Если это и преувеличение, то не очень большое, потому что экспедиция Коцебу в 1819 году находила по беглому англичанину на каждом из посещенных ею островов Маркизского архипелага, а на острове Нуку–Хива так даже двоих — англичанина и француза.
Вообще–то Паддон известен как раз гуманным обращением с матросами, но служить он начинал в английском флоте, и произвести на него впечатление было непросто…
А это ведь идет речь о временах, когда флот все–таки «не оставлялся монаршей милостью», когда флот подпитывали финансово, за злоупотребления можно было и поплатиться. Но стоило умереть Петру, для которого флот был и остался любимой игрушкой, — не стало даже и этого.
В России вообще–то считалось, что флот существует — ведь гнило же что–то там на рейде, торчали борта и мачты над серой балтийской водою. Но так считалось чисто теоретически, потому что задач, для которых флот действительно необходим, у государства Российского попросту не было. Вот когда такие задачи появились, когда в эпоху «матушки Екатерины» появилась насущная задача послать флот в Средиземное море и тревожить там турок, — оказалось, что флота в России практически нет.
Придворные Екатерины привыкли считать самих себя изнеженными и живущими в холе и в цивилизации — по сравнению с суровыми временами основателя Российской империи, Петра. Но именно они, эти изнеженные франты в кружевных рубашках и говорившие по–французски почти без акцента, создали флот, по сути дела, из ничего.
К началу XIX века сложились морские традиции Российской империи. Важную роль в этих традициях играли выходцы из Костромской губернии, в которую когда–то, еще при Иване III, переселяли («переводили») новгородское дворянство. Прошло три века, и потомки русских (но не московитских) мореходов дали миру Невельского, Лисянского, род Бутаковых и многих–многих других. Другой группой морских офицеров стали в Российской империи прибалтийские немцы, «трофейные иностранцы» (Литке, Врангель, Крузенштерн, Коцебу). Так все и вернулось на круги своя…
РЕФОРМА ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ
Со страниц множества книг звучит рефрен: «Пётр создал новые государственные учреждения! Пётр отменил прежнюю систему управления!»
Но в первые годы правления Петра он и не думал ничего менять. Страна жила, управляемая все теми же приказами и приказными, под все той же Боярской думой. В 1705 году в Москве было 17 бояр, 17 окольничьих, 1 думный дворянин (наш старый знакомый — Никита Моисеевич Зотов), 3 думных дьяка. Боярская дума никогда не была отменена Петром и вымерла в самом буквальном смысле — от старости: Пётр не жаловал новые думные чины, и по мере смерти прежних думных людей некому было занять их место. Но, по крайней мере, до 1704 года Дума регулярно собиралась, и именно она управляла государством в отсутствие царя (а он постоянно отсутствовал).
В числе всех прочих дел, в 1700 году боярам велено соотнести Уложение 1649 года с новыми указами и включить указы в Уложение…
В 1704 году велено в отсутствие царя править не Боярской думе, а «конзилии министров», причем под «министрами» подразумеваются главы самых важных ведомств.
Точно так же городами управлять должен был Главный магистрат, а арестованных Пётр приказывает доставлять в Московскую ратушу — но, конечно же, на практике это оказывается обычнейшая съезжая изба. Так Том Соейер, играя в освобождение принцев и герцогов, называл кирку ножом, а бревенчатую избу в штате Миссисипи — дворцом. Не верь ушам своим…
О заседаниях Боярской думы с 1704 года не упоминается, но совершенно непонятно, исчезла она или нет? Если нет, то с введением «конзилии министров» Боярская дума вовсе не упраздняется, и становится окончательно непонятно, кто же должен управлять страной? Какой из двух органов власти?
В 1711 году, собираясь в приснопамятный Прутский поход, Пётр создает новый орган власти — Сенат. 9 сенаторов во главе с обер–секретарем назначались Петром из высших чиновников «первых трех рангов»,
До 1718 года (то есть большую часть времени правления Петра) по–прежнему работали приказы. Их реформируют, водят новые. В 1701 году Иноземный и Рейтарский приказы сливаются в один приказ Военных дел. Возникли Монастырский, Артиллерийских дел, Рудокопный, Провиантский, Морской приказы. То есть никто не отменял приказов, речь идет только о разрастании уже существующей бюрократии.
В 1718 году Пётр заводит новые органы — 9, позже 12 коллегий. Три из них — Иностранная, Адмиралтейская и Военная — сразу же выделены и названы «первейшими». Сам он так определяет, что же такое — коллегия:
«…собрания многих персон… в которых президенты или председатели не такую мочь имеют, как старые судьи — делали, что хотели».
Теоретически все дела должны были решаться в коллегиях общим обсуждением, и у всех был равный голос, только у президента, если мнения разойдутся, голос был решающий.
Представление, что «на смену приказам пришли коллегии» (Юрганов А.Л., Кацва Л.А. История России XVI—XVIII вв. М., 1996. С. 266) и что приказы попросту исчезли, неверно. Приказы, во всяком случае, пережили Петра, а Сибирский приказ сохранялся до 1763 года.
Сенат по своим функциям решительно ничем не отличается от Боярской думы, но вот по социальному составу — отличается, и не в лучшую сторону. В Боярскую думу попадали или «по великой породе», владельцы вотчин, материально независимые от царя, или сделавшие карьеру чиновники. Теперь — только сделавшие карьеру чиновники.
Уж конечно, этот Сенат ничего не имеет общего с Сенатом Древнего Рима, в котором заседали богатейшие люди Римской республики и империи, ограничивая власть даже самых распоясавшихся цезарей. Как ему свойственно, Пётр дал громкое историческое название органу, устроенному совершенно по–другому, нежели римский Сенат.
Другой пример того же самого — громкое название «кумпанств» для объединений, которые должны были строить корабли Черноморского флота.
Ну и что тут общего с «компаниями» западных купцов?
Так же и коллегии — Пётр взял это слово у Лейбница, который называл «коллегиями» высшие органы правления в своем идеальном государстве, что–то вроде министерств. Что же касается реальных петровских коллегий, то они не только не лучше — они во многих отношениях хуже приказов.
А местное управление? В 1707—1710 годах созданы губернии: Московская, Смоленская, Киевская, Азовская, Казанская, Архангельская, Нижегородская, Астраханекая, Сибирская. Прежние уезды складывались постепенно, исторически. Губернии вводились для нужд содержания армии и для удобства управления. В 1711 году все полки расписаны по губерниям. Губернии должны теперь содержать полки, которые назывались по «шефствующим» губерниям: Казанский полк, Смоленский полк и так далее.
Управлять каждой из громадных губерний было очень трудно, чиновничий аппарат разрастался чрезвычайно. В допетровской Руси хотя бы чиновников на местах было не очень много. А тут их появились буквально полчища.
Система территориального деления была списана со шведской, но, как разъяснил Пётр, «а которые пункты в шведском регламенте неудобны, или с сетуациею сего государства несходны, и оные ставить по своему рассуждению».
У сенаторов оказалось своеобразное представление, какие пункты наиболее неудобны; губернии разделили на 50 провинций, а провинции на уезды и на дистрикты (плодя новые толпы чиновников). Неудобным же «пунктом» оказался низовой элемент шведской административной системы: кирхшпиль, то есть приход. Руководил им пастор при участии выборных от прихожан. А уж чего–чего, самоуправления чиновники допускать не собирались.
«Всякие наряды и посылки бывают по указам от городов, а не от церквей, к тому и в уезде ис крестьянства умных людей нет», — так и говорилось в соответствующем постановлении Сената.
Московская Русь знала сложные формы самоуправления. В конце XVII века всей громадной страной управляли от силы 10 тысяч чиновников. Остальную работу брали на себя выборные из общин. Приходится признать — губернская реформа Петра «прогрессивна» только по названиям. Она — шаг назад, к бюрократии и деспотии. То есть, ясное дело, красивые иностранные слова «губерния» и «дистрикт» звучат куда лучше старорежимных и отсталых «волости» или «уезда»! Во всем же остальном — шаг назад, как и с коллегиями.
Интересно, что в современной Республике Польша территория делится на воеводства, а стоит во главе воеводств — воевода. Есть даже такой латино–славянский фонетический уродец, как вице–воевода, то есть заместитель воеводы. Трудно отрицать, что Польша — государство вполне современное и вполне европейское. Странным образом, сохранение исторического названия для административных единиц этому не помешало. А России как–то и «дистрикты» не особенно помогли.
Введение Петром особой «духовной коллегии» официозным историкам прошлого века приходилось оправдывать разложением и полным упадком духовенства перед Петром. С.М. Соловьев тратит несколько страниц текста, чтобы описать всю бездну падения духовных лиц, и буквально полстраницы — на описания самих действий Петра, впадая в этом месте в скороговорку.
