Умирая, он очень беспокоился о Ники. Царевич никогда не вызывал у него особого уважения. Александр III не верил в его ум и считал его хорошо воспитанным, но внутренне пустым существом, лишенным силы воли, твердости характера и ярких черт. Ранняя вера Ники в то, что судьба каждого предопределена Богом, делала напрасными все попытки воспитать будущего царя сильным. Что произойдет с нашей огромной империей, в которой уже перед смертью Александра бродили революционные силы, в правление его слабого преемника?
Той ночью, когда я беспокойно ходил по своей комнате, мы знали, что произошло со страной. Нерешительность и неудачи сопутствовали царю Николаю с первых дней. Единственным проявлением решительности была его женитьба.
Ники познакомился с юной, тогда четырнадцатилетней, гессенской принцессой Аликс в 1886 году, когда ее старшая сестра гессенская принцесса Елизавета выходила в Петербурге замуж за великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора Москвы12.
В то время Ники было восемнадцать лет, и он безумно влюбился в Аликс. Профессор Борн, мой учитель, который тогда часто консультировал при дворе, рассказывал мне, что Ники уже в те дни заявил: «Жениться когда-нибудь на Аликс – мечта всей моей жизни». Этим он тотчас пробудил всегдашнюю антипатию своей матери ко всему немецкому.
Вдовствующая императрица Мария Федоровна использовала все средства, чтобы познакомить сына с другими принцессами. Но ее усилия были напрасны. Ники никогда открыто не противился попыткам своей матери. Он просто уклонялся от назначения даты помолвки. Он ссылался на болезни и другие причины, и каждый раз дело затягивалось, пока не забывалось само по себе.
Примечательно в упорстве Ники было то, что за все это время он видел гессенскую Аликс только один раз – когда она снова приехала к своей сестре Елизавете, которая за это время благодаря своей красоте и жизнерадостности приобрела в Петербурге много друзей, в отличие от ее супруга Сергея Александровича, имевшего репутацию жестокого и бездушного человека.
Во время этого посещения Аликс – может быть, из-за ледяного неприятия со стороны императрицы, императора и двора, а может быть, и из-за своей романтической оторванности от реального мира – вела себя неловко и почти ни с кем не вступала в разговор. Между ею и Ники тоже не было никаких объяснений, и тот факт, что эти двое пережили почти комичную влюбленность, ярко показывает, насколько легко и сильно они отдавались мечтам.
До весны 1894 года – а Александр III умер в октябре – Ники больше не видел гессенскую Аликс. Но он, подобно религиозному мечтателю, твердо хранил верность своей любви и той весной оказал сопротивление отцу, находившемуся на пороге смерти. Императрица против воли смирилась. В апреле 1894 года Ники было разрешено поехать в княжество Гессен-Дармштадт и там просить руки Аликс. Александр III хотел, чтобы перед его смертью старший сын женился и взошел на престол вместе с императрицей, как требовала традиция.
Через шесть месяцев Александр III умер, и Ники стал императором. Аликс едва успела приехать в Петербург, чтобы получить благословение умирающего императора, и испытала враждебность матери будущего царя. Царствование Аликс началось с участия в траурной процессии: в согласии с нашей традицией, гроб с телом императора провезли по всем крупным городам России13. Следуя за гробом, императрица Александра впервые предстала перед русским народом. Она ехала из города в город бледная и робкая, приветствуя встречавших процессию из-под черной вуали. В этой поездке она в первый раз побывала в Москве.
Я не следил за дальнейшим развитием событий. Мощная тень Александра еще стояла над всем, что происходило в России, и государственная машина еще несколько лет работала так же, как и прежде. В то время я был занят исключительно новыми открытиями в области хирургии – тогда флагманом этой науки была Германия.
В течение года ждали первого ребенка царской четы, и когда вместо сына родилась дочь Ольга, эта новость у многих вызвала разочарование.
Еще через год по древней русской традиции должна была состояться торжественная коронация Николая II. Она прошла 14 мая 1896 года в Москве в Успенском кафедральном соборе. Несколько месяцев спустя, осенью 1896 года, я уехал в Берлин, чтобы работать в больнице Шарите. В следующем году я жил в Париже в отеле «Дье», а затем два года провел в Лондоне. О том, что происходило на родине, и в особенности в Петербурге при дворе, я узнавал из третьих рук, то есть почти ничего не знал. Когда в 1901 году я, хирург с большим опытом работы за рубежом, вернулся в Петербург, у меня появилось множество пациентов из числа знати и наших перекормленных крупных буржуа, страдающих от всевозможных болезней. Как раз в это время у царя родилась четвертая дочь. Это была Анастасия – как говорили, очень красивая девочка.
Все другие дочери, по слухам, также были очаровательны. Но повсюду раздавались голоса, требовавшие, чтобы «наконец появился наследник». Застенчивость и затворничество царя и царицы перевернули Петербург с ног на голову. Ушли в прошлое большие приемы, которые устраивал Александр III. Новый император отдалился от старой придворной знати. Он избегал людей, всяческого беспокойства, празднеств… Он жил в Царском Селе семейной жизнью обывателя. Государственные дела были для него обременительной обязанностью.
Придворная знать, которая не могла больше блистать и делать карьеру в окружении царя, собиралась за пределами Царского Села в различных петербургских клубах и оттуда посредством интриг и взяток пыталась воздействовать на ход событий.
Существовал странный салон князя Андроникова. Князь, как он хвастался, был знаком с камердинером царя, благодаря чему получал ценную информацию. Был еще салон Бурдукова. Шталмейстер двора Бурдуков, который при дворе не играл никакой роли, состоял в тесных дружеских – а также финансовых – отношениях с двумя любимыми адъютантами царя: генералом Саблиным и адмиралом Ниловым. Через них он узнавал, что происходило в узком семейном кругу императора и какие решения принимал или поддерживал Николай II. Бурдуков выгодно продавал эти сведения политикам и дельцам… Похожие кружки собирали баронесса Розен и графиня Игнатьева – ее салон называли «черным».
Многие члены этих кружков были моими пациентами. От них я получал разные сведения о Царском Селе. От них же я узнал и историю «борьбы за престолонаследника», которая началась в Царском Селе как раз в дни моего возвращения. Эта борьба была столь таинственной и гротескной, что я, вернувшийся домой со свежими воспоминаниями о трезвом мире Англии, долгое время сомневался в правдивости услышанных мной рассказов.
– Императрицу консультирует теперь французский врач, – сказала мне как-то вечером баронесса Розен. – Она специально вызвала его из Франции. Он может сделать так, чтобы рождались мальчики…
Я не знал, шутит она или говорит серьезно. В Петербурге за время моего отсутствия – вероятно, из-за скуки, возникшей после исчезновения прежней придворной жизни, – распространились суеверия. Спиритизм и подобные увлечения стали очень модными.
– Вот как, – ответил я насмешливо, – кто же этот волшебник?
– Необыкновенный человек, – сказала баронесса в искреннем восхищении. – Это нечто совершенно новое – толкователь снов…
– Ах, – удивился я, – это действительно что-то новое. Значит, не врач, а в некотором роде ясновидец…
– Нет, нет, – ответила она. – Доктор Филипп лишь определяет болезни и телесные недуги, опираясь на сны, и лечит с помощью заклинаний. Во Франции его успехи привлекли всеобщее внимание, и о нем услышал наш военный атташе в Париже…
– Граф Муравьев-Амурский? – спросил я. Я познакомился с графом в Париже. В моих воспоминаниях он остался испорченным сыном нашей знати – одним из многих.
– Да, – сказала баронесса мечтательно. – Он открыл нам доктора Филиппа и рекомендовал его черногорским княжнам, которые тогда приехали в Париж. Будучи подругами Александры Федоровны, они тотчас вспомнили о том, что царская семья никак не дождется рождения царевича. Они спросили Филиппа, способен ли он сделать так, чтобы родился именно мальчик. И – представьте себе – это в его силах. Во Франции он помог сотням женщин, которые уже отчаялись родить мальчиков… Сейчас доктор Филипп уже четвертую неделю находится в Царском Селе. Он полон уверенности. Слыша в последние недели все более явные упреки со стороны двора, императрица теряла покой, но теперь ее состояние совершенно изменилось…
– Могу я познакомиться с этим человеком? – спросил я. Я подумал об упомянутых черногорских княжнах, которые в это время привлекли к себе внимание всего петербургского общества, потому что сумели найти подход к недоверчивой императрице. Это были дочери черногорского князя Николы, позднее ставшего королем. Они воспитывались в Петербурге. Одна из них, Милица, вышла замуж за великого князя Петра Николаевича, другая, Стана, – за князя Георгия Максимилиановича Романовского, герцога Лейхтенбергского, с которым она, впрочем, впоследствии развелась, чтобы стать супругой великого князя Николая Николаевича. Пока Александра Федоровна не была царицей, сестры не играли никакой роли при дворе. Я подозревал, что они лишь из честолюбия воспользовались ее нуждами и страхами, проявив бесконечное терпение и сумев добиться большего успеха, чем остальные. Как бы то ни было, они привезли кудесника Филиппа в Петербург.
