25 Ильин А. А. Топография кладов… С. 19.
26 Николаева Т. В., Чернецов А. В. Древнерусские амулеты-змеевики. М., 1991. С. 21, 31—46, 72—73. Рис. 1—5. Табл. XIV, 1—2.
27 Первухин И. Г. Опыт археологического исследования Глазовского уезда Вятской губернии // МАВГР. 1896. Вып. 2. С. 126. Рис. 118.
28 Смирнов А. П. Русский элемент в культуре волжских булгар // Историко-археологический сборник. М., 1948. С. 93—110. Он же. Древняя Русь и Волжская Болгария // Славяне и Русь. М., 1968; Хлебникова Т. А. Древнерусское население в Болгарах // КСИИМК. 1956. Вып. 62. С. 141—146; Казаков Е. П. О ранних контактах волжских булгар со славянами и поволжскими финнами по археологическим данным // Волжская Булгария и Русь (К 1000‑летию русско-булгарского договора). Казань, 1986. С. 76—88; Полубояринова М. Д. Русь и Волжская Болгария. М., 1993.
29 Хлебникова Т. А. Керамика памятников Волжской Болгарии: К вопросу об этнокультурном составе населения. М., 1984. С. 201.
30 Казаков Е. П. О ранних контактах… С. 76—86.
31 Казанская история. М.; Л., 1954. С. 48.
32 Рябинин Е. А. Костромское Поволжье в эпоху Средневековья. Л., 1986. С. 124, 128.
33 Казанская история. С. 48.
34 Повесть о стране Вятской (Вятский летописец) // Труды ВУАК. Вятка. 1905. Вып. III. Отд. II. С. 28—29; Эммаусский А. В. Вятские города 200 лет назад // Спутник агитатора. Киров, 1982. №9. С. 24.
35 Спицин А. А. Свод летописных известий о Вятском крае // КВГ на 1884 год. Вятка, 1883. С. 148.
36 Фахрутдинов Р. Г. Археологические памятники… Рис. 3; Археологическая карта… Карта 7; Арсланов Р. Ш., Корепанов К. И. Археология и топонимия Елабужского края. Елабуга, 1991. С. 16.
37 Мансурова Ф. М. Рост городов Прикамья (XVI—XVII вв.) // Вопросы истории. 1977. №8. С. 218—220; Гришкина М. В. Роль русского крестьянства в заселении удмуртского Прикамья в XVII—XVIII вв. // Сельское хозяйство и крестьянство Среднего Поволжья в периоды феодализма и капитализма. Чебоксары, 1982. С. 52—54.
38 Арсланов Р. Ш., Корепанов К. И. Археология и топонимия… С. 12—17.
А. В. Уткин (Иваново). Шумящая подвеска X—XI веков из собрания Д. Г. Бурылина
В фондах Ивановского областного краеведческого музея в составе археологической коллекции Д. Г. Бурылина хранится неизвестное специалистам шумящее украшение, отлитое из бронзы. Полное его типологическое название — наборная коньковая подвеска с трапециевидным щитком (рис. 1). Рамка щитка и перекладины — рубчатые, имитируют соединенные вместе 2—4 проволочных дрота. Боковые стойки отогнуты в противоположные стороны и имеют вид стилизованных конских голов. Морды их украшены зернью. Пирамидками из зерни обозначены и уши. Внутреннее пространство щитка заполнено ритмично чередующимися прямыми и волнистыми перекладинами, расположенными горизонтально. На гребнях верхней волны-перемычки напаяно по одному шарику, а по основанию щитка идет ряд из 12 колец. На них закреплены свисающие цепочки, собранные из семи подвижных восьмеркообразных звеньев каждая, которые завершаются полыми бронзовыми привесками, напоминающими бутылочки с петлей для крепления.
Этот тип шумящих украшений достаточно редок. По подсчетам Л. А. Голубевой, к середине 1970‑х гг. они были известны всего в 20 экземплярах 1. К настоящему времени найдено еще три 2. Таким образом, общее количество их (включая и бурылинскую) сейчас составляет 24.
Рис. 1. Шумящая подвеска
Большинство надежно документированных коньковых подвесок с трапециевидным щитком происходит из двух смежных регионов — из бассейна реки Ветлуги и с территории Нижней Оки, где они были обнаружены в древнемарийских и муромских захоронениях. Эти погребения по составу сопровождающих покойников вещей датируются в пределах второй половины X — первой половины XI в., а по половозрастным признакам относятся исключительно к женским, то есть являются декором женского костюма. Фиксация их в могилах на костях скелета указывает, что подвески использовались в основном в качестве нагрудных украшений. Причем, как правило, они были парными. На оборотной стороне щитка у каждой подвески, в том числе и у бурылинской, имеется жестко припаянная петля, за которую они крепились к концам кожаного ремешка, надевавшегося на шею, и свисали на грудь. При движении человека, даже легком и плавном, цепочки начинали раскачиваться, а бронзовые бутылочки, ударяясь друг о друга, шумели. Столь странная, по нашим понятиям, конструкция украшений имела для древних финнов не только эстетическое значение. Она была призвана выполнять в первую очередь охранительную функцию. «Шумовой» фон подвески должен был отпугивать от женской груди «космические силы зла», предохраняя молоко матери от порчи.
Не случайно и оформление стоек щитка в виде стилизованных лошадиных голов. Финские народы Поволжья на рубеже I—II тыс. н. э. были коневодами. Конь составлял основу их хозяйства, их благосостояния, занимал центральное место в их мировоззренческих системах и верованиях. Поэтому лаконично и искусно вписанное в абрис подвесок изображение всевидящего двуглавого коня должно было усилить защитную силу украшений.
Вернемся к бурылинской подвеске. Она депаспортизирована, никаких сведений о ней нет, откуда попала в коллекцию — неизвестно. Однако, исходя из географии распространения этого типа украшений, она должна происходить из района нижнего Поочья. Дело в том, что в период активной собирательской деятельности Д. Г. Бурылина (конец XIX — начало XX в.) аналогичный шумящий декор одежды был известен только из муромских могильников. Их тогда раскапывали и археологи, и любители, и кладоискатели, а вещи растекались по музеям и антикварным лавкам.
Более того, я рискну указать и конкретный археологический памятник. Думаю, что это хорошо знакомый могильник у с. Урваново близ г. Мурома. Здесь в 1890 г. на песчаной дюне среди развеянных могил муромским историком-краеведом П. Г. Добрынкиным собрана небольшая серия украшений. Среди них была и одна коньковая подвеска с трапециевидным щитком. Сейчас она хранится в Муромском краеведческом музее и опубликована Л. А. Голубевой в своде зооморфных украшений древних финнов 3. Судя по графическому рисунку, урвановская находка и по размерам, и по деталям украшения (отсутствует только зернь на лошадиных мордах) идентична бурылинской. Абсолютное тождество их дает основание полагать, что они обе отлиты в одной мастерской и, возможно, были парными в составе одного костюма.
Таким образом, если место происхождения и время поступления подвески к Д. Г. Бурылину логически вычисляется более или менее точно, то при каких обстоятельствах и через кого она попала к иваново-вознесенскому меценату, мы вряд ли когда-нибудь узнаем.
1 Голубева Л. А. Зооморфные украшения финно-угров // Археология СССР. САИ. Вып. Е1-59. М., 1979.
2 Никитина Т. Б. Инвентарь могильника Нижняя Стрелка // АЭМК. Вып. 17. Древности Поветлужья. Йошкар-Ола, 1990.
3 Голубева Л. А. Зооморфные украшения… С. 108. Табл. 22. Рис. 2.
АО — Археологические открытия.
ВДИ — Вестник древней истории.
ГАНО — Государственный архив Нижегородской области.
КСИИМК — Краткие сообщения Института истории материальной культуры.
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР.
НГУАК — Нижегородская государственная ученая архивная комиссия.
НИКА — Нижегородские исследования по краеведению и археологии.
ОАК — Отчеты императорской археологической комиссии.
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей.
РГАДА— Российский государственный архив древних актов.
РА — Российская археология.
СА — Советская археология.
САИ — Свод археологических источников.
ТрВУАК — Труды Вятской ученой архивной комиссии.
ЦИАМ — Центральный исторический архив Москвы.
Материалы черновика статьи из личного архива В. Ф. Черникова. Подготовка к публикации выполнена И. О. Ереминым и А. И. Давыдовым. Статья впервые вводит в научный оборот сведения о находках, сделанных в ходе обследования Уренского могильника, разрушенного при разработке песчаного карьера в 1969 г.
Статья публикуется в порядке дискуссии о времени основания Нижнего Новгорода.
