АРМИР: «…
хочу повторить Вам то, что уже говорил начальнику Генерального штаба. Большая ошибка посътать целую армию на русский фронт. Если бы меня спрашивали, то я бы не советовал… отправлять второй армейский корпус». Муссолини посмотрел на меня немного удивленно и очень спокойно ответил: «
Мы не можем быть меньше Словакии и других небольших стран. Я должен быть правой рукой Фюрера в России, как Фюрер моей правой рукой в войне против Греции и в Африке. Судьба Италии связана с судьбой Германии…».
«Я убежден, – возражал я, – что армия свыше 200 000 человек столкнется с громадными трудностями в России, гораздо большими, чем те, которые мой К. С. И. Р. преодолевал со своими 60 000 человек. Наше недостаточное и устаревшее вооружение, нехватка танковых сил, автомашин, проблемы с транспортом и снабжением, неисправимый немецкий эгоизм, – все это сделает проблемы 8-й армии по-настоящему неразрешимыми».
Муссолини прервал меня: «…но немецкое командование обещало, что облегчит всеми способами жизнь итальянской армии и придаст ей одну немецкую танковую дивизию. Немцы подписали с нами новые и точные договоренности на случай прибытия армии!».
«Немцы до сего времени никогда не соблюдали условий подписанных договоренностей между двумя правительствами, – теперь уже я прервал Муссолини, – особенно, что касается снабжения и количества эшелонов, необходимых для К. С. И. Р. Эта борьба шла между нами все время и продолжается до сих пор, чтобы добиться от немецких союзников соблюдения обещанных обязательств. Просто чудо, что К. С. И. Р. еще не разбит и не стерт в порошок в этой войне гигантов! Более того, в течение этой зимы мы несколько раз были на краю гибели. Единственное, что немцы полностью выполняли, так это свои обязательства по поддержке нашей почты. Опять же эта ужасная русская зима, о которой говорят с легкостью в Италии. Без сомнения, Вы беспокоитесь еще больше, чем я, не желая компрометировать хорошее имя итальянского солдата. Но я боюсь, что отправка не обеспеченной полностью армии только увеличит нашу ответственность перед Италией!».
Муссолини промолчал и после короткой паузы, очевидно, исчерпав все аргументы, произнес: «Дорогой Мессе, за столом переговоров наша более чем 200-тысячная армия будет значить больше, чем 60-тысячный К. С. И. Р. Скажите мне лучше: что будете делать сейчас? Вернетесь в Россию?».
«Почему я не должен возвращаться? Ваш приказ предопределяет мое положение, – ответил я, – Ваш приказ меня вновь призывает в строй. Я знаю Гарибольди еще по другой войне, и уверен, что смогу с ним поладить».
Муссолини, очевидно, был удовлетворен: «Я очень доволен этим решением. Ваше сотрудничество, учитывая опыт, приобретенный на русском фронте, станет ценным для нового командующего. Уверен, что он будет пользоваться многими вашими советами».
На прощание Муссолини отметил, что получил много писем от солдат К. С. И. Р. и их семей, почти в каждом выражалась благодарность и признательность за заботу о солдатах. После чего он неожиданно спросил: «Скажите мне, что я могу сделать для вас?».
Командующий Экспедиционного итальянского корпуса в России генерал Джованни Мессе у строя солдат во время смотра
Меня тронули его слова: «Дуче, один Ваш близкий соратник сказал мне, что Вам принадлежит такая фраза: „Мессе один из немногих, кто лично для себя никогда ничего не просит“. Не знаю, говорили ли Вы так на самом деле, но для меня это очень приятно!».
Муссолини очень энергично произнес: «Да, я говорил так, и это правда! И все-таки, что я могу для Вас сделать теперь?».
«Благодарю вас, но мне ничего не надо», – снова ответил я.
Так мы простились, при этом Муссолини произнес: «Я запомню это! Пишите и говорите мне всегда обо всем!».
Я остался очень недоволен этим разговором и мог потребовать с полным правом своей отставки и возвращения в Италию, как говорится, напоследок «хлопнув дверью». Но, несмотря на неблагоприятную обстановку, я не отступил от завершения дел и выполнил свой долг командира на этой войне до конца. [47]
Помимо обозначившихся противоречий между Мессе и Верховным командованием в Риме, в лице начальника Генерального штаба маршала Каваллеро, непростая ситуация на фронте складывалась с прибытием в июле 1942 года 8-й армии. Мало того, что Мессе давно выступал против её появления в России, так и его годовалый опыт пребывания на фронте оказался не вполне востребованным со стороны командующего армией Итало Гарибольди. Из-за этого часто возникали конфликтные ситуации, связанные с передачей или изъятием из корпуса Мессе подчиненных ему дивизий, изменением решаемых задач, а также несправедливой, по мнению Мессе, оценкой действий его войск. Вот как об этом говорит сам Мессе:
«Последние два месяца моего пребывания на русском фронте пришлись на период оперативной паузы в секторе 8-й армии. Ожесточенные оборонительные бои закончились, и мы занялись реорганизацией соединений и укреплением позиций. Особое внимание уделили предстоящей зимней кампании с учетом уже приобретенного опыта, так как что такое русская зима наш XXXV корпус (К. С. И. Р.) хорошо познал на себе. Мой отъезд сопровождался конфликтом с командующим 8-й армии генералом Гарибольди. Я, как ветеран, имел свои соображения по поводу предстоящей подготовки и успел достаточно хорошо изучить тактические приемы и характер противника. Командующий 8-й армии, только что прибывший на фронт, имел свои представления. Противоречия между нами появились еще во время первой битвы на Дону до прибытия АРМИР в Россию, когда он начал передавать мне свои распоряжения, не считаясь с моим опытом и знаниями, чтобы более рационально использовать войска и уменьшить потери среди людей. Ко мне он внезапно стал относиться с подозрительностью, что не могло не повлиять на поведение многих сотрудников подчиненного ему штаба. Его стремление без каких-либо разумных объяснений раздробить сплоченный коллектив К. С. И. Р. не находило во мне отклика. Я считал, что это приведет к глубокой психологической травме для солдат-ветеранов, гордившихся своим корпусом, ведь для них он стал второй семьей, и, как командир, я не мог оставаться бесчувственным перед такой несправедливостью.
Дальше между нами происходило нарастание конфликта из-за различных взглядов по тактическим вопросам. Наши разногласия больше не могли быть скрыты только между нами. 25 августа ситуация усугубилась неожиданным вмешательством группы армий „Б“ в планы ведения оборонительного сражения. Вопрос не мог считаться закрытым, несмотря на немецкий контрприказ.
1 сентября во время тяжелого сражения на правом фланге XXXV корпуса (К. С. И. Р.) в мой штаб прибыл генерал фон Типпельскирх, отвечавший за связь с 8-й итальянской армией. После беседы о возможном развитии ситуации, генерал дал мне разъяснения касательно случая с
