Единственным средством спасти команду было протянуть канат между берегом и "Принцессой Анной", подвязать к нему "беседку" и переправлять в ней людей на берег над клокочущими бурунами.
Но чтобы передать на берег линь - тонкую веревку, которой потом притянут канат, - кто-то должен был проплыть через буруны. Нечего было и думать, что это можно сделать на шлюпке, даже если бы все они и не были разбиты.
Гвоздев вызвал боцмана и приказал собрать матросов. Вся команда столпилась под полуютом. Мичман сделал перекличку, и оказалось, что трех человек нет. Это были те, кого снесло за борт первой волной. Пятьдесят три матроса, четыре канонира, трубач, парусный мастер, боцман, капитан (который лежал на полуюте под охраною Маметкула и, видно, был очень болен) - вот кого должен был спасти мичман.
Между тем бригантину жесточайшим образом било кормою о дно. В проносящихся волнах и водоворотах то и дело мелькали изломанные доски обшивки.
- Братцы! - сказал Гвоздев молчаливо стоящим матросам. - Надо передать канат на берег. Надо плыть через буруны. Кто может сделать это, чтобы спасти остальных?
Матросы зашевелились, но некоторое время никто не двигался с места. Но вот вышел вперед Петров.
- Я, - сказал он, встряхивая мокрыми кудрями, но тут же его отодвинул плечом Ермаков.
- Я могу, - мрачно проворчал он.
- Я могу! - прокричал щуплый трубач, пролезая между ними.
- Я проплыву, дозвольте мне!..
Более десятка смельчаков пожелали плыть сквозь буруны. Они стояли впереди других тесною кучкой. Мускулистые тела их облепляла мокрая холщовая одежда, они цепко держались на наклонной палубе и - кто сумрачно, кто весело - смотрели на Гвоздева, ожидая, на ком из них остановится его выбор.
Неожиданно сквозь эту кучку храбрецов протиснулся тяжеловесный боцман.
- Нишкни! - сказал он, услышав чье-то недовольное ворчание. Сударь, - обратился он к Гвоздеву, - дозвольте мне сказать: с линем мне надо плыть. Почему? А потому, что я всех лучше плаваю и, окромя всего, к волне приучен. Бурунов не боюсь. Да и покрепше других буду... А на судне мне, сударь, делать нечего. Судно, сударь, уже не судно, и боцман тут ни к чему, помочь тут вам могут и Ермаков, и Маметкул, и Петров... Вот как я, сударь, располагаю.
Посмотрев на могучего Капитона, Гвоздев подумал, что если уж кому плыть, то ему. И он назначил боцмана.
Тот глубоко вздохнул, огляделся и, приказав, чтобы приготовили линь подлиннее, побежал в кубрик.
Он вернулся в чистой одежде, неся в руке маленький узелочек. Подойдя к Гвоздеву, он сказал
- Сударь, не откажите... Все в божьей воле...
- Говори, говори, Капитон Иваныч, все сделаю что надо, - сказал Гвоздев, почувствовав, как ему стеснило сердце.
- У меня в Кронштадте жена, тут деньжонок малость... заслуженные... Передайте ей, в случае чего, - боцман протянул узелок мичману, и тот спрятал его в карман.
- Ну, прощайте, Аникита Тимофеич, - сказал боцман и поклонился.
- Прощай, Капитон Иваныч... Да ты что прощаешься? - с тревогою спросил Гвоздев. - Доплывешь ведь?
- Доплыть должон, - отвечал Иванов. - А в случае чего, после меня посылайте Ермакова, а после Ермакова - Маметкула, а после Маметкула Петрова... А если уж и Петров не доплывет... Ну, бог даст... - и боцман бегом побежал на бак.
Гвоздев бросился за ним. Он сам хотел проследить, как его обвяжут и как он будет бороться с бурунами.
Здесь, на баке, было спокойнее, чем на полуюте, - не так обдавало волной, да и нос легче бился о дно, чем корма.
Ермаков и Петров быстро помогли Иванову обвязаться.
- Ну, братцы, не поминайте лихом, - сказал боцман, поклонившись матросам. - А ты, Петров, на меня за вчерашние кошки не серчай.
- Чего уж... служба... - проворчал Петров, хмурясь, и добавил: - Дай тебе бог удачи, боцман.
Капитон Иванов стал на борт, придерживаясь за какую-то снасть, и, выждав, когда пронеслась только что рухнувшая волна, бросился вниз головою в несущуюся к берегу пенистую воду.
Ермаков, напряженно глядя по тому направлению, где исчез пловец, потравливал привязанный к нему линь.
Боцман вынырнул далеко от бригантины. Лежа на боку, он резал плечом воду и быстро плыл к берегу, но волна уже откатывалась, и его заметно стало сносить обратно. Новый вал рассыпался за кормою и помчался мимо борта к берегу, сталкиваясь с отступающим. Иванов, то ныряя, чтобы избежать накрывающих его гребней и отбойного течения, то быстро плывя вместе с прибойною волною, боролся за каждый дюйм, медленно, но неуклонно приближаясь к берегу.
Его сильно сносило вправо от мыса Люзе, к бурунам. Петров указал на это Гвоздеву и сказал:
- Вот тут течение куда идет. Это от мыса волна отшибает.
Вся команда сгрудилась на баке, цепляясь за обрывки вант, за борта, за снасти, люди томились, молча и напряженно следя за отважной борьбой Капитона Иванова
На берегу люди тоже толпились у кромки прибоя, многие даже вошли по пояс в воду, как бы желая помочь. Гвоздев заметил, что одного из них, на берегу, тоже обвязывают веревкою.
"Хочет плыть на помощь Капитону - подумал Гвоздев. - Молодец!"
Вдруг раздался общий стон на баке.
- Капитон Иваныч, берегись! - пронзительно закричал трубач, будто боцман мог его услышать.
В набегающей на боцмана волне Гвоздев увидал какой-то длинный черный предмет. Это было большое бревно - может быть, обломок реи. Бурлящая вода крутила его, нанося прямо на боцмана, который плыл, не оборачиваясь, спеша воспользоваться накатом.
- Капитон Иваныч! - отчаянно закричал Гвоздев.
Но и боцман и налетевшее на него бревно уже скрылись в клокочущем буруне.
Гвоздев бросился к Ермакову, указывая на линь, который тот держал в руках, но рулевой только покачал головою, напряженно глядя в волны и ожидая появления боцмана. Пока его не было видно, он не смел тянуть обратно, опасаясь только помешать.
Вдруг он испуганно поднял брови, подергал линь и стал быстро его выбирать. Но линь нисколько не натягивался, никакой тяжести не чувствовалось на его конце. В бурунах мелькало что-то темное, и каждый раз все с надеждою всматривались, но узнавали все тот же обломок реи. Боцман не появлялся.
Ермаков, вытащил из воды линь, показал Гвоздеву оборванный конец и молча перекрестился. Не было сомнения, что Капитон погиб. Видно, бревно ударило его с такою силою, что даже оборвался линь.
Все молчали. Те, на ком были еще вязаные матросские колпаки, сняли их.
Ермаков обернул вокруг тела тот же линь, молча поклонился товарищам и стал на борт, выжидая удобной минуты, чтобы прыгнуть.
- Забирай сразу левее, Ермаков, - сказал ему Петров, - а то снесет в буруны на отмели, там не вылезешь,
Ермаков кивнул головою и бросился в воду. Неравная борьба человека со слепой и враждебной стихией началась снова.
И опять моряки стали напряженно следить за чернокудрою головою Ермакова, то скрывающейся в белой пене, то плывущей среди водоворотов. Наученный опытом боцмана, Ермаков действовал осмотрительнее: он то уклонялся от множества деревянных обломков угрожавших ему, то, наоборот, хватался за них для передышки. Когда он осилил уже более половины пути, с берега кто-то бросился в буруны и поплыл ему навстречу.
Всем казалось, что они уже долгие часы следят за усилиями двух пловцов. Но вот наконец те встретились, тут же оба исчезли под пенистым гребнем, вынырнули и начали двигаться быстрее - с берега их подтягивали на другом лине, - и через несколько минут оба были на береговом песке.
Моряки видели, как жители сперва сгрудились вокруг обоих, но сразу же расступились и стали суетиться, подтаскивая бревна и устраивая нечто вроде вышки для канатной дороги. Ермаков, которого можно было отличить по его росту, трудился вместе со всеми, как будто не он только что провел два часа в смертельной борьбе с волнами.
5. ПЛОДЫ УПРЯМСТВА ПЕППЕРГОРНА
Вскоре с бригантины при помощи линя, которым был обвязан Ермаков, передали на берег канат и закрепили его одним концом за бревенчатую вышку, а другим - за высокий обломок фок-мачты. Устроили "беседку", которая могла двигаться по канату, подтягиваемая то со стороны берега, то со стороны судна. Первым делом в этой "беседке" переправили нескольких человек, получивших при крушении ушибы. С обратным рейсом на бригантину вернулся Ермаков.
На бак, где было гораздо спокойнее, чем на корме, притащился и капитан, которого под руки вели Маметкул и рулевой Пупков. Тяжелое содержимое его карманов не давало ему свободно двигаться, и он шел с трудом, дрожа в мокрой одежде. Отекшее лицо его посинело. Гвоздев приказал было матросу принести сухую одежду из каюты и помочь капитану переодеться, но Борода-Капустин приосанился и закричал, что никто не смеет ему указывать. Люди его корабля в мокрой одежде, значит и ему не след надевать сухую.
Отправив на берег раненых, Гвоздев предложил капитану переправиться туда же, потому что он едва держится на ногах. Но князь отказался, заявив, что покинет судно последним или в крайнем случае вместе с Гвоздевым. Мичман с искренним уважением поклонился и, не обращая на него больше внимания, погрузился в хлопоты. Доверив переправу людей Ермакову, Гвоздев взял с собою Маметкула и Петрова и через всю палубу пошел с ними в каюту застрелившегося лейтенанта.
