Но в ходе этих игр достигалась главная цель Ивана Васильевича — выигрывалось время! Именно этого царь и добивался! После разгрома под Эрмесом и взятия Феллина орден «посыпался», как карточный домик. Русским сдались Тарваст, Руя, Верпель, ряд других городов. В Москве знали и особенности военной системы Литвы. Даже когда война будет объявлена, шляхта не сразу раскачается, будет собираться долго. Поэтому Иван Васильевич приказал воеводам развернуть форсированное наступление. Захватить Ливонию или основную ее часть, вырвать из-под носа у Сигизмунда — и пусть попробует отбить те же крепости. В данный момент это было вполне реально. Ливонцы были совершенно деморализованы, о самозащите уже не думали, магистру не верили…
Однако в замыслах царя сразу обнаружилось уязвимое место. Представители высшей аристократии, командовавшие войсками, выполняли приказы, как они сами считали нужным. Государь «понуждал» и торопил их, а они не очень-то и спешили. И действовали не так, как им предписывалось, а по собственному разумению. Например, был совершен поход в Северную Эстонию. Под стенами Ревеля наши ратники разгромили городское ополчение, перебив и пленив больше тысячи человек. Могли бы тут же, на плечах неприятеля, ворваться в город. Но не ворвались. Воеводы разорили неукрепленные пригороды и ушли. В другом походе, вопреки приказу царя — взять именно Ревель, на пути к нему отвлеклись, осадили Вайсенштейн. Простояли шесть недель: город окружали топкие болота. Из-за этого батареи поставить не смогли, на штурм не решились. Израсходовали запасы продуктов, фуража и отступили. Фактически воеводы свели боевые действия к обычным набегам. Старались пограбить, нахватать легкой добычи, толпы пленных — и как раз такими «успехами» оправдывались перед царем. Вон сколько трофеев и полона набрали! Значит победители, наказывать не за что.
Впрочем, тут надо сделать еще одно отступление. С началом войны ливонцы, поддерживающие их немцы, поляки и другие принялись распространять по Европе пропаганду о «зверствах» царских войск. О том, как «дикие» русские, ногайцы, черкесы режут всех подряд, насилуют до смерти женщин, вырывают детей из чрева беременных, пьют кровь, оставляют за собой выжженную пустыню. Писали, что экс-магистра Фюрстенберга и других пленных провели по Москве, избивая железными палками, пытали до смерти и бросили трупы на съедение птицам. Но даже поляк (и русофоб) Валишевский после изучения документов вынужден был признать, что «ливонские и немецкие источники не внушают к себе доверия».
В действительности оказывается, что тот же Фюрстенберг получил от царя поместья в России и через 15 лет после того, как его «замучили», писал брату из Ярославля, что «не имеет оснований жаловаться на судьбу». Конечно, не имел. Попал бы он после сдачи Феллина не к царю, а к Кеттлеру, вот там бы замучили. Из ливонских пленников был приговорен у смерти только фон Белль. Не царем, а по суду. За то, что участвовал в вероломных нападениях во время перемирия, в расправах над русскими пленными, а в Москве вдобавок нахамил государю и боярам. Да и то Иван Васильевич все же помиловал его, но приказ по какой-то причине запоздал, и ландмаршала обезглавили. А многие ливонцы поступали на царскую службу, кто-то добровольно переходил к русским, но и пленные видели, что это выгодно. И их принимали, селили в той же Немецкой слободе, где уже давно жили иностранные военные — немцы, шотландцы, англичане, французы.
В прочих «зверствах» также позволительно усомниться. Посмотрите-ка на карте, много ли места занимают Эстония и Латвия? Война там шла 25 лет. Если бы русские армии резали всех подряд и оставляли пустыню, что там уцелело бы? Да и зачем было резать, если земля считалась российской, а люди — царскими подданными? В карательных рейдах и впрямь угоняли эстонцев, латышей, бояре скупали их у воинов для собственных вотчин. Но эти пленные могли считать себя счастливыми, положение крестьян в России было не в пример лучше, чем в Ливонии. Ведь те орденские дворяне, которые признавали власть царя, сохраняли прежние владения и права, в том числе право собственности над крепостными. Однако местные крестьяне — как попадавшие к русским, так и оставшиеся под властью своих феодалов — вели себя покорно и лояльно. Случаев партизанской войны с их стороны не зафиксировано ни одного! С рассказами о «зверствах» это совсем не вяжется. Ну а сами по себе операции по «разорению» и грабежи в XVI в. не считались воинским преступлением, они входили в общепризнанные и распространенные способы ведения войны.
Хотя теперь-то царь требовал вовсе не этого! Он требовал захвата ключевых городов! А его распоряжения не выполнялись. Почему? Кое-кто из воевод действовал просто неумело. Другие не желали рисковать в трудных осадах и штурмах, разве не лучше было поживиться без особых хлопот? А третьи… тут напрашивается и иное объяснение. В целом картина очень уж смахивала на саботаж. Самый натуральный саботаж боярской оппозиции. Причем начался он как раз после того, как Иван Васильевич избавился от временщиков. Это можно считать даже закономерным, если учесть, кто оказался на командных постах. Сперва «избранная рада» выдвигала своих ставленников, потом и саму ее отправили в войска. И для таких командиров подобное поведение было вполне логичным: «Сам хочешь править? Ну-ну Попробуй».
Но результат был печальным. Вся вторая половина 1560-го и 1561 г. были потеряны впустую! План царя захватить Ливонию до начала войны с Литвой был фактически сорван. А распадом ордена воспользовались не русские, воспользовались другие. Датский король отдал Эзельское епископство своему брату Мангусу его отряды заняли г. Габзаль (Хаапсалу) и Моонзундские острова. В Швеции в это время умер Густав I, и корону получил его сын Эрик XIV, энергичный, вспыльчивый. В отличие от отца, он сразу вмешался в прибалтийские дела и принял в подданство Северную Эстонию. В мае 1561 г. в Ревеле высадились шведские войска.
Эрик принялся откровенно угрожать царю. Отписал ему, что император, польский и датский короли предлагают ему союз против России, что их послы уже находятся в Стокгольме. А ответ им будет зависеть от того, примет ли царь его требования — права сноситься с Москвой, а не с Новгородом, права вести в Ливонии собственную политику. Русских послов, поехавших в Швецию, встретили грубо, лютеране ради издевки угощали их мясом в постные дни. Международное окружение нашей страны стало уже не угрозой, а реальностью…
Тем не менее даже и в такой обстановке Иван Васильевич сумел найти блестящие выигрышные ходы! Шведам их претензии швырнули обратно. Открытым текстом было заявлено, что русские взяли уже два царства, которые вели себя слишком заносчиво. Напомнили, чем обернулась для Густава I прошлая война, и указали, что Россия никаких союзов не боится. Хотите — заключайте, но пеняйте на себя. В ответ на шведскую грубость послание было составлено в еще более грубых тонах. И это… отлично себя оправдало. Эрик сразу поджал хвост, летом 1561 г. он согласился заключить 20-летнее перемирие на прежних условиях. Но и царь немедленно сделал резкий поворот! Сменил «кнут» на «пряник» и заверил, что если уж по-хорошему, по-дружески, то он совсем не против договориться. Даже готов рассмотреть права Эрика на Северную Эстонию. И в дальнейших переговорах выработали соглашение на 7 лет, что русские и шведы в Прибалтике соблюдают нейтралитет.
Удалось найти компромисс и с Данией. Но совсем не такой, как со Швецией. Без всяких временных соглашений, а сразу и полностью царь признал права Фредерика II на Эзельское епископство — а король за это признал права Ивана Васильевича на остальную Ливонию (в том числе и на земли, занятые шведами и литовцами). Но ведь Сигизмунд II считал всю Ливонию своей, не признавал уступок, которые государь сделал Эрику и Фредерику! Таким образом, вместо «единого антироссийского фронта» царская дипломатия перессорила три державы…
Мало того, от датчан и шведов удалось добиться свободной торговли в их странах! В Копенгагене и ряде других городов русским купцам были выделены подворья. Из Нарвы отчалили корабли с воском, салом, льняными тканями, мехами. В казну потекли золото и серебро, в мастерские — медь, свинец, олово. Через Данию и Швецию русские купцы поехали и дальше, начали торговать в Нидерландах, Франции, Испании. За такое не жалко было уступить датчанам несколько островов. А стоит ли терпеть в Ревеле шведов, не поздно было решить через 7 лет. По истечении соглашения и после разборки с Литвой.
Здесь стоит подчеркнуть, Посольским приказом по-прежнему руководил дьяк Висковатый, но раньше, под началом Адашева, он почему-то не добивался таких прекрасных результатов. Наоборот, помогал строить внешнюю политику, потерпевшую полный провал. Сейчас изменилось только одно — действиями Висковатого руководил сам царь. Очевидно, и достигнутые успехи правомочно связывать как раз с его именем, с его идеями и решениями.
