Видное положение, какое они занимают сейчас, заработано ими за последние 20–30 лет. В русской литературе их назвали «мироедами» и наделяли всеми дьявольскими качествами… Они – естественный продукт порочной системы…»
91 Вывод. Существование «кулаков» задокументировано еще в досоветский период. Заявление Снайдера о том, что «термин был скорее советским определением», – либо невежество, либо ложь.
«Ежовщина»
Снайдер утверждает:
«В телеграмме под названием “Об антисоветских элементах” Сталин и Политбюро изложили 2 июля 1937 года общие инструкции для массовых репрессий в каждом регионе Советского Союза. Советское руководство считало “кулаков” ответственными за недавно прокатившиеся волны саботажа и преступности, то есть фактически за все то плохое, что происходило в Советском Союзе. Политбюро приказало офицерам областных НКВД регистрировать всех “кулаков”, проживающих на их территории, и рекомендовало квоты на казни и депортации. Большинство региональных офицеров НКВД просили разрешить им добавить в список представителей различных “антисоветских элементов”» (с. 117).
«Квоты на убийства и заключения официально назывались “лимитами”, хотя все причастные знали, что их нужно превысить. Офицеры местных НКВД должны были объяснять, почему не могут выполнить “лимиты”, а их поощряли перевыполнять их. Ни один офицер НКВД не хотел продемонстрировать недостаточное “усердие”, имея дело с “контрреволюцией”, тем более что ежовский принцип гласил: “Лучше сделать слишком много, чем недостаточно”» (с. 118).
Представленное выше описание «ежовщины» – периода, который антикоммунисты окрестили «большим террором», – абсолютно некорректно. Текст решения Политбюро ЦК ВКП(б) «Об антисоветских элементах» доступен в интернете, в том числе в виде фотокопии92. Опубликован он и в известном сборнике документов «Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. 1937–1938».
«Строго секретно
Всесоюзная Коммунистическая
Партия (большевиков)
Центральный Комитет
№ П51/94
3 июля 1937 года.
Тов. Ежову,
Секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий.
Выписка из протокола № 51 заседания Политбюро ЦК ВКП(б)
Решение от 2.VІІ.37 г.
№ 94. Об антисоветских элементах.
Послать секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий следующую телеграмму:
“Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности.
ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.
ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке”.
Секретарь ЦК, И. Сталин»93.
Перед нами не просто «общие инструкции для массовых репрессий», а директива по противодействию антиправительственному повстанчеству. Этот и другие документы из того же сборника показывают: советское руководство не ошибалось, когда говорило о начале серьезного кризиса.
Разоблачение заговора в высшем командном составе Красной армии и продолжавшееся раскрытие заговоров в низшем и среднем звене партийного руководства показали, что планы (возможно, что их было несколько) свержения правительства и руководства партии при поддержке Германии и Японии активно приводились в жизнь.
В своем недавнем исследовании «Практический сталинизм» советолог Дж. Арч Гетти отмечает:
«Сталин и его приближенные, похоже, верили, что крупномасштабный заговор готовился, чтобы их низвергнуть»94.
Гетти отмечает, что Молотов и Каганович продолжали так думать многие десятилетия спустя95. Сегодня мы располагаем доказательствами, что заговоры действительно существовали. Детали некоторых из них раскрыты подсудимыми по делу Тухачевского. Доказательства не просто существования, но и связи военных заговорщиков с тайными планами «правых» при участии Николая Бухарина и Алексея Рыкова, осужденных на третьем московском процессе (март 1938 года), стали известны благодаря показаниям Генриха Люшкова, комиссара госбезопасности 3-го ранга, передавшего эти сведения японцам после своей измены и бегства из СССР в 1938 году96.
Чего Сталин и партийные лидеры не знали, так это о причастности к заговору стоявшего во главе НКВД Николая Ежова. Совместно с другими партийными руководителями и своими подчиненными Ежов поставил перед собой цель уничтожить как можно больше советских граждан, чтобы вызвать недовольство населения советской системой, и тем оказать максимальную поддержку заговорщиков при нападении Германии и Японии.
Снайдер лжет про «квоты на убийства»; таковых не было, как он позднее и сам признается. Напротив, все документы показывают, что центр, то есть Сталин и высшее руководство, настаивал на наложении ограничений на количество казней и арестов в пределах назначенных лимитов. Снайдер лжет, когда равнодушно уверяет, будто «все причастные знали»: дескать, «лимиты» на самом деле означали «квоты». Как и другие писатели-антикоммунисты, Снайдер хотел бы доказать, что «квоты» на казни назначались Сталиным. Но Снайдер заходит слишком далеко, намекая о наличи у него таких доказательств. Он именно намекает, иначе как бы ему стало известно, что «все причастные знали»?
Гетти проясняет ситуацию:
«Приказ № 447 устанавливал лимиты, а не квоты; максимальные значения, а не минимальные»97.
Как отмечает Гетти, Сталин не мог и помыслить, что указанные цифры могут быть превышены98. Касательно вопроса о лимитах-квотах Гетти добавляет:
«Одна из загадок [Советской истории. – Г.Ф.]: как случилось, что “лимиты” обычно переводится как “квоты”»99.
Гетти приводит в пример Олега Хлевнюка, исследователя, чьи антикоммунистические взгляды и отсутствие объективности сводят его ученость «к нулю». То же самое относится и к Снайдеру. Максимум отличается от минимума. Такие идеологические антикоммунисты, как Хлевнюк и Снайдер, хотели убедить своих читателей, что Сталин требовал больше, а не меньше казней, поэтому они так пишут. Снайдер вновь выдает желаемое за действительное, когда отмечает:
«Поскольку времени на выполнение квоты было мало, офицеры часто просто избивали заключенных, пока те не признавали свою вину. Сталин разрешил так делать 21 июля 1937 года» (с. 119).
То, что Ежов и его пособники выбивали из заключенных ложные признания, – правда. Некоторые из подручных Ежова признались в применении пыток или в том, что видели, как другие сотрудники НКВД били заключенных. Последнее стало известно, поскольку такие случаи задокументированы. Когда Лаврентий Берия сменил Ежова на посту комиссара НКВД, последний попал под следствие, вместе с сообщниками был осужден и понес заслуженное наказание за совершенные преступления.
Но утверждение, что Сталин «разрешил» избиения, – ложь. Ни Снайдер, ни кто другой не видел санкции от 21 июля 1937 года или от иной даты. Если бы такой
