Понятно, что вся эта история является вымыслом средневекового автора, однако в словах, вложенных хронистом в уста короля алеманов, вполне возможно отразились древние западнославянские представления о власти некого женского божества над тремя сферами мироздания по вертикали. Весьма показательно, что в качестве первой стихии, владычество над которой король германцев признавал за Вандой, выступает именно море, а не земля, что роднит польскую традицию с новгородской, в которой название Неревского конца также указывает на водную стихию. Кроме того, некоторые знатные польские фамилии, в том числе и род Корабиев, также возводили свое происхождение к вандалам{203}. Утверждение автора о том, что не только поляки, но и их славянские соседи стали называться вандалитами, весьма показательно. Поскольку во время создания этой хроники ни чехи, ни жители Древнерусского государства не связывали свое происхождение с вандалами, следовательно, этими соседями поляков были покоренные Германией западнославянские племена, что дает нам указание для более точной датировки мекленбурских генеалогий.
Наконец, отголоски предания о какой-то связи вандалов со славянами встречается нам на севере Руси. Общерусская традиция не знает этого мотива, однако Иоакимовская летопись сообщает следующее о далеком предшественнике Гостомысла: «И бе князь Вандал, владая славянами, ходя всюду на север, восток и запад морем и землею, многи земли на вскрай моря повоева и народы себе покоря, возвратися во град Великий. По сем Вандал послал на запад подвластных своих князей и свойственников Гардорика и Гунигара с великими войски славян, руси и чуди. И сии шедше, многи земли повоевав, не возвратишася. А Вандал разгневайся на ня, вся земли их от моря до моря себе покори и сыновом своим вдаде. Он имел три сына: Избора, Владимира и Столпосвята. Каждому из них построй по единому граду, и в их имяна нарече, и всю землю им разделя, сам пребывал во Велице граде лета многа и в старости глубоце умре, а по себе Избору град Великий и братию его во власть предаст»{204}.
Понятно, что и этот эпизод, если понимать его буквально, является вымыслом летописца, однако весьма интересно, что дети Вандала в Иоакимовской летописи носят славянские имена, что роднит ее с мекленбургскими генеалогиями, а сам Вандал рассматривается как отдаленный предшественник новгородского старейшины Гостомысла. Каких-либо политических мотивов придумывать подобный сюжет у русского летописца не было, да и сам Новгород, в отличие от западных славян, не был втянут в политическую систему Германской империи. Поскольку ни по сути, ни по форме данное предание не имеет ничего общего ни с мекленбургским, ни с польским, говорить о прямом заимствовании данного текста у западных славян также не представляется возможным. В силу всего этого можно предположить, что данный пассаж Иоакимовской летописи является смутным отголоском каких-то действительных контактов предков ильменских словен с вандалами.
Как легко может убедиться читатель, все три славянские традиции, говорящие о каких-то связях этих племен с вандалами, не связаны друг с другом текстологически. В них нет ни общих сюжетов, ни одинаковых имен, и это обстоятельство не позволяет высказывать предположение о влиянии одного источника на другой. Если для мекленбургской и польской традиций мы еще можем предположить политическую заинтересованность в выдумывании этих сюжетов, то подобное объяснение совершенно не подходит к новгородской традиции. Единственное, что объединяет все эти три источника, так это указание на связь с вандалами в древние времена да расположение создавших их славянских народов близ Балтийского моря.
Поскольку отождествление венедов с вандалами начинается уже в Средние века, можно предположить, что между двумя племенами действительно существовали какие-то контакты, более поздним отражением которых и стали рассмотренные летописные и генеалогические сюжеты. В пользу наличия этих контактов говорит и одно интересное совпадение. Иордан следующим образом описывает завещание вандальского короля Гейзериха: «Перед кончиной призвал он ряд своих сыновей и приказал им, чтобы не было между ними борьбы в домогательстве власти, но чтобы каждый по порядку и по степени своей, в случае если переживет другого, т.е. старейшего, чем он, становился наследником; а за ним шел бы следующий»{205}.
Для германцев, которые, согласно Тациту, выбирали своих царей, данный порядок наследования был необычен, но он весьма напоминает «лествичную» систему перехода киевского престола в Древней Руси. Однако Гейзерих умер в Африке в 477 г. и, следовательно, между двумя системами наследства лежит не только территориальная, но и временная пропасть более чем в пятьсот лет. Поскольку королевство вандалов в Африке было вскоре уничтожено, после чего этот народ исчез с лица земли, то никаких прямых контактов между ним и Русью в последующий период быть не могло. Тем не менее подобный порядок престолонаследования был достаточно редок в Средневековье, что приводило к самым неожиданным гипотезам по поводу происхождения древнерусской «лествичной» системы. Единственно возможное объяснение подобного сходства состоит в том, что данная система передачи власти в роду существовала у вандалов еще в период их контактов со славянами, до того, как они начали свое движение на юг, а Гейзерих впоследствии просто закрепил уже существовавший обычай. В.И. Меркулов обратил внимание, что Мекленбургский дипломатический инвентарий 1760 г. также начинается с упоминания завещания этого вандальского короля о порядке наследования{206}. Об укорененности такой системы в западнославянских землях свидетельствует «Хроника» польского епископа Кадлубка, отмечавшего, что у балтийских славян княжеская власть принадлежала старшему по рождению{207}. Это также свидетельствует в пользу ранних славяно-вандальских контактов, в ходе которых и могло происходить как заимствование имен, так и системы передачи власти в правящей династии.
Следы ранних контактов отразились и в имени другого вандальского вождя. При описании событий 169–170 гг. н.э. Дион Кассий упоминает асдингов, одну из частей племени вандалов: «Асдинги, которыми предводительствовали Раус (Рабе, Raus в английском переводе) и Рапт, пришли в Дакию в надежде там поселиться и получить за союз деньги и область»{208}. Имя первого вождя вандалов весьма точно совпадает с топонимикой бывшей Югославии, которую мы рассмотрели выше в связи с переселением части рутиклеев-русичей вместе с готами от берегов Балтики на берега Адриатики. Мысль о том, что один из первых королей вандалов, известный нам по письменным источникам, если и не был русом, то мог как-то с ними быть связан, на первый взгляд может показаться невероятной. Однако она окажется не столь необычной, если мы обратимся к типологически схожему примеру готов, один из двух королевских родов которых носил название Балты. Даже если предположение X. Вольфрама о том, «что Балты были именно балтами»{209} и выглядит достаточно смелым, однако данный факт явно показывает наличие каких-то балто-готских контактов на уровне правящих династий. Равным образом и имя бургундского короля Гунтера-Гуннара указывает не на его гуннское происхождение в буквальном смысле, а лишь на наличие контактов между обоими племенами. Таким образом, имена предводителей варварских племен в эпоху Великого переселения народов отражали различные межплеменные связи, и в этом контексте в существовании русско-вандальских контактов нет ничего необычного.
Следует также отметить что, по мнению ряда археологов, вандалам соответствует часть пшеворскои культуры, непосредственно граничившей с оксывской. Саму пшеворскую культуру многие специалисты считают полиэтничной, отмечая в ней славянские, германские и, возможно, кельтские элементы. Г.И. Диснер указывает, что первоначально вандалы жили в Норвегии и Северной Ютландии, причем к числу мест их обитания во II в. до н.э. он относит область Вендсюссель, отмечая, что мыс Скаген ранее назывался Вандильскаги{210}. Однако вендами, как уже отмечалось ранее, германцы называли славян. Из Ютландии вандалы через земли современной Германии впоследствии продвинулись на территорию современной Польши, а затем устремились к границам Римской империи. Однако на одной из ранних стадий данного маршрута вандалы попали в поле зрения одного античного автора, и его свидетельство, которое будет рассмотрено нами в следующей главе, при сопоставлении с другими известными нам фактами вновь говорит в пользу наличия весьма ранних контактов какой-то части русов с вандалами.
Глава 8.
ВАРНЫ И АНГЛЫ, ИЛИ ЕЩЕ ОДИН АСПЕКТ РУССКО-ВАНДАЛЬСКИХ СВЯЗЕЙ
