В те времена довольно обычным явлением был переход высокопоставленных сановников в другую веру, если они от этого ожидали высоких постов либо других наград. Именно это явление использовали мусульмане, стремившиеся к захвату округа Бали. Император поставил во главе армии, посланной против Бали, сановника по имени Уонаг-Жан, который изменил ему и перешел в ислам. Это был брат известного в империи нэгаша Годжама Уосэн-Сэгэда. Уонаг-Жан, разбитый потом императорскими "шоа", был взят в плен. При посредничестве Уосэн-Сэгэда император простил ему вину, и Уонаг-Жан, вновь принявший христианскую веру, был назначен правителем Бали. Однако он и позже не был верен императору. Вместе с одним из высоких императорских чиновников по имени Дыль-Бэийесус он пригласил военных советников и высоких императорских чиновников на прием и, напоив их, перерезал всех до единого, а затем приказал всем жителям Бали перейти в ислам, что все без исключения и сделали. Однако прежде чем подоспела помощь из Адала, в Бали прибыл император с Уосэн-Сэгэдом, и в ходе трехдневного сражения они полностью разбили силы Уонаг-Жана. После этой битвы Бали стала императорской провинцией, а Адал совсем прекратил вооруженные действия. Был заключен договор, по которому император Наод обязался не вступать со своим войском на территорию Адала взамен освобождения христиан, взятых {117} в плен за последние 30 лет. И снова на несколько лет установилось относительное спокойствие.
В конце концов около 1516 г. эмир Махфуз вновь начал совершать набеги на пограничные районы. Молодой Либнэ-Дынгыль возглавил армию против мусульманских войск. Обе армии встретились где-то у границ Йифата и Фэтэгара. Махфуз имел все шансы на победу. Его силы значительно увеличивало не известное в те времена в Эфиопии огнестрельное оружие, которое турецкий губернатор Зейлы прислал в дар Махфузу вместе с великолепным зеленым знаменем и огромным черным шатром. Однако и на этот раз победу одержали императорские войска. Судьбу битвы решил поединок могучего и, кажется, немого монаха аббы Гэбрэ-Ындрыяса с самим эмиром Махфузом. В этой схватке абба Гэбрэ-Ындрыяс - которому, видимо, по приказу императора Наода вырвали язык за какое-то прегрешение - отсек голову Махфузу и торжественно бросил ее под ноги императору. Лишившись командующего, мусульманские войска обратились в бегство. Молодой Либнэ-Дынгыль со славой вернулся в Эфиопию и совсем перестал беспокоиться по поводу мусульманских соседей, уверенный в своих силах. Он также не очень заботился, по утверждению эфиопских хроник, о репутации своей императорской особы и, пренебрегая предостережениями возмущенных монахов, вел веселый и разгульный образ жизни, развлекаясь с наложницами, устраивая конные состязания, и, следуя обычаям чужих племен, курил табак.
ИМПЕРАТРИЦА ЫЛЕНИ. КОНТАКТЫ С ЕВРОПОЙ
На какое-то время установился мир. Эфиопия процветала. Победа над мусульманскими войсками в 1516 г., а также хорошая экономическая ситуация в стране создавали видимость стабилизации. Тем временем оказалось, что победа императора Либнэ-Дынгыля над войсками Махфуза была только выигранным военным сражением, на общее же соотношение сил противников ее результат не повлиял. Силы мусульман были по-прежнему велики. Лишь старая императрица Ылени понимала значитель-{118}ность мусульманской угрозы и настойчиво добивалась создания эфиопско-европейской антимусульманской коалиции. Эта чрезвычайно способная и дальновидная правительница понимала, что в одиночку империи будет трудно противостоять окружавшим ее со всех сторон враждебным силам, в отличие от Эфиопии располагавшим широкими внешними связями; что в подобной ситуации гористый рельеф страны и доблесть ее войск недостаточны для сохранения независимого существования государства, а дипломатические усилия хоть и обеспечивали пока что торговые контакты с мусульманскими странами, но не представляли гарантии постоянного мира. Она понимала также, что в конфронтации с исламом империи необходим союзник извне, который, будучи заинтересован в ослаблении ислама на Востоке, поддержал бы Эфиопию политически и оказал бы ей необходимую техническую помощь. Таким союзником могли быть только христианские страны Европы, для которых мусульманские территории были большой помехой в развитии торговли с Востоком, и особенно с Индией. Итак, свои дипломатические усилия императрица Ылени обратила в сторону Европы.
Христианская империя, расположенная вблизи торговых путей, ведущих на Восток, могла стать желанным союзником для европейских государств, конкурировавших между собой в восточной торговле. Для Эфиопии же того времени помощь государств христианской Европы была основным шансом на спасение. Поэтому императрица Ылени уже в первые годы своего регентства начала претворять в жизнь планы установления контактов с Европой.
В 1509 или 1510 г. в Португалию отправился посланец императрицы армянин Матеуос (Матвей), снабженный письмом и подарками к правителю этой страны. Дипломатическую искусность Матеуоса эфиопский двор уже неоднократно имел возможность оценить во время исполнения им различных миссий в Каире, Иерусалиме и других столицах тогдашнего Востока. На этот раз, направившись через Индию, он достиг Лиссабона лишь в 1513 г. Письмо императрицы и устный рассказ посла представили политическую и стратегическую ситуацию Эфиопии. Ылени предлагала Португалии послать на Красное море {119} свой флот, который вместе с сухопутными силами империи уничтожил бы в том районе мусульманское могущество. Она также предлагала установить династические связи между португальским и эфиопским царствующими домами для укрепления антимусульманской коалиции, направленной против господства турок в бассейне Красного моря.
Предложения императрицы Ылени заинтересовали Португалию, которая на рубеже XV-XVI вв. энергично укрепляла свои позиции колониальной державы. Далекие морские экспедиции, осуществлявшиеся с начала XV в., установили ее влияние в Африке, Азии и Южной Америке. В начале XVI в. Португалия уже была могущественной торговой и колониальной державой. В приморских районах Африки, Азии и Южной Америки она построила многочисленные укрепленные форты, превратив их в опорные базы для распространения своего влияния на этих континентах.
ПОРТУГАЛЬСКАЯ МИССИЯ
Посол императрицы Ылени прибыл в Лиссабон в момент, когда король Мануэл I Великий (1495-1521) как раз строил планы дальнейшего укрепления позиции Португалии вне Европы, и особенно в Африке. Поэтому предложение, открывавшее возможность распространения португальского влияния на бассейн Красного моря, должно было заинтересовать этого правителя. В 1518 г., уведомив предварительно об эфиопском посольстве папу Льва X, Мануэл I направил в Эфиопию своих представителей. (В некоторых последних работах в качестве названия этой дипломатической миссии было принято определение "португальское посольство".) Главой миссии был назначен 86-летний дон Эдуард Галван, флотом командовал Лопеш Суареш Д'Албугера. После смерти престарелого Галвана его обязанности стал исполнять дон Родриго де Лима. Папа Лев Х назначил капелланом посланцев отца Франсишка Алвареша, одновременно поручив ему представлять папскую столицу при эфиопском дворе. Встреча португальских послов с императором Либнэ-Дынгылем произошла в 1520 г. в местности Анцокия в об-{120}ласти Йифат. Уставшим от долгого и изобиловавшего различными опасностями пути послам Либнэ-Дынгыль оказал не слишком радушный прием. Он ожидал видеть результатом миссии Матеуоса скорее военную помощь в какой-либо форме, чем дипломатическую миссию. Кроме того, не Либнэ-Дынгыль был инициатором установления контактов с Европой, и, вероятно, он был против концепции создания антимусульманской коалиции с Португалией и вообще вступления в тесное общение с ней. Его занимала только возможность получения военной помощи и специалистов в области ремесла, взамен чего он склонен был согласиться на занятие Португалией нескольких портов на побережье Красного моря, впрочем не подвластных ему, а также на установление контактов с папской столицей и даже на назначение католика епископом турецкой Зейлы 1.
Португальские посланцы пробыли в Эфиопии 6 лет, главным образом из-за невозможности вернуться. Отношения между эфиопским двором и португальцами за это время значительно улучшились, но мнение императора относительно существа вопроса не подверглось ни малейшему изменению. Отъезжавшее наконец "посольство" было щедро одарено. Оно везло с собой золотую корону для португальского короля Жуана III и золотой крест для папы Клемента VII. Вместе с португальцами выехали эфиопские послы. Эфиопию при португальском дворе должен был представлять Цэга-Аб (Зеаб). Остальные эфиопские послы направлялись в Рим вместе с отцом Алварешем. В письмах Либнэ-Дынгыля, направленных в европейские столицы, выражалось согласие на занятие португальскими гарнизонами побережья Красного моря и на учреждение там католического епископства. Однако вопрос о направлении в саму Эфиопию представительства какого-либо типа - светского или духовного в них обходился. Убедительно просил Либнэ-Дынгыль о присылке в Эфиопию ремесленников и специалистов в различных областях. Эта просьба никогда не была выполнена, а направленные в Европу послы по неизвестным причинам не возвратились домой. {121}
