Каковы были конкретные результаты у этой реформы, сказать трудно, ведь создание совнархозов являлось лишь одной частью хрущевской экономической политики. Уже упоминаемое перераспределение инвестиций из тяжелой промышленности в легкую происходило независимо от реформы совнархозов.
Сама же эта реформа в целом для страны не изменила тенденцию падения темпов роста, которая началась в 50-е годы и продолжалась вплоть до распада Советского Союза: темпы роста в промышленности падали год от года. Но для некоторых областей и для некоторых групп секретарей эффект был положительный, потому что существовал еще один важный момент реформ – это изменение стимулов в системе.
В советской системе все государственные служащие отвечали карьерой за итоги своей деятельности. До этого за развитие промышленности отвечали министры. Но проблема оценки их деятельности была в том, что у каждой отрасли есть своя специфика, и трудно сравнивать отрасли друг с другом. И поэтому сложно понять, кто работает хорошо, а кто плохо. И неясно: то, что в одной отрасли низкие темпы роста, а в другой высокие, – это объективные явления или результат плохой работы министра. В случае с областями, когда система переходит на территориальный уровень и ключевой фигурой в промышленности становится секретарь, области друг с другом сравнивать проще. А следовательно, проще продвигать тех, кто хорошо работал, и снимать тех, кто плохо работал. Именно это и произошло – статистические данные свидетельствуют, что действительно, в годы реформы совнархозов повышали тех секретарей, в регионах которых работала промышленность, а снимались и отправлялись на более низкие позиции те, у кого на территориях были низкие темпы роста.
Но у реформы были и оборотные стороны. И в первую очередь – это проблема местничества. Когда секретари и региональные власти стали ответственными за экономику в своем регионе, они стали уделять внимание собственному региону в ущерб межрегиональному сотрудничеству. Раньше, когда директор предприятия подчинялся министру и должен был поставить продукцию в другой регион, министр ему говорил: «Поставляй. Ничего не знаю – это в рамках нашего министерства». После реформы совнархозов министров уже не было, зато был секретарь, который говорил: «Меня не интересует, что происходит в другом регионе».
В результате межрегиональные поставки не выполнялись, что наносило ущерб государственному плану. А новые документы, которые стали доступны после открытия архивов, показывают, что и доля так называемых внеплановых капвложений в регионах резко выросла после реформы совнархозов. Т. е. секретари пускали средства только на те нужды, которые они считали приоритетными именно для себя, и за счет этого страдала экономика в целом.
Хрущев пытался преодолеть эти проблемы, создавая так называемые государственные комитеты по отраслям, которые должны были отвечать за развитие науки и за внедрение новых технологий на местах. И более того, в конце 1962 года он провел еще одну реформу – поделил устройство партии и Советы народных депутатов на промышленные и сельскохозяйственные. В результате реформы политической системы каждый секретарь отвечал либо за сельское хозяйство, либо за промышленность. И ситуация в промышленности или соответственно сельском хозяйстве напрямую должна была влиять на его карьеру. С одной стороны, Хрущев хотел добиться специализации, а с другой – создать дополнительные карьерные стимулы. Но проблема заключалась в невозможности поделить всю жизнь в регионе строго на сельское хозяйство и на промышленность. Например, сотрудники милиции и органов безопасности жаловались: «А что теперь, нам надо делить шпионов на сельских и промышленных?»
Кроме чисто экономических целей, реформа в какой-то степени была неосознанной попыткой Хрущева расколоть партийный монолит и создать хотя бы какое-то подобие политической конкуренции. Но это разделение аппарата просуществовало всего два года и стало одной из причин снятия Хрущева. Конечно, секретари были недовольны, что потеряли половину своих полномочий. Победа противников Хрущева во многом зиждилась именно на этом недовольстве секретарей. Их количество увеличивалось в два раза. Но новые секретари, которые появились в результате реформы, не были членами ЦК (члены ЦК были выбраны на предыдущем съезде), и это обеспечило победу брежневского заговора в октябре 1964 года – против Хрущева проголосовали все обиженные реформой.
До населения суть перемен доносилась урывками. В отдельных речах Хрущев объяснял, что и зачем делалось. Потом это появлялось в прессе. Публично для народа, если вернуться к реформе совнархозов, была озвучена только одна ее причина: то есть преодоление ведомственности и усиление кооперации на местах.
Среди экономических вопросов хрущевской эпохи важное место занимает импорт зерна. Первая закупка была сделана в 1963 году. В 1967 году на закупку зерна затратили 50 тонн золота, а в 1972 году, то есть в разгар брежневского правления, – 458 тонн золота за один год. То же самое можно сказать и про дефициты, о которых многие вспоминают. Не из-за реформ Хрущева или вопреки им возник дефицит, и не из-за совнархозов, а потому что без рынка и в условиях плановой экономики дефицит – естественное явление.
В начале 60-х годов проблемы с хлебом действительно усилились. Тут сошлось вместе несколько причин, которые едва ли можно связывать с реформами в сельском хозяйстве. Прежде всего из-за засухи был очень плохой урожай в 1962–1963 годах. Это и послужило непосредственной причиной решения Хрущева об импорте зерна в 1963 году. При этом в 1964 году, тоже при Хрущеве, импорта не было. Систематический импорт начался с времени правления Брежнева. Хрущев как раз решение 1963 года ставил себе в заслугу, потому что считал, что впервые в условиях засухи государство не допустило голода, а решило закупить зерно. В предыдущие годы – в голод 1932–1933 годов, вызванный коллективизацией, и засуху 1946 года – никаких закупок хлеба не было.
Реформа совнархозов, как уже говорилось, повлияла на снятие Хрущева с его поста, поскольку она расценивалась во многом как покушение на политическую систему. Первая попытка снять Хрущева была произведена еще в 1957 году так называемой антипартийной группой Молотова, Маленкова и Кагановича, которые были тесно связаны с министерской вертикалью власти и в реформе совнархозов видели для себя угрозу.
Хрущев, напротив, как секретарь партийный опирался в первую очередь на региональные элиты, на региональных секретарей, на тех, кто выигрывал от этой реформы, получая власть. И соответственно, появилось политическое лобби, которое попыталось, но неудачно, снять Хрущева в 1957 году. В 1964 году попытку повторили. Но теперь уже у противников Хрущева была поддержка секретарей, потому что он разделил обкомы, урезал их власть и потерял, таким образом, политическую поддержку секретарей.
Возможно, в долгосрочной перспективе за счет системы стимулов, которую порождала реформа совнархозов, она могла бы принести большую пользу. Но за краткий период своего существования она потерпела поражение. Во-первых, несмотря на то, что стимулы для секретарей были созданы, не была решена проблема местничества. И второе: была масса негативных вещей, связанных с волюнтаристскими решениями Хрущева в других областях, которые породили расцвет дефицита в начале 60-х, что тоже способствовало недовольству его правлением.
Подводя итог, можно говорить о том, что потенциал у этой реформы был, но он не был реализован. Но даже в случае полного успеха реформы совнархозы могли лишь временно спасти советскую экономику. В долгосрочной перспективе ее развитию все равно помешали бы плановость и распределение собственности[21].
В 1962 году Советский Союз и США подошли очень близко к ядерной войне. Практически, стояли на грани, и только чудом удалось избежать катастрофы. Это был самый острый кризис в советско-американских отношениях за всю историю «холодной войны». И после него «холодная война» продолжалась, но впервые в Москве и в Вашингтоне задумались, что это соперничество надо вести по определенным правилам, чтобы все не закончилось взаимным самоубийством.
Последствия Карибского кризиса сказываются до сих пор. Интерпретация того, что произошло, кто проиграл, кто выиграл и почему все это случилось, до сих пор является предметом дискуссий. И нынешние российско-американские споры по поводу размещения противоракетной обороны в Восточной Европе – это своего рода новая ипостась проблемы, которая так остро встала в 1962 году.
Можно надеяться, что нынешнее обострение не обернется противостоянием такой же остроты: по итогам Карибского кризиса обе стороны значительно поумнели. Тем не менее та логика военно-стратегического соперничества, которая привела страны к Карибскому кризису, пусть в видоизмененном виде, но продолжает действовать.
