В конце июля 1930 года, как вспоминал Портес Хиль, его политическое положение стало невыносимым из-за постоянных атак членов правительства, близко стоявших к Кальесу (Рива Паласио, Монтес де Ока, Пуиг Касауранк).
В этих условиях Портес Хиль не хотел служить вывеской для «хефе максимо», дисциплинируя все еще довольно неоднородную НРП. Опираясь на депутатов из ее числа, он прибирал к рукам Конгресс, который становился центром оппозиции правительству. В палате депутатов ходили упорные слухи о предстоящей отставке президента. Кальист Пуиг Касауранк докладывал Кальесу, что динамичный и амбициозный Портес Хиль превратил НРП в силу, представляющую угрозу для главы государства. В данном случае Кальес решил стать на сторону слабого Ортиса Рубио и сместить Портеса Хиля с поста лидера правящей партии.
Тому ничего не оставалось, как уйти в отставку добровольно. Повод представился после ужасных даже с точки зрения тогдашней мексиканской действительности событий в городке Топилехо, штат Пуэбла, недалеко от столицы. Еще в январе 1930 года, когда Портес Хиль был временным президентом, полиция арестовала в Мехико 18 молодых сторонников Васконселоса. Их подвергли жестоким пыткам, включая симуляцию расстрела, и на армейских грузовиках отвезли в окрестности Топилехо, где заставили выкопать собственные могилы. Затем васконселисты были повешены и в спешке захоронены[198]. 9 марта их могилы случайно обнаружил местный крестьянин.
Странно, что Портес Хиль решил использовать эти события для критики правительства в августе 1930 года. Ведь до этого он привел НРП (которую открыто назвал «правительственной партией) к победе на выборах в Конгресс. 5 октября 1930 года Ортис Рубио неожиданно даже для Кальеса назначил своего человека Эрнандеса Часаро начальником столичного округа, возглавлявшего в Мексике по должности всю полицию. На кальистов это известие произвело эффект разорвавшейся бомбы Портес Хиль предпочел не только сложить полномочия лидера НРП, но и уехать из Мехико в свой родной штат Тамаулипас, видимо, опасаясь за свою жизнь. Из Тампико Портес Хиль попросил Кальеса срочно назначить его послом во Францию. «Хефе максимо» возражать не стал, и в октябре 1930 года Портес Хиль покинул Мексику.
Лидером НРП стал земляк Ортиса Рубио, уроженец штата Мичоакан генерал Ласаро Карденас, отличившийся при подавлении мятежа Эскобара и считавшийся в то время одним из самых преданных «хефе максимо» людей. Тогда Карденас считал Кальеса «главным представителем мексиканской революции». В свою очередь, Кальес полагался на Карденаса, протежируя его армейскую карьеру. Во время октябрьского кризиса 1930 года Карденас писал Кальесу, что только он может разоблачить козни врагов революции и предотвратить катастрофу страны[199]. Через 6 дней после того, как он написал это письмо, Карденас был назначен лидером НРП.
Новый лидер правящей партии заявил, что его задачей является оказание всяческой поддержки президенту республики. Немедленно успокоились и депутаты в палате представителей, выразив готовность работать рука об руку с правительством. Из парламента были удалены «красные» – сторонники Портеса Хиля, которые протестовали против нового соглашения об обслуживании мексиканского внешнего долга, заключенного в июле 1930 года в США. Из названия партийной газеты «Эль Насиональ Революсионарио» убрали последнее слово, и «Национальная» газета стала без удержу славословить «верховного вождя» Кальеса. В стране явно наметился поворот в сторону более консервативной, охранительной политики.
Таким образом, в течение 1930 года Кальес руками Ортиса Рубио добился устранения с политической арены Мексики Портеса Хиля, который стал слишком самостоятельным и вышел из-под контроля верховного вождя революции. Но если кризис осени 1930 года был скорее спровоцированной Кальесом бурей в стакане воды, то в том же году Мексика почувствовала жестокий удар настоящего кризиса – мировой экономической депрессии.
Еще при диктатуре Диаса Мексика превратилась в страну, ориентированную на вывоз минерального сырья и сельскохозяйственных технических культур в США. Революция в этом отношении ничего не изменила. Наоборот, если в последние годы правления Диаса правительство Мексики пыталось переориентировать внешнюю торговлю хотя бы частично на Европу, то при революционных правительствах доминирование американцев в мексиканской экономике стало безусловным, причем многие лидеры революции, включая Обрегона, непосредственным образом участвовали в коммерческих гешефтах с янки.
Пока американская экономика переживала в 20-е годы эру «процветания», рос и объем мексиканской внешней торговли. Все изменилось после краха на нью-йоркской бирже в октябре 1929 года. ВВП США стал сокращаться стремительными темпами, увлекая в пропасть экономику южного соседа.
В 1929 году объем мексиканского экспорта, который практически полностью шел в США, составлял 590 миллионов песо, в 1930 – лишь 459 миллионов. В 1931 году вывоз сократился до 399 миллионов песо[200]. Особенно пострадал экспорт металлов, на который в 1930 году приходилось 323 миллиона песо. Если в 1928 году Мексика вывезла за границу 1972 тонны серебра (по добыче этого металла страна занимала первое место в мире), то в 1930 – только 1837 тонн[201].
Вторым основным источником бюджетных поступлений для мексиканского правительства были добыча и экспорт нефти, которые осуществляли иностранные компании. Добыча «черного золота» сокращалась уже начиная с 1921 года, когда американцы стали интенсивно разрабатывать нефтяные месторождения в других странах, прежде всего в Венесуэле. Кризис, сократив спрос, только усугубил эту неблагоприятную тенденцию. В 1928 году в Мексике было добыто 45 миллионов баррелей сырой нефти, в 1930-м – 40 миллионов, а в 1931 году – 33 миллиона.
Еще более сильный удар мировой кризис нанес по производству цветных металлов, которые ранее охотно потребляло американское автомобилестроение. В 1929 году в Мексике было выплавлено 80 тысяч тонн меди, в 1931-м – уже только 54 тысячи, а в 1932-м (пик кризиса в США) – 35 тысяч.
Резко сократился экспорт свинца: с 248 500 тонн в 1929 году до 118 700 тонн в 1933-м.
В целом в 1929–1932 годах мексиканская внешняя торговля упала на две трети.[202] ВВП Мексики сократился за этот период на 16 %[203]. Причем уже в первый год кризиса – то есть в 1930 году – он упал на 12,5 %. Только спустя пять лет мексиканский ВВП смог вернуться на докризисный уровень.
Это, в свою очередь, не замедлило сказаться на рынке труда: в Мексике стала сильно расти безработица. В 1930 году официально были зарегистрированы 90 тысяч безработных, а годом позже – уже 287 тысяч. В 1932 году работы не имели 340 тысяч мексиканцев. Проблему усугубило то, что США, приняв специальный закон, фактически стали выдворять из страны мексиканских гастарбайтеров. В Мексику из США вернулись 300 тысяч человек.
Но если безработных в промышленности хотя бы регистрировали, то сельскохозяйственных рабочих, лишившихся заработка, вообще никто не считал. Между тем только посевная площадь под важнейшей экспортной культурой – хлопком сократилась с 203 тысяч га в 1928 году до 77 тысяч га в 1932 году[204].
Как ни странно, удар мирового экономического кризиса смягчило то обстоятельство, что мексиканская экономика была еще очень отсталой. Большинство крестьян и ремесленников работали на себя, и лишь немногие – на внутренний рынок. Аграрная реформа, в ходе которой возникло много малоземельных хозяйств, только усилила эту тенденцию. В экспортном секторе экономике 3 % занятых от общего числа промышленных рабочих производили две трети экспортной продукции. К тому же цены на серебро и нефть упали на мировом рынке не так сильно, как стоимость других сырьевых товаров.
Тем не менее падение производства и сокращение занятости естественно вели к снижению реальной заработной платы. Это снижение отмечалось уже начиная с 1927 года, и кризис только усугубил ситуацию. Например, британская нефтяная компания «Мексикэн Игл» («Эль Агила») на своих предприятиях в Тампико снизила зарплату на 20–40 %. Вынуждены были смириться с простоями и сокращением заработной платы и текстильщики Орисабы. В Лагуне, главном центре мексиканского хлопководства, ориентированном на США, в 1931 году было 7397 безработных, а в 1932 году – 13 026[205].
Особенно сильно от кризиса пострадали сельскохозяйственные рабочие. В 1928 году их средняя дневная заработная плата достигла 1,08 песо, но затем начала снижаться и в 1931 году не превышала 0,69 песо.
Первоначально правительство Мексики даже обрадовалось кризису, так как многие думали, что он ограничится чисто финансовой сферой и затронет только западные фондовые биржи. В первой половине 1930 года этот прогноз, казалось, подтверждался. В США ощущалась острая нехватка ликвидности для реальной экономики. Англия прекратила обслуживать свои военные долги по отношению к американским банкам.
