...Сначала через захваченный город проходили германские войска. Солдаты вермахта законодательно разрешили убивать кого угодно и за что угодно; они, однако, готовы были повременить с уничтожением русских свиней — лишь бы сперва расправиться с евреями.
Убийства евреев с первых дней стало для наступавших немецких войск таким же любимым развлечением, как насилие и убийства женщин, как уничтожение раненых красноармейцев.
Горели синагоги, на улицах лежали расстрелянные евреи, а по деревне Зеленцово возили захваченного в плен красноармейца-еврея: медленно умирающего, с забитым в горло колом291.
В Виннице немецкий офицер убил четырехмесячного младенца, ударив его головой о чугунную плиту.
Возле Одессы пьяный румынский полковник устроил учения: солдаты должны были стрелять в убегавших еврейских детей.
В Прилуках немцы связали шестерых еврейских девушек, изнасиловали их и оставили голыми с надписями: «Уборная для немецких солдат»292.
Потом войска уходили дальше, а вслед приходили оккупационные власти.
Время индивидуальных развлечений заканчивалось; наступал новый порядок.
Сначала в дело вступали айнзатцкоманды СД.
Ими двигала не ненависть, не жажда развлечений, а четкий расчет. Несмотря на то что действия против евреев были достаточно строго регламентированы: уничтожению подлежали лишь члены партии и радикальные элементы, главный принцип, положенный в основу деятельности айнзатцгрупп, — возможность уничтожать любого, кто покажется подозрительным, — делал любые ограничения фикцией.
Евреев было достаточно объявить подрывными элементами, чтобы уничтожить. Один из первых опытов был проведен 4 июля под Лиепаей; там расстреляли 47 евреев и пять латышских коммунистов. Через три дня комендант увеличил число подлежавших расстрелу до 100 человек293.
Вскоре расстрелы мужчин-евреев стали обыденностью. «Под чертовски чувственную музыку пишу я сейчас первое письмо моей Труде, — записывал в дневнике один из эсэсовцев. — И пока я пишу, раздается команда: «Выходи строиться!» Карабины, каски, боекомплект по 30 патронов... Скоро возвращаемся назад. Там уже были построены 500 евреев, готовых к расстрелу»294.
Это вселяло ужас; однако точно так же расстреливали русских, белорусов и украинцев — за лояльность к советской власти. В отчетах СД можно увидеть, что если сначала каратели расстреливали больше евреев, чем представителей других национальностей, то постепенно соотношение выравнивалось295.
И когда сходила первая волна оккупационного террора, начиналось то, что нацисты изящно называли «изоляцией евреев», то, что уже произошло в Польше.
...Толпы людей стекались в гетто; тех, кого ловили снаружи, немедленно расстреливали. «Грустное это зрелище, — вспоминал позже Сидни Ивенс, — толпы мужчин, женщин и детей, стариков и инвалидов. Люди тащили с собой, что могли унести, — кто в тележках, кто даже в детских колясках»296.
Гетто, создаваемые в крупных и средних городах, представляли собой огороженные колючей проволокой городские кварталы под двойной охраной: контролируемой оккупантами еврейской «службой порядка» внутри и местными полицейскими снаружи. Для управления согнанными в гетто людьми из их числа создавались «органы самоуправления» — юденраты.
«В каждом городе был назначен временный председатель еврейского совета, которому поручено создать еврейский совет в количестве от 3 до 8 человек, — говорилось в сообщении полиции безопасности и СД. — Еврейский совет полностью несет ответственность за поведение еврейского населения. Кроме того, он незамедлительно должен начать регистрацию всех евреев, проживающих в населенном пункте...»297
Юденраты отвечали за регистрацию, учет и расселение в гетто, сбор контрибуций и за все вопросы, которые могут возникнуть, если множество людей заставить жить в изолированном от остального мира месте.
А также за поставки рабочей силы для нужд оккупационных властей.
«Евреи обоего пола в возрасте от полных 14 до 60 лет, которые проживают во вновь оккупированных Восточных территориях, обязаны работать, — указывал министр Альфред Розенберг. — Они должны быть собраны для этого в отделе принудительных работ»298.
В гетто людям приходилось существовать в условиях жуткой скученности и недостатка пищи; получить работу означало стать «полезным евреем». «Полезным евреям» давали еду, выводили на работы и даже могли разрешить жить вне гетто — в каких-нибудь бараках рядом с местом работы. «Полезный еврей» мог тешить себя надеждой, что его не расстреляют просто развлечения ради.
Впрочем, из гетто можно было попасть на работы и в трудовые лагеря, режим которых был так же жесток, как в лагерях советских военнопленных, а возможность выжить — так же призрачна. Однако в сорок первом году таких лагерей было еще немного299.
О поголовном уничтожении не шло и речи — да и зачем? Ведь воюющему Рейху нужны рабочие руки, а евреи трудятся ничуть не хуже тех же русских или поляков.
Другое дело, что нацисты считали полезным, чтобы число евреев (как и, к примеру, славян) значительно уменьшилось.
Для этого был выбран довольно нетривиальный подход.
Нацисты проявили странную щепетильность. Залив кровью захваченные территории, оставляя за собой обезображенные трупы изнасилованных женщин и замученных красноармейцев, они тем не менее предпочли перепоручить уничтожение евреев местным националистам, вылезшим из подполья.
Германские спецслужбы имели с антисоветским националистическим подпольем давние и прочные связи. В РСХА были твердо уверены в двух вещах — в управляемости националистов и в их ненависти к «жидобольшевизму», а следовательно, к русским и евреям. Уже 29 июня шеф РСХА Гейдрих в одном из оперативных приказов специально указывал подчиненным:
«Стремлению к самоочищению антикоммунистических или антиеврейских кругов во вновь оккупированных областях не следует чинить никаких препятствий. Напротив, их следует — конечно, незаметно — вызывать, усиливать, если необходимо, и направлять по правильному пути, но так, чтобы эти местные «круги самообороны» позднее не могли сослаться на распоряжения или данные им политические гарантии.
...Такие действия по вполне понятным причинам возможны только в течение первого времени оккупации»300.
Первый опыт был поставлен в Прибалтике. Командир действовавшей в полосе группы армий «Север» айнзатцгруппы «А» бригаденфюрер СС Штальэккер впоследствии вспоминал, что одной из задач его подразделений было «стимулирование стремления населения к самоочищению, придание этому стремлению нужного направления, с тем чтобы как можно быстрее достичь цели чистки. Не менее важным был сбор фактов и доказательств того, что население прибегло к самым жестоким мерам против большевиков и евреев самостоятельно»301.
Все это бригаденфюреру удалось в полной мере.
Как только немцы вступали на территорию прибалтийских республик, там начинались еврейские погромы. Большинство погибших при этом людей были убиты не эсэсовцами, а местными националистами, проявлявшими исключительную жестокость, не щадившими ни женщин, ни детей.
За одну ночь на 26 июня в Каунасе озверевшими националистами было убито более полутора тысяч человек. Улицы города были залиты кровью; еще через несколько ночей число уничтоженных евреев было доведено до четырех тысяч302. В Риге к началу июля были, как говорилось в докладе шефа полиции безопасности и СД, «разрушены все синагоги, расстреляно пока 400 евреев»303. То, что на территории Латвии в уничтожении евреев на первых порах удалось достичь лишь весьма скромных успехов, бригаденфюрер Штальэккер объяснял весьма доходчиво:
«В основном это объяснялось тем, что национальное руководство было угнано Советами. Однако путем оказания влияния на латышскую вспомогательную полицию удалось организовать еврейский погром»304.
«Латыши, в том числе и находящиеся на руководящих постах, держали себя по отношению к евреям совершенно пассивно и не отваживались против них выступать, — отмечалось в другом документе СД. — Значительно ослабляет активность латышского населения то обстоятельство, что за две недели до возникновения войны русские вывезли около 500 латышских семей, которых можно считать относящимися к интеллигенции, в глубь страны»305.
Эсэсовцы честно признавали то, что приводит в бешенство их современных последышей: благодаря грамотным действиям органов НКВД, сумевших перед войной депортировать из Прибалтики часть местных радикальных националистов, оккупантам не сразу удалось развернуть массовое уничтожение прибалтийских евреев.
