Когда же ВВС республики нанесли бомбардировщикам заметный урон в дневных боях, те перешли к ночным налетам.
Все бомбовые рекорды Первой мировой с ее эпизодическими налетами на Париж и Лондон были побиты. Трое суток в Мадриде стоял гром взрывов, треск пламени и звон бьющихся оконных стекол. Ревели сирены пожарных машин, угрожающе росло количество бездомных и душевнобольных. 16 ноября было ранено и убито свыше 500 человек, 19-го — более 1000. Среди раненых оказались три британских дипломата. Один из них во время перевязки сказал репортерам:
«Ночные бомбардировки центральной части открытого города — отвратительное преступление».
Сочувствовавший мадридцам Луи Делапре писал:
«Христос сказал: „Отец, прости их, ибо не ведают, что творят. Но в данном случае их никто не простит, ибо они прекрасно ведают, что творят“».
Однако вся официальная Европа продолжала придерживаться политики «невмешательства». Аккредитованные в Мадриде послы и поверенные в делах Франции и Англии опубликовали ноту протеста против воздушных налетов, в которой звучали фразы: «беззащитное население», «ужасы бомбежек», «принципы человечности». Но нота была направлена не правительству Франко в Бургос и даже не в штаб-квартиру Лиги Наций в Женеве, а лишь в редакции мадридских газет.
За три дня было разрушено до ста зданий и пострадало еще несколько десятков. Бомбы поразили старинный дворец герцога Альбы, превращенный в музей, сгорел крупнейший рынок на площади Кармен, пострадала «Телефоника» — двадцатиэтажное здание центральной телефонной станции, превратилось в руины несколько медицинских центров.
В середине месяца в Мадрид с Арагонского фронта прибыло неожиданное подкрепление — хорошо оснащенная анархистская колонна Дуррути из 4000 человек. Ее приход говорил о многом.
Со стороны лидеров ФАИ появление колонны в Мадриде было платой за их допуск в министерские кресла. Так и не взявшему Сарагоссу Буэнавентуре Дуррути дорого дался этот шаг. На помощь «коммунистическому» Мадриду он двинулся вопреки прямому запрету оппозиционно настроенного «совета обороны Арагона». В Мадриде Дуррути — ранее непримиримый критик советских порядков — единственным из анархистских командиров принял к себе в колонну военного советника из СССР.
Его действия поддержали видные анархисты — ставшие министрами Гарсиа Оливер и Федерика Монсени. Казалось, испанские анархисты отступают от завещанных Бакуниным и Штирнером догматов о враждебности к государству и партиям. Но это было очередной иллюзией.
Анархисты-арагонцы и каталонцы, уже два месяца «делавшие революцию», а не воевавшие, были тем не менее уверены в успехе. Они сразу потребовали себе отдельный участок фронта, «чтобы другие партии не приписали себе их заслуги» и безапелляционно заявляли, что спасут столицу, а затем вернутся в Арагон и пойдут на Бургос. Но, оказавшись в «мадридском пекле», встретившись с марокканцами и побывав под артогнем, они стали утрачивать тягу к борьбе. Кроме того, в Хунте обороны Мадрида, где был всего один анархист — тяжело болевший после фронтового ранения Пестанья, добрая воля арагонцев не нашла должного отклика. Хунта не поставила их на довольствие и не снабжала, а собственного интендантства привыкшие все отбирать у населения анархисты не имели. Грабить же прифронтовые, полуразрушенные западные окраины столицы было бесполезно. В итоге уже 17 ноября арагонцы отказались наступать и большинством голосов потребовали перевода в тыл.
На митинговавших анархистов генерал Варела вскоре обрушил удар «Легиона Кондора» и Иностранного легиона. Националисты отбросили колонну Дуррути, переправились через Манса-нарес и овладели Университетским городком. В республиканской обороне образовалась опасная прореха.
Через обнаженный Университетский городок Иностранный легион беспрепятственно хлынул в пределы столицы, вторично вызвав в ней панику. Марокканцы одним броском с боем прошли в глубь городских кварталов более километра, упорно пробиваясь к площади Испании. На передовую срочно приехал Миаха. Его нередко обвиняли в ограниченности, пассивности, тщеславии и даже во внешнем сходстве с совой, но в этот день ему суждено было стать единственным испанским генералом, сражавшимся в гуще рядовых дружинников. «Трусы! — кричал он растерянным бойцам. — Не сметь отступать! Умрите вместе с вашим генералом!» Подоспевшие интербригады уничтожили авангард националистов, не допустив его к площади, и отбросили его остатки за пределы городской черты.
В Университетском городке несколько дней шло настоящее побоище. Борьба, как позже в Сталинграде, шла за каждый этаж, каждую лестницу, каждую комнату. Гранатные схватки перемежались с рукопашными. Стрельба и брань с обеих сторон не прекращались даже ночью. Применялись самые неожиданные тактические приемы.
Так, немцы, саперы 12-й интербригады, с поистине тевтонским хладнокровием набили взрывчаткой с подожженным бикфордовым шнуром лифт и отправили его этажом выше. Взрыв нанес большие потери засевшим наверху марокканцам. Детище Республики — отстроенный перед самой войной город полностью превратился в развалины…
Мадридцы в ходе боев локализовали прорыв и затем старались сбросить неприятеля в Мансанарес. Интербригады атаковали по пять-шесть раз в день. Но войска Ягуэ, всегда отличавшиеся хорошей выучкой, хотя и голодали, но держались стойко и не оставляли своих позиций. Их удалось выбить только с территории отдельных факультетов. «Клин Ягуэ» так и не удалось ликвидировать.
К 23 ноября фронт замер. Университетский городок и Каса-дель-Кампо оказались разделены между противниками. Шесть факультетов Университетского городка и большую часть парка удерживали националисты, три факультета и меньшую часть Каса-дель-Кампо — республиканцы. Карабанчель почти целиком остался за националистами, Западный парк — за республиканцами.
Возмущенный Дуррути, которому пришлось выслушать гневные упреки Миахи и его соратников, попытался двинуть колонну в наступление на другом участке фронта — в Западном парке. Но 20 ноября голодные анархисты снова отступили. Пытавшийся остановить их криками «Назад! Вы позорите ФАИ!», Буэнавентура Дуррути был смертельно ранен и скончался на следующий день.
По официальному сообщению, крупнейшего деятеля испанского анархизма сразил …«нечаянный выстрел» из его собственной винтовки или из винтовки его телохранителя. По неофициальной, но распространенной версии, выстрел был умышленным — Дуррути сознательно застрелили «бесконтрольные» анархисты. Такое мнение разделял, в частности, хорошо осведомленный наблюдатель событий Эрнест Хемингуэй.
«Дуррути был застрелен во имя славной „организованной недисциплинированности“, убит своими за то, что он хотел, чтобы они атаковали», — с горечью написал он в романе «По ком звонит колокол».
Буэнавентуру Дуррути торжественно хоронили в Барселоне. Похоронную процессию составляли не менее 200 000 человек. Поэты-анархисты пылко обещали появление «легионов новых Дуррути». Подобным прогнозам не суждено было сбыться. Равноценной замены отважному и авторитетному Дуррути, в тяжелые моменты заставлявшему повиноваться (без расстрелов и штрафбатов) отпетых уголовников, у испанского анархизма не нашлось.
Колонну же Дуррути, лишившуюся после гибели вождя остатков боеспособности, Хунта обороны отвела в тыл, где анархистов разоружили. Почти все они беспрепятственно отправились обратно в Арагон и Каталонию, вместо них в столицу прибыли новые пополнения — коммунистические и социалистические колонны с Гвадаррамского фронта и из Каталонии, колонна военных моряков из Картахены. Продолжала поступать советская военная техника, шла продовольственная помощь из Западной Европы, особенно из Франции.
23 ноября, когда Центральный фронт застыл в окровавленных окопах, в Хетафе состоялось совещание высшего командования националистов с участием Франко, Молы и Варелы. Настроение было мрачным. Вожди «крестового похода» констатировали полный крах фронтальных атак Мадрида. Согласованный в августе стратегический план завершился полным крахом. Каудильо приказал Моле возвращаться в Памплону командовать Северным фронтом, а заносчивого Варелу отправил в отпуск. Командование Центральным фронтом перешло к верному франкисту — безынициативному генералу Саликету. Он получил новые указания: обойти и окружить столицу.
25 ноября националисты нанесли последний удар по всей линии Центрального фронта. Сильно поредевшая Африканская армия еще раз попыталась преодолеть Мансанарес. Ничего, кроме дополнительных потерь, ей это не принесло, оборона неприятеля уже была прочно спаяна. Затем Саликет получил сведения о готовящемся нападении республиканской пехоты на Талаверу. Националисты перешли к обороне.
