны...
Председатель: Желает ли советское обвинение задать вопросы свидетелю?
Руденко[251]: Свидетель, я хочу поставить Вам несколько вопросов в порядке уточнения. Правильно ли я Вас понял, что повстанческие отряды из украинских националистов создавались по директиве германского верховного командования?
Лахузен: Это были украинские эмигранты из Галиции.
Руденко: И из этих эмигрантов создавались повстанческие отряды?
Лахузен: Да. Может быть, не совсем правильно называть их отрядами, это были люди, которые размещались в лагерях и проходили полувоенную или военную подготовку.
Руденко: И какое же назначение имели эти отряды?
Лахузен: Это были организации, как я уже говорил, состоящие из эмигрантов украинской Галиции, которые работали совместно с отделом разведки за границей.
Руденко: Что они должны были выполнять?
Лахузен: Задача их состояла в том, чтобы с началом военных действий выполнять распоряжения вышестоящих инстанций, то есть те директивы, которые получал мой отдел и которые исходили от ОКВ.
Руденко: Какие же задачи ставились перед этими отрядами?
Лахузен: Эти отряды должны были производить диверсионные акты в тылу врага и осуществлять всевозможный саботаж. То есть на территории тех государств, с которыми Германия находилась в состоянии войны, в данном случае на территории Польши.
Руденко: А помимо диверсий, какие еще задачи ставились?
Лахузен: Такие диверсии, то есть взрывы мостов и других объектов, которые с военной точки зрения в какой-либо степени представляли важность. Эти объекты определялись штабом оперативного руководства ОКВ...
Руденко: А террористическая деятельность?
Лахузен: Политических задач от нас, то есть от отдела разведки за границей, они не получали. Политические задачи они, очевидно, получали от каких-то других соответствующих организаций империи.
Руденко: Свидетель, я спрашиваю о террористической деятельности этих отрядов, перед ними такие задачи ставились?
Лахузен: Во всяком случае, с нашей стороны они таких заданий не получали.
Руденко: Вы говорите, с вашей стороны задачи террора не ставились. А с чьей же стороны ставились такие задачи?
Лахузен: Об этом-то речь и шла все время. От военной разведки в различных формах все время требовалось, чтобы мы связывали наши чисто военные задачи, направленные на выполнение оперативных планов, с политическими задачами или террористическими актами так, как это, например, было во время подготовки к вторжению в Польшу...
Руденко[252]: Отвечая на вопрос полковника Эймена, Вы сказали: «Красноармеец должен рассматриваться как идеологический враг и поэтому должен подвергаться соответствующему обращению». Я прошу уточнить, что означал у Вас термин «соответствующее обращение»?
Лахузен: Под этим я подразумеваю все те жестокие меры, которые проводились, о чем я уже здесь говорил. Я глубоко убежден, что эти меры были еще больших масштабов, чем мне это было известно в силу моей недостаточной информированности.
Руденко: Вы говорили, что были созданы специальные команды по отбору и сортировке военнопленных. Правильно ли понимать сортировку так: кого — убить, а кого — заключить в лагерь?
Лахузен: Да. Команды особого назначения, то есть эйнзатцкоманды СД, осуществляли казни только отобранных военнопленных.
Руденко: Значит, руководитель команды решал вопрос: кому — жить, кому — не жить?
Лахузен: Да. Именно об этом говорилось на совещании у Рейнеке, так как руководителям этих команд было дано право решать, кого в соответствии с приказом следует рассматривать как человека, отравленного большевизмом, а кого — нет.
Руденко: И руководитель команды решал этот вопрос?
Лахузен: Да.
Руденко: Вы здесь говорили о Ваших протестах Канарису против этих зверств и убийств. Имелись ли какие-нибудь результаты от этих протестов?
Лахузен: Результаты были очень скромные, их вряд ли можно рассматривать как результаты. Тот факт, что казни производились в 500 метрах от расположения наших войск, а не на глазах у солдат, вряд ли можно назвать результатом.
Руденко: Какой разговор был у Вас с Мюллером насчет «уступок Мюллера» по поводу расстрелов, пыток и т.д.? Вы, может, вспомните, что Вы сообщали об этом при допросе Вас представителем советской делегации, полковником Розенблитом?
Лахузен: С Мюллером я имел подробный разговор, особенно относительно системы отбора военнопленных, и, как пример, привел события в Крыму, когда были расстреляны советские солдаты, жители Крыма, по подозрению в том, что они евреи, хотя на самом деле они были мусульмане. Не говоря уже о зверском характере этого и всех других мероприятий, можно констатировать совершенно бессмысленную точку зрения, согласно которой проводились все эти мероприятия. Нормальный человек не может себе их уяснить. Я об этом говорил...
