читателей один хорошо известный в Польше факт. Последние работы Павла Вечоркевича (он умер в 2009 году) носят настолько праворадикальный характер, что изложенные в них взгляды оказались неприемлемыми для самих польских националистов.
Восхищение Вечоркевичем гитлеровской Германией привело его к мысли объединить в своих фантазиях Польшу и Германию для нападения на СССР. Он верил в Гитлера и мечтал о том, чтобы польские руководители стояли бы вместе с Гитлером на Красной площади и принимали парад победы над СССР:
«Мы не хотели союза с Третьим рейхом, а завершили союзом со столь же преступным Советским Союзом. А что еще хуже, под его абсолютным доминированием. Гитлер же никогда не относился к своим союзникам так, как Сталин к странам, завоеванным после Второй мировой войны. Он уважал их суверенитет и правосубъектность, требуя лишь определенных ограничений во внешней политике. Наша зависимость от Германии, следовательно, стала бы существенно меньшей, чем зависимость от СССР, в какую мы попали после войны. Нам можно было бы найти на стороне рейха почти такое же место, как Италия и, наверняка, лучшее, нежели Венгрия или Румыния. В итоге мы бы оказались в Москве, где Адольф Гитлер и Рыдз-Смиглы приняли бы парад победоносных польско-германских войск. Грустную ассоциацию, конечно, вызывает холокост. Но если хорошо задуматься, можно прийти к выводу, что быстрая победа Германии могла бы означать, что его вообще бы не случилось. Поскольку холокост стал в значительной мере следствием германских военных поражений».
Любимый историк Вечоркевича – британский неонацист, лжец и отрицатель холокоста Дэвид Ирвинг, которого сам Вечоркевич однажды охарактеризовал так:
«Он лучший и самый выдающийся эксперт по истории Второй мировой войны. Ученый, для которого главное значение имеют источники, а не точки зрения историографии, мнения коллег или шумиха в газетах. Человек, перед которым за его неограниченную добродетель по сбору, рассекречиванию и обнародованию ключевых документов Третьего рейха мы должны снять шляпу. Историк такого калибра имеет право писать и говорить обо всем»83.
Вечоркевич открыто заявляет о своем сожалении, что Польша не вступила в союз с нацистской Германией в период Второй мировой войны! В интервью, опубликованном в польской газете «Ведомости» 2 января 2006 года, Вечоркевич заявил:
«[Корреспондент] Талага: Началу войны предшествовало подписание пакта Молотова – Риббентропа. Что было бы, если бы Польша согласилась на требования Германии? Изначально Гитлер не хотел нападать на Польшу, и вторжение скорее явилось следствием стечения обстоятельств, нежели результатом многолетнего планирования. Могла ли Польша своей жесткой позицией спровоцировать советско-германское соглашение?
Вечоркевич: В моем понимании Бек совершил кардинальную ошибку, он просмотрел советский фактор. Он идеально разыграл политическую карту, но не взял в расчет Советский Союз. Что было бы, если мы пошли против Советского Союза вместе с Гитлером? Польша наряду с Германией и Италией стала бы одним из творцов объединенной Европы со столицей в Берлине и с немецким языком в качестве государственного»84.
Снайдер продолжает:
«Немцы не рассчитывали на помощь советского населения в будущей войне. В этом отношении сталинский сценарий угрозы (объединение иностранных врагов с внутренними оппонентами) был довольно ошибочным. Поэтому еще больший террор, развязанный Сталиным против собственного населения в 1937 и 1938 годах, был абсолютно бесполезным и на самом деле контрпродуктивным» (с. 114).
Все это неправда. С конца 1980-х годов из несоветских источников историкам стало известно, что Гитлер, несомненно, ожидал совершения в СССР военного переворота и установления прогерманской военной диктатуры85. Затем с конца 1990-х годов выяснилось: военные заговоры действительно существовали и координировались подпольным блоком «троцкистов и правых». Дополнительные свидетельства привел в своей работе профессор Элвин Кукс86. И наконец, еще больше доказательств в пользу существования заговоров появилось в наши дни.
Все указанные сведения совпадают с большим по объему числом данных из рассекреченных советских архивов87. Что наилучшим образом подтверждают связи Тухачевского с Германией; ранее о получении историками такого количества доказательств можно было только мечтать. Снайдер либо игнорирует указанный факт (доказательство некомпетентности), либо знает о нем, но ничего не сообщает своим читателям (доказательство нечестности).
Как и на Московских процессах, в деле Тухачевского признание связей с немцами основано на показаниях подсудимых. В 1939 году Николай Ежов, начальник НКВД в период так называемого «большого террора», признал: при помощи массовых убийств заговорщики пытались настроить многих советских граждан против советского правительства, чтобы те в случае внешней агрессии либо подняли восстание, либо не стали оказывать сопротивление врагу. Нет доказательств, что данные признания сфабрикованы или даны под принуждением. И конечно, Снайдер подобных свидетельств никогда не видел. Если бы видел, он бы их процитировал88. Таким образом, утверждение Снайдера – снова просто «блеф».
Снайдер пишет, будто кулаков не существовало
Снайдер заявляет, что такого класса, как «кулаки», не было и что Советы выдумали их:
«Как социальный класс “кулак” (зажиточный крестьянин) никогда на самом деле не существовал, этот термин был скорее советским определением, которое обрело политическую самостоятельность» (с. 114–115).
Перед нами либо некомпетентность, либо преднамеренный обман. Термин «кулак» существовал в России задолго до Октябрьской революции или до появления марксизма в России. «Кулаками» называли тех крестьян, которые нанимали батраков, чтобы те обрабатывали их земли.
Ниже приводятся цитаты, почерпнутые у трех зарубежных авторов, которые описывали кулаков и их роль в крестьянском обществе.
Английский писатель Эмиль Джозеф Диллон в книге «Закат России» (1918):
«Таких людей обычно называли “кулаками”, что символизировало их крайнее безразличие к состраданию или к правде. И из всех извергов рода человеческого, с которыми мне довелось когда-либо встретиться в моих путешествиях, не могу припомнить никого более зловредного и одиозного, чем русский кулак»89.
Другие дореволюционные описания кулаков:
«Огромное преимущество кулаков перед бесчисленным множеством их соперников в деле наживы на своих крестьянах кроется в их положении – обычно очень влиятельном в деревенской общине. Это часто позволяло им использовать в личных целях большую политическую власть, какую самоуправляющийся мир имел над каждым членом общины в отдельности. Отличительная характеристика этого класса очень непроста. Это твердая, непоколебимая жестокость совершенно необразованных людей, сумевших вырваться из нищеты к богатству и считающих процесс зарабатывания денег любым способом делом, которому должно посвятить себя разумное существо»90.
«С другой стороны, возникает “кулак” – прозвище, придуманное для обозначения тех бывших крепостных или простых крестьян, которые, воспользовавшись неблагоприятными условиями жизни своих общинников, превратили их одного за другим в своих должников, затем в батраков, присвоив себе наделы обнищавших [людей].
Кулак – очень интересная фигура в сельской России… Несомненно, методы, которыми эти ростовщики и угнетатели закабаляли более слабых крестьян, были далеко не честными…
