В те годы варвары уже понемногу перекраивали карту Европы. После смерти Алариха наследовавший ему Атаульф захватил Галлию, а потом был вытеснен в Аквитанию и Северную Испанию – здесь вестготы осели надолго, образовав свое королевство со столицей в Тулузе. С 415 года им правил Валия, а потом королем долгие годы был Теодорих I (Теодорид). Пограничные области Северо-Восточной Галлии были заняты франками. В 407 году бургунды захватили Майнц и прилегающую к нему долину Рейна, а в 413 году стали федератами империи. Так возникло первое бургундское «королевство», столицей которого был Вормс.
В Византии императором с 408 года стал малолетний Феодосий II. Его правление продолжалось долго: Феодосий был свидетелем усиления гуннов, создания и расцвета их державы. Но дожить до краха этой державы ему не довелось – он умер за три года до смерти Аттилы. Впрочем, Феодосий не был реальным правителем – в отличие от своего знаменитого предка и тезки, он увлекался науками, юриспруденцией и каллиграфией больше, чем внешней политикой и войнами. Поэтому власть в Византии принадлежала сначала сестре императора, потом его жене и, наконец, очередному временщику евнуху Хрисафию.
В Западной Римской империи императорские регалии вернулись к Гонорию – их отослал ему Аларих, разочаровавшийся в своем ставленнике Аттале. Но держава возвратилась к Гонорию не в лучшем состоянии. В Галлии в это время хозяйничал Константин III, его сын Констант II захватил Испанию. Констант вскоре был убит, но вместо него императорскую власть захватил новый узурпатор, Максим (не путать с Магном Максимом). В Германии при поддержке варварских вождей был объявлен еще один узурпатор – Иовин. Полководец Гонория, Констанций, – человек, к которому постепенно переходила реальная власть в Западной империи, – разбил их всех при помощи Атаульфа.
Некоторое время Констанций поддерживает в империи какое‐то подобие порядка. Благодарный Гонорий выдает за него свою сестру Галлу Плацидию и в 421 году назначает его соправителем, однако новоявленный император Констанций III вскоре умирает, и Западная империя вновь остается без твердой руки. А в 423 году умирает и сам Гонорий.
Детей у Гонория не было, и Галла Плацидия попыталась провозгласить императором Запада Валентиниана (будущего Валентиниана III), своего сына от Констанция III. Однако власть узурпировал секретарь Гонория, Иоанн. Его поддержал молодой полководец Аэций, совсем недавно появившийся на политической арене. К этому времени Аэций, происходивший из высшей римской знати, успел провести несколько лет среди варваров, будучи заложником сначала у готов Алариха, а потом – у гуннов. Знание варварского мира помогло ему стать самым влиятельным человеком Запада на ближайшие три десятилетия, несмотря на то что формально он никогда не обладал верховной властью. Главным козырем Аэция в первые годы его карьеры были связи, которые он сумел завести среди гуннской верхушки.
После взятия Рима Аларихом гунны довольно долго не появляются в большой политике. Они продолжают участвовать в войнах в качестве союзников или наемников, но германские племена, крушившие в те годы Западную Римскую империю, затмили их в глазах хронистов, и упоминания о гуннах почти исчезли со страниц исторических хроник.
Одним из единичных сообщений о гуннах в этот период поделился Олимпиодор – и то лишь потому, что ему довелось побывать у них с посольством (предположительно в 412 году370). Посольство это было, скорее всего, рядовым, судьбы мира оно не решало, и историк не слишком ясно говорит, зачем он, собственно, отправился в опасное путешествие. Впрочем, что говорил сам историк, сегодня доподлинно не известно – его текст сохранился лишь в пересказе Фотия, который пишет об Олимпиодоре:
«Он рассказывает о Донате, о гуннах, о замечательном искусстве, с которым риксы их стреляли из лука, и о том, как он, историк, был отправлен послом к ним и к Донату; пишет о своих трагических скитаниях по морю, и об опасностях, и о том, как Донат, коварно обманутый клятвой, был преступно умерщвлен. Также о том, как Харатон, первый из [гуннских] риксов, распалился гневом за это убийство и как императорские дары умягчили и успокоили его»371.
Из этого скромного отрывка не понятно, чьи интересы представлял Олимпиодор – Равенны или Константинополя; его биография допускает оба варианта372. Не известно, где именно обитали те гунны, которых он навестил, – Е. Ч. Скржинская предполагает лишь, что где‐то на левобережье Дуная, куда послы прибыли, в зависимости от исходного пункта путешествия, либо по Черному морю и затем по Дунаю, либо по Адриатическому морю, чтобы от далматских берегов идти на север373. По-разному понимают исследователи и отношения гуннских вождей, которые упомянуты в отрывке. Скржинская считает, что «первый из риксов», Харатон (Чарато), был соответственно главой гуннского союза племен, Донат же – лишь одним из вождей374. Но существует и мнение, что Харатон наследовал Донату375.
Исследователи сходятся во мнении, что злополучный Донат был убит не без участия римского посольства, но и это из текста Олимпиодора следует далеко не однозначно. Надо полагать, послы везли с собой подарки для гуннских вождей совершенно независимо от того, собирались ли они участвовать в местных интригах и убийствах. Естественно, что эти подарки были вручены, несмотря на траур. В сложившейся ситуации они могли отвлечь Харатона от его гнева на убийц (возможно, уже изобличенных и казненных) и переключить на обсуждение политических вопросов. Трудно представить, чтобы какие бы то ни было подарки заставили такую крупную фигуру, как вождь гуннского племенного союза, простить коварное убийство одного из своих вождей. Да и сам Олимпиодор, если бы за этим убийством стояло его посольство, навряд ли говорил бы о «коварном» клятвопреступлении и «преступном» умерщвлении.
Но если считать, что римские послы не покушались на жизнь Доната, тогда цель их визита остается необозначенной. Возможно, они собирались завербовать кого‐то из гуннских вождей для участия в многочисленных боевых действиях, которые вели в те годы и Восточная, и особенно Западная империи. В таком случае посольство это особого успеха не имело, поскольку в битвах последующих лет гунны не слишком прославились. Впрочем, нельзя исключить, что Олимпиодор должен был закрепить подарками непрочный мир между римлянами и варварами, – тогда надо признать, что посольство его было достаточно успешным. В течение десяти последующих лет гунны не запятнали себя особыми бесчинствами на римских территориях. Лишь в 422 году они нарушили мир и разорили Фракию.
О набеге этом известно очень немногое. Насколько известно авторам настоящей книги, единственной достоверной и непротиворечивой информацией о нем можно счесть краткое сообщение в хронике Марцеллина Комита под 422 годом: «Гунны опустошили Фракию»376. Но сохранилось еще одно упоминание о некоем набеге варваров, случившемся в царствование Феодосия Младшего. Церковный историк Феодорит Кирский пишет:
«…Когда предводитель кочующих скифов, Роил, с многочисленным войском перешел Истр, опустошал и грабил Фракию с угрозою, что осадит царственный город и при первом приступе возьмет его и разрушит, Бог бросил с неба громы и молнии и ими истребил как его самого, так и все его войско».
Под «кочующими скифами» Феодорит вполне мог иметь в виду гуннов – их часто называли скифами. Некоторые исследователи отождествляют Роила с гуннским вождем Руа (Ругила, Ругас) – дядей и непосредственным предшественником Аттилы на гуннском троне, а описанный набег – с тем, который был упомянут у Марцеллина Комита, и делают вывод, что гунны под предводительством Руа в 422 году приблизились к Константинополю377. Но авторы настоящей книги относятся к этим толкованиям с некоторой осторожностью. Во-первых, согласно Феодориту, царь Роил погиб от господней молнии, что же касается Руа, дяди Аттилы, он благополучно здравствовал до 434 года378. Если принять сообщение Феодорита буквально, то следует или отнести его к 422 году и признать, что Роил и Руа – разные лица, или же признать, что чудо это свершилось в 434 году – в год смерти Руа. Второе тоже сомнительно: согласно Приску, который был знаком с гуннскими делами лучше, чем кто бы то ни было, Руа в канун своей смерти находился в самых мирных отношениях с империей379. Впрочем, рассказ о гибели целого войска от громов и молний, хотя бы и господних, трудно принять буквально. Авторы настоящей книги склоняются к мысли, что сообщение Феодорита следует понимать не в буквальном, а лишь в иносказательном смысле, что никак не умаляет его пастырских достоинств, но несколько снижает достоинства историографические.
