Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

«Давно и глубоко убеждён, что никакой, собственно, военной литературы в России не было, а всегда была литература о том, как русский народ, вынуждаемый утверждать себя, свою самостоятельность, и отстаивать заложенные испокон в русском человеке основы, устои (а ныне говорят «принципы») добра и любви, правды и справедливости, утверждать себя силою оружия, испытывал всегда в душе своей чувство глубокого отвращения к насилию. Но уж если он вынуждаем был к войне, то шёл до конца.

И писать сегодня только собственно о войне, о её «переправах», «плацдармах» и «рейдах», не опираясь на переправы, по которым человек переходил с берега старой России на берег новой, столь возвысившей себя после 1812 года в 1941—1945 годах, на «плацдармы» всегда живущей в его сердце высокой нравственности, забывая о том, что нет и не было чисто военных «рейдов», а всегда были и будут взлёты духа и минуты особого просветления у людей, когда в одном человеке выражается вдруг характер всего народа, всей его страны – не писать обо всём этом – всё равно что совершать карьеру в литературе, могущую быть лишь отражением действий тех карьеристов на войне, для которых она была не отвратительной, жестокой и прекрасной необходимостью, а службой тщеславия, эгоизма и измене заложенному в человеке чувства добра» (Молодая гвардия. 1965. № 5).

В эти годы литература о войне не раз подвергалась модным поветриям. Сначала о войне писали как о сплошной победе, где торжествовали радость и фанфары. Жизнь военная, многообразная и противоречивая, стала изображаться крайне односторонне, однообразно: раскрывалась лишь часть фактов и явлений реальной действительности, возникали неполнота, недоговорённость, полуправда, а порой и ложное истолкование важных общественных проблем.

Слова о том, что «нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми силами души», в какой-то мере являются философской основой романа Юрия Бондарева «Горячий снег». Проблема гражданской ответственности перед собой и перед обществом за всё, что совершается на земле, – вот главное, что волнует героев романа Бондарева – лейтенантов Кузнецова и Дроздовского, санинструктора Зою, сержанта Уханова, генерала Бессонова, полковника Деева.

В критике утвердилось мнение, что образ Дроздовского отрицательный. Дело, думается, обстоит гораздо сложнее. В образе Дроздовского Бондарев изобразил честного, мужественного, храброго командира, который сам бросается в атаку, увлекает личным примером и думает в этот момент не о личной славе, а об общем деле, об успехе операции. Нельзя закрывать глаза на его честное участие в войне. Он тоже любит Родину, проливает за неё кровь. Но беда Дроздовского в том, что духовный облик его формировался тогда, когда доброта и сострадание почитались слабостью, пороком, всячески изгонялись, подавлялись. В итоге вырабатывалась психология жестокости, отношение к нижестоящему как винтику, малозначащему в огромной военной машине. В ходе ожесточённых боёв и сложных столкновений с подчинёнными Дроздовский обретает своё подлинное, настоящее лицо, становится добрее, человечнее. На это необходимо обратить особое внимание. Роман Юрия Бондарева «Горячий снег» полюбился читателям за искренность и чистоту воплощения авторского замысла, за художественное и убедительное изображение солдат и офицеров легендарной Сталинградской битвы.

Юрия Бондарева порой упрекают за то, что в центре его произведений герои одного плана, упрекают за то, что «Новиков повторял Ермакова, повторялась ситуация, повторялись чувства», что «Сергей и Константин напоминают Ермакова и Новикова. Они перешли сюда неизменившимися…». Разумеется, все эти герои чем-то похожи друг на друга, как похожи люди одного поколения и одной исторической эпохи, наложившей на них свой неизгладимый отпечаток. Совершенно невозможно согласиться с тем, что образ генерала Бессонова – это знакомое нам по другим книгам лицо. Если в Кузнецове и Дроздовском можно действительно угадать некоторых, ранее уже известных бондаревских персонажей, так как в этих образах отразились типические черты целого поколения, то генерал Бессонов и полковник Деев – это в основном новые характеры.

Генерал Бессонов – один из центральных героев романа «Горячий снег». Он то звено, которое создаёт единую цепь воюющей армии – от рядового солдата до Верховного главнокомандующего. И сцена в Кремле многое объясняет в романе. Здесь, в разговоре Сталина с Бессоновым, решалась судьба Кузнецова и Довлатяна, Уханова и Чибисова.

Генерал Бессонов – уже немолодой человек, его часто одолевают недуги. Но он не показывает своих слабостей – всегда подтянут, собран, требователен, даже жестковат с подчинёнными, суров и неприхотлив. Недалеко от Сталинграда принял он только что сформированную армию. Медленно обходит он взвод за взводом, батарею за батареей, всматривается в молодые лица. Это в самом начале романа.

«Враг должен почувствовать нашу силу и ненависть полной мерой. Запомните и другое: немцы понимают, что здесь, под Сталинградом, мы перед всем миром защищаем свободу и честь России. Не буду лгать, не обещаю вам лёгкие бои – немцы будут драться до последнего. Поэтому я требую от вас мужества и сознания своей силы…»

Роман «Горячий снег» заканчивается таким же обходом генералом Бессоновым войск после недавнего боя, в котором батарея Дроздовского особенно отличилась. Как изменились люди, выжившие после смертельного сражения! Новые черты характера открылись и в генерале Бессонове. Всё время он был собран, сжат, как пружина, все силы ума и воли были сосредоточены на том, чтобы разгромить врага, не дать ему пройти, а для этого в кулаке надо держать подчинённых, не позволять им ни малейшей вольности и слабости. За несколько дней прослыл он бездушным «сухарём». Даже во время победного ликования сурово погасил улыбки и довольный смех. И одновременно «почувствовал брюзгливую бессмысленность» своего запрета, «эту ненужную охладительность тона». Так постепенно в сознание старого генерала входят новые мысли и новые чувства, формируется и новый поход к подчинённым. «Он считал, что не имеет права поддаваться личным впечатлениям, то есть во всех мельчайших деталях видеть подробности боя в самой близи, видеть своими глазами страдания, кровь, смерть, гибель на передовой позиции выполняющих его приказания людей; уверен был, что непосредственные субъективные впечатления расслабляюще въедаются в душу, рождают жалость, сомнения в нём, занятым по долгу своему общим ходом операции, в иных масштабах и полной мерой отвечающим за её судьбу. Страдание, мужество, гибель нескольких людей в одном окопе, в одной траншее, в одной батарее могли остаться настолько трагически невыносимыми, что после этого оказалось бы не в человеческих силах твёрдо отдавать новые приказы, управлять людьми, обязанными выполнять его распоряжения и волю». От этих строго продуманных формул генерал отказывается после того, как выиграно первое сражение: он идёт именно туда, в окопы, где насмерть стояли солдаты и его армия. Вручая ордена двум морякам, оставшимся от роты, глядя на их обмороженные лица, старый генерал никак не мог подобрать слова благодарности: «Все слова, которые должен был сказать в ту минуту Бессонов, тенями скользили в сознании, не складывались в то, что чувствовал он, показались ему никчёмными, мелкими, пустопорожними, слова, не отвечающие всей бессмертной сути увиденного им и… отвернувшись, вдруг скрывая нахмуренными бровями сладкую и горькую муку, сжавшую грудь, захромал по траншее, не оглядываясь». Но не сдержался генерал, слёзы показались на его глазах: «Он не умел быть чувствительным и не умел плакать, и ветер помогал ему, давал выход слезам восторга, скорби и благодарности, потому что живые люди здесь, в окопах, выполняли отданный им, Бессоновым, приказ – драться в любом положении до последнего патрона, и они дрались и умирали здесь с надеждой, не дожив лишь несколько часов до начала контрудара».

Человечнее, ближе к своим солдатам становится генерал Бессонов. Безусловно, заключительные страницы романа Ю. Бондарева можно назвать самыми впечатляющими и глубокими.

Но Ю. Бондарев писал не только о войне, сразу после прихода с фронта, после второго ранения, его захватила суровая действительность, и после войны, с 1945 по 1953 год, ему пришлось многое мучительно пережить. Жизнь в мирное время ничуть не улучшилась, как и в 30-х годах, господствовали офицеры КГБ, которые за малейшую провинность сажали в застенки, судили и надолго ссылали в лагеря. Если раньше Ю. Бондарева печатали в журналах «Смена», «Огонёк», «Молодая гвардия», «Октябрь», то с новым романом «Тишина» Бондарев обратился к А. Твардовскому, в «Новый мир». Сначала Твардовский заколебался, но потом роман «Тишина» был напечатан в 1962 году (№ 3—5). Ещё раз Ю. Бондарев обратился в «Новый мир» с просьбой напечатать повесть «Двое» (1963. № 4), но повесть была задержана цензурой и опубликована в журнале с цензурными купюрами. Больше Ю. Бондарев не обращался в «Новый мир», но иногда выступал вместе с А. Твардовским и авторами «Нового мира» на читательских конференциях.