«Господа, наверное, уже всем известно, что в странах с устоявшейся демократической формой правления жизненный уровень и качество жизни значительно выше, чем в странах с авторитарной и тоталитарной формами правления. Зная это, я не могу понять, почему россияне практически добровольно отказались от уже завоеванных свобод».
(Из комментариев слушателей радио «Эхо Москвы»)
Есть система ценностей, в которой воспитано множество людей. Распад Советского Союза для большой части населения стал очень болезненной травмой. И когда началась пропаганда, что надо укрепить страну, надо усилить власть, и тогда мы «поднимемся с колен» — на эту риторику многие люди отреагировали и откликнулись. И это было неизбежно на самом деле, поскольку всегда после революции бывает либо реставрация, либо реакция. Просто потому, что сохранились устойчивые системы ценностей, которые были еще и до революции. Сейчас Россия и переживает этот самый период реставрации и реакции, когда людям пообещали крепкое государство для наведения порядка, для борьбы с коррупцией, для устранения олигархии.
И только пройдя длинный путь разочарований, народ начнет постепенно осознавать, что одно дело — разговоры про сильную власть, про наведение порядка, а совсем другое дело — бесконтрольность, неэффективность и коррумпированность той же самой власти. Что в результате укрепления и вертикализации теперь она от своих избирателей очень мало зависит — начиная от «мигалок» и других привилегий чиновников, которые раздражают абсолютно всех, и кончая фальсифицированными выборами.
Тогда общество осознает, уже на собственном опыте, что демократия, конечно, довольно скверный режим — об этом еще и Черчилль говорил, — но все остальные еще хуже. Он же совершенно правильно шутил, что лучший аргумент против демократии — это пятиминутная беседа с рядовым избирателем. Но зато любой рядовой избиратель очень хорошо понимает свой интерес. И если он видит, что жить лучше не стало, то на выборах он проголосует за кого-нибудь другого. Не факт, что за лучшего, главное — за другого, тем самым дав шанс изменениям положения дел в лучшую сторону. Поэтому демократия — хороший режим на стайерской дистанции. А на спринтерской дистанции иногда авторитаризм даже и лучше, особенно если речь о войне — когда надо сконцентрироваться на короткой дистанции.
Россия всегда была спринтером. Если посмотреть историю — Россия то и дело погружалась в некоторый провал или застой, потом делала рывок, часто со страданиями и кровью, пытаясь догнать ушедших вперед конкурентов, а потом опять погружалась в застой. Но социальный опыт постепенно накапливается, и уже сейчас люди меньше склонны прислушиваться к пафосной риторике о необходимости новой мобилизации и нового рывка, чем несколько лет назад.
В то же время говорить о том, что вся история России — это сплошные модернизационные рывки, — все же сильное упрощение. Таких рывков было четыре-пять за последние пятьсот лет. Но были и длительные периоды достаточно успешного поступательного развития — это те этапы, когда Россия развивалась нормально и даже показывала хорошие темпы и качество развития. Например, во времена Александра II и Александра III. Именно тогда у России было первое место в мире по приросту ВВП, первое место в мире по темпам роста промышленности и главное — первое место в мире по темпам роста населения.
Можно вспомнить еще и довольно спокойный период развития Александра I, при котором за двадцать пять лет правления было вынесено всего двадцать четыре смертных приговора. Всего четверть века покоя и нормального развития — и Россия стала гигантской континентальной державой, победительницей Европы.
Или если взять правление отца Петра I — Алексея Михайловича Тишайшего, то при нем территория страны почти удвоилась, со Степаном Разиным разобрались между делом и без надрывов. И самое главное — никаких репрессий, массовых казней, опричнины, НКВД. Страна развивалась спокойно, и именно тогда были начаты многие из необходимых реформ. Петр их потом просто резко ускорил, потому что ему казалось, что все идет очень медленно и надо провести ускоренную модернизацию.
Так что в истории России есть исторические периоды, на которые можно равняться и где нужно черпать позитивные исторические примеры. Но при этом, конечно, власть должна быть последовательной — она не должна отступать от поставленных задач.
Оглядываясь назад, также можно увидеть, что всегда существовало противоречие между идеей о едином, мощном моноцентрическом стиле власти и интересами развивающихся российских территорий и городов. Александр II, царь-освободитель, помимо отмены крепостничества еще провел фундаментальные судебную и земскую реформы. В то время над земскими реформами многие смеялись, но на самом деле в историческом масштабе это было очень важное решение, и последствия его не заставили себя ждать — начали строиться дороги, быстро расти города. Причем настолько быстро, что очень скоро эти города, городские торговые и промышленные слои, растущая интеллигенция почувствовали себя силой и стали выдвигать требования к царю. И уже Николай II почувствовал, что у него, как прежде у европейских монархов, абсолютная власть уходит из рук.
Он оказался перед выбором — либо допустить некоторое волеизъявление народа и, соответственно, ограничение самодержавной власти, то есть фактически перейти к конституционной монархии, либо подавить это движение в городах и остановить тем самым бурное экономическое развитие, чтобы сохранить свое полное и абсолютное монаршее полновластие. Можно вспомнить, кстати, как в переписном листе, когда в России в 1897 году проводили первую перепись, на вопрос о профессии он скромно написал «хозяин земли Русской».
Пойдя в итоге на очень ограниченные реформы, когда среди прочего зашла речь о подготовке выборов в Первую Думу, он потребовал, чтобы в ней были в первую очередь представлены классы, которые обеспечивают поддержку монархии, а именно: землевладельцы, помещики и лояльные престолу крестьяне. И что должно быть поменьше буржуазии и пролетариата. Вероятно, если бы Николай II так сильно не боялся поделиться своими полномочиями, развитие России пошло бы по британскому, бельгийскому, голландскому, шведскому пути. То есть — в сторону устойчивой и эффективной конституционной монархии. Однако этого не случилось, и дело кончилось падением монархии и революцией.
У современной российской власти та же проблема — она слишком боится самостоятельного общества, пугая и пугаясь бесконтрольности и экстремизма, а на самом деле — не желая потерять власть или даже просто поделиться этой властью с независимыми общественными силами. Поэтому боится и многих важных реформ, в первую очередь — политических.
«Был бы Сталин у руля, все бы чиновники были бы уже у стенки».
(Из комментариев слушателей радио «Эхо Москвы»)
Мечты народа о «сильной руке» указывают прежде всего на то, что действующая власть кажется людям неэффективной. К тому же это знак того, что общественное сознание очень сильно мифологизировано — например, у тех, кто считает, что Сталин был «эффективным менеджером». Это глубокое заблуждение, которое можно опровергнуть, даже используя исключительно советские источники. Например, Ленин написал отличную книгу «Развитие капитализма в России», и там во второй части, которая касалась промышленного развития, указал, что Россия за двадцать пять лет в семь раз увеличила протяженность железнодорожных путей, причем указал и темпы строительства. Если взять среднегодовую цифру ввода железнодорожных путей, которой царская Россия достигла в пореформенные времена, то есть в последней трети XIX века, и сравнить с советскими временами, то окажется, что сталинская эпоха резко снизила темпы железнодорожного строительства. Возьмем, например, справочник «Советский Союз в цифрах» 1957 года, так там торжественно написано, что железнодорожная сеть увеличилась вдвое с 1913 года. Но, если бы сохранились темпы дореволюционного строительства железнодорожных сетей, она бы выросла минимум втрое. Можно вспомнить и сельское хозяйство. Урожая зерновых 1913 года в Советском Союзе «успешно» достигли где-то к началу 60-х — со всеми современными удобрениями, тракторами и комбайнами.
На самом деле единственное, что было эффективно в сталинские времена, это пропаганда. Люди до сих пор верят, что был осуществлен невиданный в истории индустриальный прорыв, не зная, например, что Днепрогэс, который стал символом победы социалистического строительства, был запроектирован русскими капиталистами еще в 1912 году и намечен к вводу в 1920 году. Ввели его в 1934 году — первую очередь, а окончательно — только в 1939 году, и никто ни слова не сказал о том, что это старый дореволюционный проект, да еще и осуществленный под руководством американского инженера. Также и ленинский план ГОЭЛРО был в деталях разработан при «проклятом царизме». Разрабатывала его Санкт-Петербургская электрическая компания, а большевикам он достался от работавшего так Кржижановского.
