- Зря торопитесь с выводами, - возразил Столыпин. - а был вчера у великого князя Николая Николаевича... С этими письмами, - он кивнул на папочку. Показал их ему... Сказал, что победоносцевский выученик Щегловитов играет против меня, намеренно мешая укрепить штаб охраны самодержавия теми людьми, которые безусловно преданы трону... Это я о вас говорил, о вас... Великий князь поначалу отказывался входить в эту "интригу". Я устыдил его: "и н т р и г а - другого корня, ваше высочество. Это не интрига, а заговор против августейшей семьи". И тогда он признался, что государь намерен просить меня взять себе в товарищи Курлова, сделав его же шефом корпуса жандармов...
- Что?! - Герасимов даже вжался в кресло. - Курлова?! Павла Григорьевича?! Но ведь это жулик и палач! Он к тому же в деле не сведущ! Вы же сами задвинули его в тюремное управление! Он про вас ужас какие вещи рассказывает!
- Вот поэтому его и намерены приставить ко мне в качестве соглядатая...
- Но вы хоть понимаете, что это конец вашему курсу?!
- Не хуже, чем вы, понимаю, Александр Васильевич... Утром мне телефонировал Фридерикс и просил прибыть во дворец... Сказал по-английски, что государь нашел мне чудного помощника, Пал Григорьевича Курлова. Я просил передать его величеству, что эту кандидатуру отвожу совершенно категорически. За десять минут перед тем, как я связался с вами, позвонил Дедюлин и повторил высочайшее указание прибыть в Царское. Я хочу, чтобы вы поехали со мною. Я скажу государю все, что думаю о происходящем, дабы положить конец всей этой отвратительной двусмыслице...
...Встретив Столыпина с Герасимовым в Царском, Дедюлин попросил обождать: "Государь заканчивает с р о ч н у ю работу" (в городки играет, что ль, подумал Герасимов. Или Жюля Верна в очередной раз перечитывает?).
- А вас, Александр Васильевич, - дворцовый комендант оборотился к Герасимову, - моя супруга приглашает на чай.
Разводит, понял генерал; что-то случится. Неужели возвращаться буду просто со Столыпиным, а не с премьером?! Ах, зря я не сказал ему открыто, чтоб на колени падал, м о л и л, здесь слезу любят, унижение сильного угодно тутошним нравам; снова струсил, побоялся вовремя ему открыться, теперь поздно...
...Жена Дедюлина, угостив чаем, поддалась журчанию речи Герасимова, размякла, начала говорить о здешних новостях и б у х н у л а:
- А вчера, знаете ли, у нас в церкви, после молебна, ее величество так расчувствовалась, что даже руку поцеловала с т а р ц у.
Сердце упало: боже мой, да неужели Распутин?! Но ведь о его исчезновении из Сибири никто не сообщал! Заговор! Зреет заговор! Кто же вывез этого мерзавца в столицу?! Кто повелел охране в Иркутске и Тоболии молчать?! А вдруг это кто другой, не Распутин?!
- Ее величество обладает истинно народным сердцем, - согласно кивнул Герасимов, продолжая игру. - А служил-то кто? Не Григорий же Ефимович?
- Нет, нет, конечно, не он! У него же нет сана! Разве евреи допустят, чтобы человек из народа мог получить должное образование?! Но он так добр к августейшей семье, они без него жить не могут... Наследник постоянно интересуется, где "Ефимыч", такой душенька, такое солнышко у нас...
- Все-таки действительно старец обладает чарами, - Герасимов подыграл еще раз и по реакции женщины понял, что попал в точку.
- Ах, милый Александр Васильевич, вы даже не представляете себе его магическую силу! Казалось бы, я простая женщина, да? Стоило мне пожаловаться государыне на постоянные зубные боли, как она тут же: "Миленькая, надо попросить старца, он вам не откажет". И действительно, зовут меня к Аннушке Вырубовой на чашку чая, Григорий Ефимович, как обычно, там; возложил на мою голову руку, уперся глазами мне в зрачки, приблизил свое крестьянское, до слез простое лицо вплотную ко мне и затрясся, будто с ним случился припадок лихорадки. Так было несколько минут; я ощутила расслабленность, мне было сладостно и жутко смотреть в его огневые глаза, от них шла тяжелая, пьяная сила...
Герасимов не отводил глаз от лица женщины, оно сейчас было каким-то помертвевшим; только потом понял - такое бывает после того, как настал самый сладостный момент любви.
Боже ты мой, подумал Герасимов, а не берет ли он их всех тут своей мужичьей силой?! Если уж государыня ему руку целует при всей псарне, если Вырубова возле него будто собачонка, приваженная куском окорока, коли и эта лицом р а с т е к а е т с я, тогда уж ничего не поделаешь, тогда Распутин всех захомутал, - с бабами никто не справится, если они почувствовали с л а д о с т ь, это поверх них, это - навсегда... Вот откуда здесь ко мне такая неприязнь, понял он наконец, вот откуда ноги растут: Распутин знает, как я на него вел охоту, когда он дох во дворце великого князя! Господи, как же об этом Петра Аркадьевича-то упредить?! Он ведь ни о чем не догадывается! Ну и дела, ну и держава! Не зря Курлов о Распутине только в превосходных тонах выражался! Не он и его сюда и т р а н с п о р т и р о в а л?! Все прошляпили, все упустили!
Когда Дедюлин распахнул перед Столыпиным двери царского кабинета, тот удивленно оглянулся: никого не было, пусто; Дедюлин мистически исчез.
-- Петр Аркадьевич, - услыхал Столыпин жесткий голос государыни; женщина шла ему навстречу, появившись из соседней комнаты. - Как я рада, что вы пребываете в допром здравии... У меня к вам личная просьба. Я не могу быть спокойна са священную жизнь государя императора, пока вашим помощником по секретной полиции не станет генерал Курлов... Мне гофорили, что вы относитесь к нему скептически, но, думаю, после моей к вам просьбы вы перемените свое мнение об нем... Пудьте снисходительны ко мне как к матери...
Столыпин, заранее приготовивший себя к тому, чтобы отказать царю, разговора с Александрой Федоровной не ждал совершенно. Если в беседе с Николаем он был намерен спросить, чем его величество перестал устраивать Герасимов, победивший бомбистов, отчего надо менять высококомпетентного специалиста на дилетанта, расстрельщика первомайской демонстрации в Минске, то с м а т е р ь ю, которая обращалась к нему с просьбой, Столыпин спорить не мог.
- Ваша просьба для меня свята, - ответил Столыпин, проклиная себя за врожденную уважительность к женщинам. - Мне далеко не просто ответить вам согласием, ваше величество, но, увы, разум не может не подчиниться чувству.
И в это как раз время в кабинет вошел царь.
- Ах, родной, - сказала государыня, - Петр Аркадьевич только что утвердил назначение генерала Курлова сфоим помощником...
- Благодарю, - кивнул государь Столыпину без улыбки. - Тронут, что вы правильно поняли ее величество.
- Я, однако, хочу оставить за собою право распорядиться судьбою генерала Герасимова, - сказал Столыпин, чувствуя, что снова начинает мучнисто бледнеть; понял, какой спектакль поставила августейшая семья: с а м-то стоял за дверью, п о д с л у ш и в а л! Сказать кому - не поверят!
- Конечно, конечно, - сказала государыня. - Мы помним об нем...
- В таком случае я сейчас же подготовлю рескрипт о назначении Герасимова начальником департамента полиции. Его надо отблагодарить за ту службу в столице, которую он столь блистательно продемонстрировал в годину... беспорядков, - Столыпин хотел сказать "революции", но вовремя понял, что делать этого никак нельзя; царь рассердится, "не было революции"; сейчас надо т а щ и т ь свое, любым путем но только б сохранить генерала во главе секретной службы ради этого можно пойти на унижение...
Царь поднял ищущие глаза на государыню - без нее ответить не решался; видно, этот именно вопрос здесь обсуждали не один день, готовились загодя, со всей тщательностью.
- Ах, ну зачем же его так обижать, - сказала государыня. - Он заслуживает большего, чем возглавлять департамент. Пусть уж все это курирует Курлов... Надо же наконец развязать вам руки в главных вопросах управления правительством под скипетром его величества... Мы знаем, как вы привязаны к Герасимову, вот и назначьте его генералом для особых поручений при премьер-министре России, очень престижно, иного выхода мы не видим... Извините, Петр Аркадьевич, я долшна вас оставить, - дети... Надо проферить уроки, такие балофни, строгость и еще раз строгость - в этом будущее русской педагогической науки...
С этим Александра Федоровна и вышла.
- Ваше величество, - медленно сказал Столыпин, проводив взглядом царицу в последнее время ее походка сделалась нервическою, будто у молоденькой институтки, сильно похудела, но лицо из-за этого сделалось еще более красивым, каким-то дерзостным даже. - Ваше величество, - повторил он, - я не мог отказать государыне в ее просьбе. Но, я думаю, вы согласитесь со мною: проблемами секретной полиции, в компетенцию которой входит охрана августейших особ, не может заниматься дилетант. Пройдут годы, пока генерал Курлов поймет всю тонкость этого дела... Соблаговолите подписать рескрипт о назначении Герасимова начальником полиции... Все равно он будет под Курловым, полностью подотчетен...
