Лахузен: С Мюллером я имел подробный разговор, особенно относительно системы отбора военнопленных, и, как пример, привел события в Крыму, когда были расстреляны советские солдаты, жители Крыма, по подозрению в том, что они евреи, хотя на самом деле они были мусульмане. Не говоря уже о зверском характере этого и всех других мероприятий, можно констатировать совершенно бессмысленную точку зрения, согласно которой проводились все эти мероприятия. Нормальный человек не может себе их уяснить. Я об этом говорил...
Руденко: Меня интересует, что сказал Мюллер?
Лахузен: Он мне довольно цинично ответил: «Тогда придется производить эти расстрелы в стороне от наших войск, если от этого страдает боевой дух армии».
Руденко: Это и был результат Вашего протеста?
Лахузен: Да, это был результат моего протеста.
Руденко: Условия в лагерях, где были заключены советские военнопленные, массовое уничтожение военнопленных — все это было, существовало с ведома и согласно приказам германского верховного командования?
Лахузен: Это находилось в какой-то связи с главным управлением имперской безопасности и его сотрудниками. В дополнение к сказанному я должен объяснить, что в то время приказы мною не читались. Я узнавал о них только на совещаниях, главным образом на совещаниях у Рейнеке, с которым я встречался как с представителем ОКВ, и у Мюллера. На всех этих совещаниях говорилось о сотрудничестве и координации.
Руденко: Вы это узнавали из частных разговоров или на специальных и официальных совещаниях?
Лахузен: Это были совершенно официальные служебные совещания, которые созывал председательствующий Рейнеке. На этих совещаниях я присутствовал официально, не как Лахузен, а как представитель абвера.
Руденко: Стало быть, приказы, которые были Вам известны, исходили от германского верховного командования?
Лахузен: Да, от ОКВ и высшей инстанции сухопутных сил. Причем Рейнеке оглашал эти приказы и разъяснял их.
Руденко: На этих совещаниях вопрос, как Вы изволили выразиться, вертелся вокруг убийств и поджогов?
Лахузен: О поджогах ничего не говорилось, на совещаниях обсуждались приказы, касающиеся военнопленных.
Председатель: Французский обвинитель желает задать какие-либо вопросы?
Дюбост: У меня будет единственный вопрос (обращается к свидетелю). Кто Вам давал приказы относительно уничтожения командос?
Лахузен: Имеется в виду убийство членов командос?
Дюбост: Кто Вам давал приказы об их казни?
Лахузен: Сам я этого приказа не читал. То, что обсуждалось в наших кругах, говорит о том, что приказ исходил от Гитлера.
Дюбост: Какие приказы исходили от Кейтеля и Иодля?
Лахузен: Я этого не могу сказать, потому что я просто не знаю этого...
Дюбост: Кто Вам давал приказы об убийстве генерала Жиро?
Лахузен: Приказ об убийстве Вейгана и Жиро был мне передан Канарисом как приказ Кейтеля. Я об этом узнал еще на совещании-докладе, на котором присутствовал и которое, по моим записям, происходило 23 декабря 1940 г. у Кейтеля. Я присутствовал тогда на беседе между Канарисом и Кейтелем, и тогда Кейтелем был задан вопрос, в какой стадии находится это дело? О том, что этот приказ был передан Канарису Кейтелем, я узнал от самого Канариса. Во второй раз мне сообщили об этом на докладе у Кейтеля, где я был вместе с Канарисом в июле 1942 года. Мне это было сообщено в такой же форме, как и об убийстве Вейгана. И наконец, об этом я узнал непосредственно, разговаривая по телефону с Кейтелем...
Председатель: Хотите задать какие-либо вопросы, доктор Нельте?
Нельте: Свидетель Лахузен дал очень важные показания... Мой подзащитный — Кейтель — хочет задать ряд вопросов после того, как он поговорит со мной. Прошу Трибунал или сделать сейчас продолжительный перерыв, или отложить эти вопросы до следующего заседания...
Председатель: Хорошо. Вы будете иметь возможность подвергнуть свидетеля перекрестному допросу завтра. Есть ли сейчас вопросы к свидетелю у членов Трибунала?
Биддл[253]: Я хочу спросить свидетеля, давались ли приказы об убийстве русских и относительно обращения с военнопленными в письменном виде?
Лахузен: По моему мнению, да, но сам я их не видел и не читал.
Биддл: Это были официальные приказы?
Лахузен: Да, это были официальные приказы. Они содержали полное описание тех действий, которые должны были совершаться. Но Рейнеке и другие давали им соответствующее толкование. Именно от них я об этом и знаю. Сам я их тогда не читал, но я знал, что это были не только устные приказы. Я знал, что они существуют и в письменной форме, но я не могу сказать, был ли это один приказ или несколько и кем они подписаны...
Биддл: Знаете ли Вы, кому и в какие организации обычно такие приказы направлялись?
Лахузен: Основные приказы такого рода, безусловно, направлялись в ОКВ, потому что они затрагивали вопрос о военнопленных, находившихся в ведении ОКВ, то есть Рейнеке.
Биддл: Таким образом, офицеры генерального штаба или хотя бы некоторые из них знали об этих приказах?
Лахузен: Содержание приказов, о котором я говорил, было известно очень многим представителям германских вооруженных сил, и воздействие этих приказов на вооруженные силы было огромным, об этих приказах очень много говорилось...
Биддл: Приказы были известны руководителям СА и СД?
Лахузен: Они должны были быть им известны, так как все рядовые солдаты это знали, они видели это своими глазами и рассказывали об этом. Это было частично известно даже населению...
Никитченко[254]: Правильно ли, что инструкции об уничтожении военнопленных и зверским обращении с ними Вы получали на совещаниях у Рейнеке?
Лахузен: Да, но я должен внести поправку. Я и абвер не получали эти инструкции, так как мы непосредственно не имели к этому отношения. Я знал об этом деле и присутствовал на совещании как представитель абвера. Мы сами не имели никакого отношения к военнопленным в этом отрицательном смысле.
Никитченко: Помимо совещаний у Рейнеке, происходили ли также совещания в ОКВ, где давались бы указания об уничтожении военнопленных?
Лахузен: Конечно, по этому вопросу проходили наверное разного рода совещания, однако я присутствовал только на одном таком совещании, о котором я уже говорил...
Никитченко: Совещания проводились не для того, чтобы устанавливать правила хорошего обращения с военнопленными, а для того, чтобы разрабатывать методы их истребления?
Лахузен: Да.
Никитченко: Риббентроп присутствовал на этих совещаниях?
Лахузен: Нет...
Никитченко: На каком совещании было дано указание об уничтожении и сожжении деревень в Галиции?
Лахузен: То, что подразумевает генерал, относится к совещанию, состоявшемуся в поезде фюрера в 1939 году. Согласно записи в дневнике Канариса, это было 12 сентября. Смысл приказа или указания, которое было сделано Риббентропом Канарису через Кейтеля, был таков: необходимо было связаться с украинскими националистами, с которыми разведка имела уже соответствующий контакт в военном отношении, для того, чтобы вызвать повстанческое движение в Польше, которое имело бы своим следствием истребление поляков и евреев в Польше. Об этом же говорилось Риббентропом лично Канарису. Когда говорили «поляки», то подразумевали интеллигенцию и все те круги, которые выступали в качестве носителей национального сопротивления... Считали, что нам следует дать это политическое и террористическое задание и мы его выполним имеете с украинскими националистами.., которых было, примерно, 600 или 1000 человек... Это была подготовка чисто военных диверсионных актов.
Никитченко: Такие указания исходили от Риббентропа и Кейтеля?
Лахузен: Да, они исходили от Риббентропа. Приказы, имевшие политический смысл, не могли исходить от управления разведки и контрразведки.
ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО ВОЕННОГО ТРИБУНАЛА ОТ 3 ЯНВАРЯ 1946 г.
Допрос свидетеля Олендорфа Отто
Полковник Эймен: Где вы родились?
Олендорф: В Хохен-Эгельзене.
Полковник Эймен: Сколько вам лет?
Олендорф: Мне 38 лет.
