- Что же смотрел Лавров! - возмутился Чичканов.
- Он не смотрел. Он вызвал военкома и с его помощью арестовал Петрова и его коменданта.
- Правильно сделал.
- Вот тебе и правильно! Мебель - газетчик! Он не замедлил послать в "Известия" корреспонденцию о новом "мятеже эсеров", возглавляемом Лавровым. Козловские коммунисты были введены в заблуждение. Они освободили Петрова и арестовали Лаврова. Лавров теперь в ВЧК, в Москве. Сегодня пойду к прямому проводу. Буду говорить с Яковом Михайловичем Свердловым. Безусловно, Лаврова отпустят, но подумай, дорогой товарищ Чичканов, как все это выглядит, как об этом говорят в народе? И я сейчас волнуюсь уже не из-за Лаврова или Петрова. Меня тревожит возможность появления в других местах "лавровщины" и "петровщины", как называют это теперь козловские товарищи. - Он помолчал, разглаживая усы, потом встал, подошел к окну. - Недостаток образования и партийной культуры - и впредь самая опасная болезнь для многих наших честных, преданных, настоящих, как ты говоришь, большевиков. Об этой своей тревоге я обязательно расскажу Свердлову. - Подбельский закашлялся, зашагал по кабинету. Его худая, высокая фигура ссутулилась, словно на плечах была тяжелая ноша.
Но вот он подошел к столу, выпрямился:
- Надо послать людей на места. Проверить кадры в уездах. Пока тебе одному сообщаю: ЦК эсеров взял новый, подлый курс. Эсеры повально идут в нашу партию, чтобы изнутри разложить ее. - Подбельский захватил пальцами кончик усов, пощипал, словно что-то вспоминая. - Владимир Ильич, как никто другой, понимает сложность настоящего момента. Врачи не разрешили ему выходить на работу, но он не послушался. Ходит с перевязанной рукой... Вот так-то, дорогой земляк товарищ Чичканов. Зови Миллера и Бориса Васильева. Поговорим о кадрах.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Холодный бездорожный октябрь.
Каждое утро, еще не умывшись, Василий выходил из коммунарского двухэтажного дома и тревожно смотрел в сторону мельницы. Помольщиков приезжало все меньше и меньше. Но, видно, не только бездорожье держало мужиков дома.
Неужели за грозными слухами, которые третий день беспокоят коммунаров, стоит настоящая опасность? Василий шел в сельсовет к Андрею, но и тот ничего определенного не знал.
Прошло еще несколько настороженных, мрачных осенних дней. И вдруг на мельницу приходят двое неизвестных в галифе и кожаных куртках. Наглые, руки держат в карманах. Увидев Василия, окликнули:
- Эй, председатель, зря храбришься! Распусти мужиков из коммуны, пока не поздно! Отдай мельницу обществу!
Подойти к ним Василий не решился, молча прошел мимо.
А вечером из Кривуши вернулся взбудораженный Андрей:
- Плохие вести, Василий. Я посылал верхового в волость... Восстания в Большой Липовице и Покрово-Марфине. Под Отъяссами два дня назад убиты моршанские руководители Лотиков и Евдокимов. Телефонные провода порваны, волостного убили. В Воронцовском лесу, говорят, много дезертиров. У них пулемет даже есть. Хлеб с продпунктов мужикам раздают. Наши мироеды в Большую Липовицу поехали.
- И Долгов тоже? - спросил Василий.
- Его не видели.
Ночью мужчины-коммунары собрались в квартире Василия. Юшка и Семен Евдокимович присели на корточках у порога, тихо переговариваясь. Юшка был в новых штанах и новом картузе, отобранных у Сидора.
- По ночам, Василь Захарч, свои сельские стали рыскать по усадьбе, заговорил Сергей Мычалин. - Я сторожил вчера, Турова Ивана и Долгова Федора видел. "Што-то, говорю, мужики, поздно ходите?" А они: "Заблудились мы, заблудились". А сами смеются. Отошли подальше и говорят: "Скоро бить вас зачнем, коммуны!"
Хоть и немало Василий под пулями в окопах сидел, а жутковато стало. Глянул на своего друга Андрея, тот тоже голову опустил, насупился, обдумывает что-то. Юшка стащил картуз с головы, мнет его.
Семен Евдокимович развел своими саженными руками:
- Оружьев у нас маловато, обороняться нечем, а то бы и я старинку вспомнил. - И браво качнул богатырскими плечами.
- Какой там обороняться, - мрачно сказал Алдошка. - Разозлим только. Давайте располземся пока по домам, переждем.
- Это тебе есть куда расползаться, - ехидно ответил Юшка. - А я за угол своей саманки на радостях рыдваном задел. Мне одно теперь: горе горюй, а руками воюй.
- Правильно, - вступился Андрей. - Обороняться надо, пока патроны есть.
- А в центре власть чья? - беспокойно спросил Алдошка.
Ему никто не ответил.
Василий прошелся по комнате, вглядываясь в лица коммунаров. Вот они, главы одиннадцати кривушинских бедняцких семей. Каждый сейчас взвешивает, насколько дорога ему новая жизнь, каждый понимает, что отрезаны пути к старой. И еще - каждый проверяет, хватит ли у него смелости до конца бороться за новую жизнь?
Василий остановился против тестя и как можно внушительней произнес:
- Хорошо ты, папаша, сказал: горе горюй, а руками воюй. Нам отступать, товарищи коммунары, некуда. В кабалу к кулакам идти? У кого есть охота? Мне вот товарищ Панов сказывал, как их Ленин напутствовал, когда к нам провожал. Эсеры, говорит, могут еще испытать нашу силу, но коммуну им не сломить! Товарищ Чичканов нам помощь окажет, коль что. А нам держаться надо!
- Мне покойник отец завсегда твердил: лучше упади брюхом, только не духом! - вставил Юшка.
Андрей рванулся к окну и шикнул на Юшку. Василий погасил лампу.
- Что там?
Разглядели несколько фигур, которые мельтешили в полутьме у амбаров.
- В ружье! - крикнул Василий.
Коммунары побежали вниз. С улицы раздалось несколько выстрелов. Зазвенело разбитое стекло, заплакал проснувшийся Мишатка. Маша заткнула разбитое окно подушкой и взяла сына на колени.
Василий и Андрей первыми выскочили на улицу и выстрелили в сторону амбаров. В сыром осеннем воздухе выстрелы прозвучали очень гулко. В Кривуше залаяли собаки, в овраге послышался тайный пересвист. Василий и Андрей выстрелили еще раз.
Между амбарами нашли связанного сторожа Ермакова. Во рту у него кляп, ружья нет. Он долго отплевывался, чертыхался.
- Все свои, сельские... Щелчка по кашлю опознал. Добре пинками били, больно. И Долгов был... Хрюкал, как боров.
После короткого совещания коммунары решили оставить на усадьбе двух сторожей - Кудияра и Семена Евдокимовича. Остальные повели скот в хутора к надежным людям. Весь следующий день вооруженным обозом развозили хлеб с мельницы по хорошим знакомым Андрея Филатова, а в ночь повезли на дальний хутор овец.
Вернулись только перед рассветом и не узнали своего двухэтажного дома. Не осталось ни одной рамы, ни одной двери. Избитые, перепуганные женщины и старики кое-как перетащили свои узлы в маленький разваленный домик, где при помещике жила прислуга. Бандиты увели двух коров, которых оставляли, чтобы было молоко детям, постреляли гусей и кур, увезли последнюю муку. Подыхайте, мол, с голоду.
Из домика выскочили навстречу матери, жены. Плачут, умоляют вернуться в Кривушу. Пришел Семен Евдокимович, который оставался за сторожа. Полушубок его порван, под глазом синяк.
- Вам, начальники, - сказал он Андрею и Василию, - оставаться тут больше нельзя. Алдошка Кудияр со своей бабой в Кривушу сбежал, ружье бросил. Все теперь разбрешет им, сучий сын! А там целая банда собралась.
- Батя, - Андрей подошел к отцу. - Возьми с собой в Кривушу Дашу с маленьким. А мы с Василием в Волчки махнем, к Панову.
- Нет, Андрюша, обоим нельзя людей бросать. Скачи один. Ружье оставь, возьми мой наган. - Василий протянул ему револьвер, пожал руку. Пусть Панов в Тамбов сообщит или сам с отрядом...
Андрей взял револьвер, сунул за пазуху и, хлестнув коня длинным поводом, помчался с усадьбы.
2
Захар уже не в силах был бежать, но страх за жизнь сына все гнал и гнал его к коммуне.
Захар смирился, что сын стал коммунистом, он понял, что коммунисты делают в селе хорошее дело, а наказывают только тех, кто заслуживает того своими волчьими делами. Теперь Захар спешил в коммуну. Из буерака он выползал на четвереньках, оскользаясь на грязном откосе и с опаской оглядываясь на Кривушу. Когда увидел скачущего по полю Андрея, настолько обессилел, что не смог даже крикнуть ему, чтоб тот вернулся. Через вишневый сад Захар брел, держась за стволы, за сучки, исступленно шепча молитвы.
Его заметил Юшка, подбежал к нему, взял под руку.
- Сынок, Васятка, прячься скорее, - едва слышно заговорил Захар. Тимошка Гривцов с пулеметом суды едет. Тебя ищет. Убьет, сынок, прячься.
Василий схватился за повод, хотел садиться на коня, но в стороне, куда поскакал Андрей, послышалась частая стрельба. Коммунары притихли. Андреева Даша зарыдала, припав к плечу свекра.
- Поздно, сынок, не ускачешь. Прячься тут, пересиди трошки.
- Скорее, Васятка, скорее, мать твою бог любил! - крикнул Юшка, таща Василия за рукав. - Под печку спрячем, под печку, где картошка засыпана...
- Товарищи коммунары! - Василий побледнел, под глазом задергалась жилка. - Не могу вам помочь. Сами видите. Прощайте. Уходите в Кривушу, вас не тронут. - Он отдал повод Сергею Мычалину и кинулся к разграбленному двухэтажному дому.
