39. Кровати. Глиняные модели по Салонену (Salonen А. Die Möbel, табл. XXI, 2)
40. Бронзовое полированное зеркало (размер — 7 см) из Ура старовавилонского периода (по Вулли, UE VII)
Поднимемся теперь из праздничной горницы в верхнее жилье дома — личные покои семьи, куда, наверное, никто из посторонних никогда не допускался: здесь царила хозяйка дома. Археологические данные тут ничем не могут помочь, так как стены домов лишь в редчайших случаях сохранились более чем на несколько сантиметров выше прежнего потолка нижнего жилья; но многое может дать реконструкция на основе описей имущества типа приводившихся выше и других подобных текстов.
В доме Эйанацира было не менее трех горниц в верхнем жилье. Центральное место занимала, конечно, хозяйская опочивальня (uršu[m], bīt erši[m], bīt kummi[m]),[204] а в ней — самый дорогой из предметов мебели — кровать (GIŠnàd, eršu[m]). Это ложе (изготовлением такой мебели специально славился Ур)[205] было деревянным, с металлическими, костяными или другими украшениями; высоким ножкам придавалась иногда форма звериных лап; на раму кровати натягивались крест-накрест ремни, или веревки, или прочная циновка. В головной части кровати,[206] между изголовьем и «сеткой», устанавливался род плоского ящика, где, видимо, укладывались набитые шерстью или волосом (?) кожаные (?) подушки-валики (kirmu[m]). На «сетку» клался матрац (še'etu[m]) из чесаной шерсти (síg-(g)a-zum-ka, pusikku[m]), войлока (mihsu[m]) или пальмового волокна (pitiltu[m] — отсюда, между прочим, русское «фитиль»: пальмовое волокно использовалось и в светильниках).[207]
Достоверных сведений о простынях в старовавилонский период нет; они, может быть, и появляются в знатнейших домах в I тысячелетии до н. э., но более ранние полотняные ткани, упоминаемые в связи с кроватью (и креслами), это скорее покрывала.[208] Существующие изображения[209] заставляют предполагать, что супруги спали обнаженные и без матраца и без покрывала, по крайней мере в жаркую погоду; в более холодную укрывались шерстяным покрывалом (hullānu[m]) или просто плащом (nahlaptu[m]), хотя есть изображения (и упоминания в несколько более поздних текстах) постели, застланной узорным покрывалом с бахромой (sūnu[m]).[210] Постель могли посыпать душистыми травами, — может быть, отчасти и от насекомых.
В опочивальне стоял хозяйкин туалетный столик (kanaškarakkum) или ларец с украшениями и косметическими принадлежностями, из которых важнейшей была сурьма (guhlu[m]), или зеленая краска для подведения век.
Среди туалетных принадлежностей были глиняные и каменные сосудики для благовоний и притираний, щипчики для вырывания волосков, ложечка для чистки ушей или для притираний и т. п., все это, конечно, было в очень богатых домах (эти вещи известны из «царских» могил III тысячелетия до н. э.; в жилых кварталах Ура времени царства Ларсы они не найдены).
В опочивальне же, вероятно, стояли корзины и ларцы с одеждой; часть одежды, как уже упоминалось, так же как бусы и пр., хранилась и в глиняных сосудах. Перед постелью, как думает А. Салонен, могла лежать дорожка (harūru[m]).[211]
Даже в состоятельных домах кровать полагалась только женатым членам семьи, остальные спали на полу — в своих каморках или на крыше — либо на циновках, либо на соломе. Но уже в домах немного более бедных горница в верхнем жилье была одна, и дети спали на полу в ней же, если погода и обстоятельства не позволяли ночевать на крыше. (Интересно, что пока нет ни изображений колыбели, ни текстов с ее упоминанием; вероятно, младенец спал в кровати с отцом и матерью.) Возможно, что на циновке у порога опочивальни могла спать и приближенная рабыня хозяйки, а там, где муж, по бесплодию жены или из-за ее жреческого обета, брал вторую жену, обязанную слушаться первой и прислуживать ей,[212] то и она помещалась, наверное, тут же. Но в доме Эйанацира места было достаточно; мы уже видели, что он, по-видимому, купил своему брату или взрослому сыну такой же дом, как себе; если у него были другие женатые сыновья, то они могли помещаться в других горницах, по соседству с родительской.
41. Металлические и костяные заколки для одежды из Ура старовавилонского периода (по Вулли, UE VII)
Кроме того, у жены Эйанацира могла быть еще и рабочая комната, где рукодельничали ее рабыни — например, пряли шерсть от хозяйских овец, как мы знаем из документа UET V, 640 о Рубатум и в Ашшуре — о жене богатого странствующего купца Пушукена, Ламасси.[213] Вулли полагает, что у Эйанацира был и свой «кабинет», где он принимал клиентов и хранил документы. Мы действительно знаем, что документы он хранил дома, а не в мастерской, которой, судя по письмам к нему, он владел. Однако, как мы уже упоминали, клинописные таблички он скорее всего держал во втором жилье, куда его клиенты вряд ли имели доступ. Принимал ли он их в мастерской, или в главном дворе, или в комнате (8) при парадной горнице (впрочем, там могли просто храниться столики и циновки), или же он принимал их в самой горнице — этого решить невозможно.
42. Игральная бабка из горного хрусталя (а), золотые серьги (б), золотая нагрудная или налобная пластина (в) из Ура старовавилонского периода (по Вулли, UE VII)
Деловую жизнь Эйанацира описал и анализировал по его документам голландский ученый В. Ф. Лееманс,[214] и здесь мы приведем только выводы.
Как уже упоминалось, Эйанацир закупал на о-ве Тельмун медную руду для казны и частных заказчиков, привозил ее в Ур и там подвергал обогащению. Этой его деятельности посвящено несколько писем, найденных в его архиве, например письма от Нанни (вероятно он же — Наннамансум), посланные в Тельмун и позже привезенные Эйанациром в Ур.
10) Первое письмо — миролюбивое (U.16815, UET V, 66): «Ска[жи Эйанациру и Илушуэллатсу (?) — так говорит На]нни: (бог) Шамаш да сохранит вас в живых! К тому, что ты писал мне, — вот я посылаю к вам ИгмильСина, опечатай для него кошель (=капитал) мой и кошель ЭрибамСина, пусть доставит сюда. Дайте ему очищенной меди!..»
10а) Но далее следует письмо раздраженное (U. 16814, UET V, 81): «Скажи Эйанациру — так говорит Нанни: Вот, прибыв сюда, ты сказал так: „Я дам хорошие слитки ГимильСину (ИгмильСину)“; ты прибыл, сказал, но не сделал — ты предложил нехорошие слитки моему гонцу и сказал: „Хотите брать — берите, не хотите брать — уходите“. Как с кем это ты обращаешься со мною и кáк ты проявляешь ко мне неуважение, и это — между (?) (такими) порядочными людьми (awīlū), как мы? Я писал тебе, чтобы ты принял мой кошель, но ты поступил со мной неуважительно, и не один раз ты заставил меня (т. е. моего гонца) возвращаться с пустыми руками во вражеской стране. Кто из „ходящих в Тельмун“ поступил так со мной? А ты поступил неуважительно с моим гонцом, да еще ты препираешься по поводу серебра, которое ты получил из моего дома. А еще за тебя дворцу я отдал 18 талантов (= 0,5 т) меди, и Шумиабум[215] отдал 18 талантов меди помимо того, что мы выдали документ за нашей печатью храму Шамаша. Что ты сделал с этой медью? Ты задержал мой кошель во вражеской стране; на тебе лежит обязанность вернуть мне мой кошель благополучно: тебе придется узнать, что здесь (в Уре) я не возьму у тебя нехорошей меди. На моем дворе (kisallu[m]) я буду выбирать (слитки) по одному и брать (их себе), а за то, что ты отнесся ко мне с неуважением, я буду иметь преимущество (?) перед тобой при выборе (товара)».
Нанни и начальник торговых агентов дворца Шумиабум отдали долг Эйанацира дворцу и поручились за него в храме Шамаша (в Ларсе?), тем самым облегчив ему операции в Тельмуне, и, кроме того, кредитовали его серебром. Однако, когда Ги-мильСин, представитель Нанни, прибыл в Тельмун за металлом, Эйанацир предложил ему низкокачественные слитки и наотрез отказался вести с ним переговоры. Нанни дает ему понять, что в Уре Эйанациру не удастся вести себя подобным образом, ему придется примириться с тем, что расплачиваться ему нужно будет во дворе Нанни и так, как Нанни захочет. «Вражеской» в древности считалась всякая страна, где путешественник или торговец не имел правовой защиты, т. е. практически всякая чужая страна (в данном случае речь идет об острове Тельмун).
43. Металлические орудия из Ура старовавилонского периода (из UE VII)
11) Те же ноты звучат в письме Эйанациру (U. 16814, UET V, 20) от некоего Илииддинама:[216] «Скажи Эйанациру — так говорит Илииддинам: Хорошо дело, которое ты сделал! Год [(?) назад] я уплатил серебро, во вражеской (стране) ты должен был задержать (только) нехорошую медь; будь любезен, дост[авь] твою медь!» (далее текст разрушен; по-видимому, Илииддинам сообщает, что не может больше ждать ни дня и что он посылает «во вражескую (страну)» «человека» и просит Эйанацира его не задерживать).
