Подростки учились на мелководье ловить рыбу корзиной цилиндрической формы с крышкой-ловушкой. В качестве приманки туда клали мякоть кокосового ореха, комок водорослей или раков-отшельников. Такими корзинами перегораживали пролив между рифами и брали рыбы ровно столько, сколько было необходимо для пропитания, а остальную выпускали обратно в море.
Женщинам не полагалось смотреть на мужчин, выходивших в море. Пока пироги вновь не вытаскивали на песок, они отворачивались от лагуны или набрасывали на лицо платок. Зато в полнолуние устраивалось празднество, в котором участвовали и девушки. С началом отлива дозорные забирались на пальмы, окаймляющие лагуну. Как только их острый глаз замечал в ппозрачной воде косяк рыбы, они подавали сигнал. Юноши и девушки, встав полукругом, гнали рыбу к берегу.
Загонщики шли с веселыми криками и пением, хлопая по воде ветками и циновками. Начиналась большая охота. Все от мала до велика заходили в воду и хватали рыбу голыми руками. Старые и молодые, мужчины и женшины наполняли рыбой корзины, шляпы, передники. Праздник затягивался далеко за полночь и продолжался при свете факелов. Девушки снимали юбки и пользовались ими как сетями. Юноши стрелой уносились на пирогах в лагуну, размахивая факелами, чтобы привлечь летающих рыб. Те выскакивали из воды на свет, и их на лету ловили сетями.
— Видишь наш дом, сын мой? Он сделан из американских материалов. Деды и отцы чувствовали бы себя в нем неуютно. Американы говорят, что их постройки долговечнее наших. Но в них нет спасения в жару, а вот кровля и стены из сухих листьев пандануса хорошо сохраняют прохладу.
Каждый год семейство строило себе новый дом. Он строился неделю, а на седьмой день все участвовавшие в работах приглашались отпраздновать новоселье.
В день пятнадцатилетия отец дал Томаки подержать (это считалось большой честью) изготовленные из костей и раковин инструменты, которые иройдж хранил в сундуке: шило из акульего зуба — им пользовался дед — и коралловый скребок — бабка чистила им клубни таро. А потом появились японцы и американцы и привезли инструменты, сделанные на фабриках.
Джуда постепенно обучал Томаки сложной науке управления общиной. Сам он очень исхудал, им овладевали приступы внезапной слабости — какой-то скрытый недуг точил его. Иройдж страстно желал привить детям, родившимся в изгнании, любовь к родной земле. И так уже некоторые обычаи исчезли под влиянием немецких пасторов и военной оккупации.
Все меньше людей понимали тайный смысл ритуальных обрядов. Следует ли учить ему Томаки и сыновей других алабов? Да. Хотя бы для того, чтобы они могли отправлять культ «Ламорена» — земли предков: бикиниец со дня рождения и до самой смерти должен хранить верность своему острову. Дети достаточно хлебнули и трудностей кочевой жизни, и протестантского пуританства; они растут в окружении дешевых фабричных поделок. Но они должны знать свою историю, свое происхождение и не думать, что прошлое ушло безвозвратно.
Джуда и члены совета, беседуя с подростками, каждый раз сравнивали Кили с Бикини: там, на севере, в 800 километрах отсюда, лежит самая прекрасная на свете земля, корона зеленых островов. Создатель пролил над ней слезу умиления — иначе не объяснишь по* явление столь чистой и прозрачной лагуны.
По воскресеньям хор девушек пел гимн возвращения:
«Мне грезится родимый остров…»
Голоса, подхватывающие припев, то подымались, то затихали волной неизбывной грусти. На эту волну садились птицы, издавая гортанный клекот, похожий на рыдания. Псалом разбивался о тюремную стену из рифов вокруг Кили!
«Всевышний дал нам землю,
Изготовил остров для жилья».
Вдохновленный вечерними рассказами старших и воскресными песнопениями, Томаки умудрился сделать макет Ламорена — клочка земли в океане, ради которого стоило сражаться и даже умереть. Он выводил на песке очертания короны, разноцветными ракушками помечал расположение островков. Бикини — центр жизни — символизировал большой плоский камень. Томаки украшал его белыми и розовыми лепестками, травинками, словно кондитер, колдующий над праздничным тортом. Он разделил камень на ряд полосок:
— Это семейные наделы, — пояснял сын иройджа своим приятелям. — Там, на Бикини, межи отмечены краснолистым кустарником или насечками на стволах кокосовых пальм.
В сумерках подростки входят по пояс в темное море. На девушках лишь коралловые бусы. Каждая бусинка символизирует один из 27 островков Ламорена. Вода обтекает их тела и поднимает бусы, когда они приседают. Ореховые скорлупки, которые они пускают, отправляются в плавание на далекий атолл, а девушки становятся хранительницами надежды. Эти вечерние купания не что иное, как ритуал.
— Вместе с этими бусинками мы каждый вечер плывем к Ламорену. Когда ночь окутывает Кили, мы видим вдали Бикини. Мы входим в его царство. Тени умерших предков слегка касаются нас, узнавая своих. Мы принадлежим им.
Корани натягивает платье на мокрое тело и начинает медленно расчесывать длинные волосы.
— Идите, я догоню вас, — говорит она подругам.
Игоши, притаившись на дереве, ждет, пока остальные девушки скроются из виду. Грациозные движения Корани вызывают у него в душе бурю восторга. «Корани, ты — гибкая пальма на берегу, пока я был еле заметным бризом, ты оставалась равнодушной. Я — ветep, что дует с моря, и ты отвечаешь мне легким покачиванием. Я — гроза, и ты начинаешь слегка танцевать. Я дую сильней, ты гордо отвешиваешь мне поклон и снова беспечно трепещешь листьями».
Он навсегда запомнит тот вечер, когда она впервые танцевала для него одного на берегу океана в свете угасавшего дня.
Девушка подходит к деревьям и замечает качающуюся ветку. Это условный знак. Игоши сидит на самом верху кокосовой пальмы. Он помогает ей забраться к нему. Здесь, в зеленом тайнике — их укромное место. Правда, все знают о нем, но делают вид, что им ничего не известно.
Парень осторожно двумя пальцами берет кусочек коралла из ожерелья своей невесты.
— Обошел полный круг, — шепчет он ей на ухо.
При каждой встрече Игоши касался очередной бусины, называя имя одного из островов Ламорена. Сегодня он закончил перебирать волшебное ожерелье. Корани делает вид, что не понимает смысла ритуала. Этой ночью свершится…
Нареченный испросил руки Корани у ее отца и дядей. Семейство, согласно обычаю, не ответило претенденту ни да, ни нет.
Пастор, ложащийся спать последним на острове, задул наконец керосиновую лампу. Дождь лил как из ведра. Неслышная тень проскользнула в дом, где духи бдительно охраняли Корани.
Гость перешагнул через спящих на циновках родственников. Девушка открыла глаза. Мокрой ладонью он прикрыл ей рот. Она дала себя «выкрасть» без малейшего сопротивления. Игоши соблюдал правила игры. Он отнес невесту в дом своего лучшего друга — тот занял место Игоши в семейной хижине.
— Если бы мы жили на Бикини, — шепчет похититель, гладя волосы Корани, — я спустил бы на воду пирогу. Ты бы закрыла голову циновкой, чтобы не видеть, куда я везу тебя. Мы бы пристали к маленькому островку, куда увозят похищенных невест. Наши отцы построили там хижину. Старший брат моей матери рассказывал мне, как все это происходило у них там. Они питались птичьими яйцами и плодами. Если невеста соглашалась выйти замуж, она отбрасывала циновку и с открытым лицом возвращалась на пироге жениха в селение.
Наутро родственники девушки весело здоровались с членами семьи жениха. И только братья делали вид, что гневались, и хмуро бродили вокруг дома похитителя. Невесте полагалось три дня не появляться на людях.
По истечении этого срока молодожены в полдень рука об руку проходят по центральной аллее деревни, объявляя всем и каждому:
— Мы хотим жить вместе!
А вскоре после этого празднуется свадьба.
Если же они расходятся порознь из дома, где провели три дня и три ночи, обе семьи с пониманием относятся к их решению. Девушка возвращается в отчий дом, и другой претендент волен испытать свою судьбу, когда минуют три луны.
Чтобы завоевать сердце красавицы Корани, Игоши последовал совету деревенского шута Джосии. Он дал ей выпить настойку трав с джекаро — пивом, которое готовится из сока цветущих растений. А потом позвал в укрытие на дереве. Корани согласилась, забросив волшебные бусы как можно дальше в рифы. Игоши нырнул, чтобы набрать кусочков коралла и заменить ими принесенные в жертву. Таким образом, Игоши и Корани соединились под знаком земли обетованной. С тех пор она каждое утро надевала на шею суженому гирлянду цветов гибискуса.
* * *
Джуда старается днем не выходить из дома. Он не хочет, чтобы люди видели, как болезнь иссушила его. Для бесед с Томаки он выбирает укромный уголок за хижиной.
