Для принца была жизненно необходима поддержка народа в условиях жесткого прессинга со стороны роялистов. В то время как лидеры роялистов пытались примирить графа Шамбора с принцем Жуанвилем, чтобы сделать возможным слияние двух ветвей, президент дальновидно умножил свои поездки по Франции, в особенности по регионам, имеющим республиканскую репутацию, которые были ему в той или иной степени враждебны. Везде он старался установить нечто вроде связи между народом и властью. Визит в Лион вызывал опасения, так как этот город имел репутацию революционного, к тому же враждебного принцу-претенденту. Однако визит в Лион прошел с большим успехом, и, уезжая, принц основал несколько касс взаимопомощи по выплате пенсий рабочим. В частности, он отметил, что «когда умы взбудоражены идеями социального переворота, народу вменяют в вину гибельные идеи, которые якобы и порождают нищету»{165}. В конце августа он побывал в Эльзасе, где повторился успех в Лионе, а затем посетил Страсбург.
В сентябре президент наносит визиты в регионы на западе Франции, имевшие репутацию консервативных и роялистских. Там он приобретает имидж сторонника твердого порядка и процветания, интересуется жизнью сельских и городских коммун{166}. Турне по Франции имело шумный успех, поскольку Луи-Наполеон сумел убедить республиканцев, которые имели сильные позиции на западе страны, в том, что он является гарантом конституции; а в Нормандии — оплоте консерватизма — его считали защитником порядка. Но чтобы стать президентом во второй раз, необходимо было изменить конституцию, и слово «ревизия» стало лозунгом дня бонапартистов. Была начата петиционная кампания с требованием разрешить переизбрание президента на второй срок.
В самой столице Луи-Наполеон вел активную пропаганду бонапартизма в армейской среде: он посещал казармы, беседовал с офицерами и солдатами и, наконец, раздавал бесплатно вино и сосиски. Эта агитация имела успех, к тому же она сопровождалась кадровыми изменениями в войсках и гражданской администрации: на ключевые позиции в стране расставлялись сочувствующие идеям бонапартизма и лично Луи-Наполеону.
К концу 1850 года принц приобрел новых сторонников среди правящих классов, располагал некоторым необходимым административным персоналом и мог рассчитывать на поддержку администрации. Необходимо было привлечь на свою сторону армию. Хотя она и приветствовала его криками «Да здравствует император!», офицерский корпус относился к нему настороженно{167}. Как ни странно, высшее командование армии не разделяло бонапартистских идей.
Служба в армии для многих из них была семейной традицией, и их целью было служение родине. Впрочем, каждый понимал это по-разному и исходил из собственных убеждений. Эти убеждения были явно не в пользу бонапартизма, хотя идеи, проповедуемые принцем, становились все более и более популярными в армейской среде. Так, занимавшие в армии командные высоты генерал Кавеньяк был республиканцем, генерал Шангарнье легитимистом, а многие просто привыкли служить Орлеанам. Поэтому Флери — доверенное лицо принца — был вынужден отправиться в Алжир вербовать африканских генералов.
После «победоносной» экспедиции против кабилов Сент-Арно был повышен в чине и назначен командиром одной из дивизий парижского гарнизона. Генерал Маньян, усмиритель лионского восстания 15 июня 1849 года, был назначен командующим войсками столицы. Он давно был связан с бонапартистами и замешан еще в булонском заговоре 1840 года. В Париж был переведен и ряд других высших офицеров, либо близких к бонапартистам, либо внушавших им доверие, в частности генерал Маньян, который накануне переворота занял должность командующего войсками столицы.
В это время ключевой фигурой в армии, оплотом и надеждой людей с улицы Пуатье, центром притяжения оппозиции являлся генерал Шангарнье. Он пользовался в армейской среде огромным авторитетом и, вопреки закону, совмещал посты начальника Национальной гвардии и 1-й парижской дивизии. 9 января, не посоветовавшись ни с кем, принц-президент простым росчерком пера отменяет двойное совмещение должностей. Отставка Шангарнье 9 января 1851 года нанесла серьезный удар по планам реставрации монархии, ибо и легитимисты, и орлеанисты рассчитывали на поддержку армии. Как писал Эмиль Оливье: «Смешение… не было со стороны президента прелюдией государственного переворота, замышляемого против Законодательного собрания, но явилось превентивным ответным ударом на подготавливаемый Собранием государственный переворот против него»{168}.
После отставки Шангарнье борьба между президентом и парламентом вступила в новую фазу: она приняла совершенно открытый характер. 12 января 1851 года Луи-Наполеон составил новое министерство, в котором из прежних министров остались только Барош и Фульд. «У Законодательного собрания уходит почва из-под ног», — констатировал в своем дневнике 20 января 1851 года австрийский посланник{169}. Однако Законодательное собрание, почувствовав, что инициатива уходит из рук, выразило недоверие этому министерству. Тогда Луи-Наполеон заменил его другим, составленным из совершенно бесцветных и никому не известных чиновников. Но уже 11 апреля оно было заменено новым министерством с участием бонапартистов Бароша, Фульда, Руэра и бывшего орлеаниста Леона Фоше.
Принц-президент перед лицом разделенного спорами монархического Законодательного собрания начинает кампанию по отмене 45-й статьи конституции, запрещающей избрание президента страны на второй срок. По закону в 1851 году ревизия была возможной, если бы Собрание проголосовало за отмену статьи большинством в три четверти голосов. Отныне президент хотел только одного — конституции, которая позволила бы ему быть переизбранным на второй срок. Весной 1851 года кампания с требованиями пересмотра конституции вновь набрала обороты, и теперь префекты организовывали общественные петиции в пользу пересмотра. Из провинции тысячами стали прибывать петиции с требованием пересмотра конституции. Провинция с ужасом ожидала выборов 1852 года, поскольку повсюду боялись победы социалистов. Так, на юге страны бонапартистская пропаганда привела к требованию отмены закона от 31 мая 1850 года, в то время как в других районах страны мнения разделились: одни требовали отмены статьи о непереизбрании, другие говорили о том, чтобы в качестве исключения разрешить Луи-Наполеону баллотироваться на второй срок. В результате было собрано около полутора миллионов подписей в пользу ревизии, главным образом в Шампани, Лоррене, Нормандии и Аквитании{170}.
Невозможно было представить, что монархисты собственными руками уничтожат все шансы на избрание своих кандидатов в 1852 году. Новым явлением в политической жизни страны явилось оживление орлеанистов, которые надеялись выдвинуть кандидатуру принца Жуанвиля на предстоящих в 1852 году президентских выборах. В свою очередь, легитимисты заняли сдержанную позицию в отношении орлеанистов, открыто высказывавших свои претензии на власть. Так, газета «Ордр» протестовала против молчаливого согласия легитимистов и людей из Елисейского дворца против Орлеанского семейства. В ней в номере от 12 августа 1851 года была опубликована статья графа Шамбора, в которой утверждалось, что «принц (Жуанвиль. — Прим. авт.) никогда не забывал Францию»{171}. Что касается республиканцев, то умеренные склонялись к ревизии, тогда как левые ее отвергали.
Сам президент, разъезжавший в это время по стране с предвыборной агитацией, в речи от 1 июня 1851 года в Дижоне прямо указывал на политические маневры враждебных ему групп. Он сказал: «Франция не хочет ни возврата к «старому порядку», какова бы ни была форма режима, его скрывающего, ни воплощения гибельных и ужасных утопий. Я противник и тех и других. Поэтому Франция оказала мне поддержку». Далее он говорил о враждебной позиции Законодательного собрания, которая связывает ему руки и не дает «творить добро». В то время, как вся страна требует пересмотра конституции, чтобы предоставить возможность Луи-Наполеону быть избранным на второй срок, Законодательное собрание остается глухо к требованиям страны и плетет свои интриги. Заканчивает он свою речь эффектным обращением: «Каковы бы ни были задачи, поставленные передо мной страной, я выполню ее волю; и поверьте мне, господа, страна не пропадет в моих руках»{172}.
При обсуждении проекта пересмотра конституции в Законодательном собрании рубеж в две трети голосов не был преодолен, что означало отказ от пересмотра конституции в пользу принца. С этого момента начинается фаза подготовки государственного переворота, так как путей для легального решения конфликта между Собранием и президентом больше не было. Теперь конфликт между двумя ветвями власти можно было решить только силой. Морни, Персиньи, да и все остальное окружение принца подталкивали его к этому в течение долгого времени{173}. В августе 1851 года во время прений в Законодательном собрании по поводу изменения конституции принц-президент признался Морни, что переворот является единственным средством выхода из политического и законодательного тупика: «Я полностью присоединяюсь к вашему мнению, — говорил он Морни. — Я думаю об этом серьезно». Но Карлье, префект полиции, был неуверен; Маньян, командующий Национальной гвардией, не хотел брать на себя ответственность. К тому же генерал Сент-Арно, который недавно стал командующим парижским гарнизоном, считал, что в то время, когда депутаты будут находиться в своих избирательных округах, подобная операция означает «подвергнуть себя риску получить очаги сопротивления во всех департаментах»{174}.
