В первый момент осаженные были обрадованы этими условиями. Но затем, по мере приближения срока оставления Иерусалима, их охватывали смятение и скорбь. Они горевали, что покидают святые места, давшиеся им когда-то такой дорогой ценой и теперь снова отходившие к неверным; и еще в большей степени многие, не имеющие средств, страдали оттого, что приходилось навечно расставаться с близкими и прозябать в неволе...
Слезы и стенания несчастных матерей, протягивающих к победителям своих младенцев, несколько смягчили сердце султана. Он дал разрешение отпустить без выкупа тех членов семей, на которых у выкупившихся не хватило средств; кроме того, сам внес крупную сумму на выкуп неимущих. Еще большие деньги на этот же предмет употребил Ивелин, воспользовавшись средствами, ранее собранными на оборону города. Так или иначе, но большая часть стотысячного христианского населения города сумела его покинуть, оставив в мусульманском плену не более четырнадцати тысяч человек.
Многие современные историки противопоставляют великодушие Саладина беспощадному избиению мусульман, имевшему место при вступлении крестоносцев в Иерусалим в 1099 году. С этим нельзя не согласиться, но нельзя также и забывать разницы в обстоятельствах, сопровождающих оба события. Ведь Саладину христиане Иерусалима сами предложили сдаться и даже вымаливали у него капитуляцию, в то время как перед взятием города Готфридом Бульонским мусульмане длительное время бешено сопротивлялись, не шли ни на какие компромиссы и бились с изуверским упорством до последнего; кроме того, в отличие от Саладина, Готфрид и его товарищи, находясь в чужой стране, среди враждебного населения, боялись, как было отмечено выше, оставлять в тылу у себя лютых врагов. Все это, впрочем, отнюдь не обеляет крестоносцев, но лишь в какой-то мере объясняет их действия, ничем не умаляя поведения Саладина в 1187 году.
Саладин пышно отпраздновал свой триумф. Он вступил в Святой город, предшествуемый победными знаменами и сопровождаемый многочисленными имамами, законоведами и послами соседних государств. По его приказанию все церкви, за исключением храма Гроба Господня, были превращены в мечети, а стены и двери главной из них, мечети Омара, были омыты розовой водой, специально для этого доставленной из Дамаска. В ближайшую пятницу верховный имам прочитал народу благодарственную молитву и закончил ее словами: «Аллах даровал вам эту победу; он велит не останавливаться на полпути. Война, священная война – вот благороднейший призыв, который должен руководить вами! Отсеките все ветви нечестия, доставьте повсеместное торжество Исламу, освободите землю от презренных народов, неугодных Аллаху!»
Итак, священная война полумесяца против креста была громко провозглашена. А между тем в дни и часы, когда победители упивались своим торжеством и звали на новые битвы, побежденные, тысячи несчастных беженцев, выброшенные из Иерусалима, бродили как тени по чужой земле, проклиная жизнь, которую сохранили им сарацины. Нигде не находили они приюта; даже свои же братья-христиане с презрением отвергали их, обвиняя в потере Гроба Господня. Без денег, без продовольствия, не имея где преклонить голову, они массами умирали или в лучшем случае превращались в рабов. Лишь немногим из них удалось добраться до Европы, чтобы поведать о страшных бедствиях Святой земли.
Вести эти повергли Запад не только в ужас, но и в полное недоумение. Многие задавались вопросом: как могли крестоносцы столь быстро и легко отдать завоеванное такими трудами, и в чем же истинная причина падения Иерусалима? Указывали на порочность его защитников, на всеобщую испорченность нравов, на повальное падение добродетели. Вполне вероятно, что все это сыграло определенную роль, однако имелось и нечто другое, более весомое. Вечные разногласия и склоки христиан подтачивали основы их государственности не меньше чем разврат и забвение евангельской нравственности. И когда вспомнишь, что при подобных условиях это хилое государство, со всех сторон окруженное врагами, все же продержалось более восьмидесяти лет, то начинаешь удивляться не столько его падению, сколько продолжительности существования, которое обеспечивалось исключительно раздорами мусульман да постоянным притоком помощи извне. Когда же одно и другое кончилось, то и участь Иерусалима оказалась решенной.
Между тем европейские духовные и светские властители свято верили, что счастье христиан и слава Спасителя тесно связаны с сохранением Святого города и падение его чревато страшными бедами в мировом масштабе. Вновь появились знамения на небе, вновь заговорили о необходимости всеобщего покаяния и очищения. Но очищение – с этим были согласны все – могло наступить только в результате новой победы над нехристями и отвоевания утраченного! Нет ничего удивительного, что идея нового Крестового похода, едва зародившись, вскоре пронизала все европейское общество. Священной войне полумесяца против креста единственное, что можно было противопоставить, – такую же войну креста против полумесяца!..
Проповедь Третьего крестового похода взял на себя Вильгельм, архиепископ Тирский, специально с этой целью прибывший в Европу и с благословения папы Климента III совершивший обширный вояж по Италии, Франции и Германии. Понимая, что успех задуманного предприятия зависит прежде всего от коронованных особ, Вильгельм именно к ним и обратил весь пламень своих призывов.
В это время два сильнейших монарха Запада, английский король Генрих II Плантагенет и французский король Филипп II Август, вели нескончаемую борьбу за Нормандию, и только страшные вести из Палестины заставили их временно сложить оружие. Используя это обстоятельство, на их совещание в Кизоре и прибыл посланник с Востока. Подробно рассказав о падении Иерусалима, Вильгельм обратился к обоим монархам с прочувствованной речью, укоряя их за междоусобия и призывая взять крест. «Святая земля видела слабодушных христиан, – закончил архиепископ свой призыв. – Без сомнения, они не найдут подражателей среди вас. Вспомните, что сказал Христос: «Кто не со Мною, тот против Меня». Если вы не послужите делу Божию, какое другое дело осмелитесь защищать? Если Царь неба и земли не найдет вас под своими хоругвями, где властелины, за которыми вы пойдете?.. Какая радость будет для неверных в чаду их нечестивых триумфов, когда узнают они, что Запад уже не имеет воинов, преданных Иисусу Христу, и что европейские государи отнеслись с безразличием к горю и плену Иерусалима!..»
Эти слова глубоко тронули Генриха и Филиппа. На виду всего воинства, рыдая, бросились они в объятия друг друга и первыми потребовали крест. За ними последовали бароны и прелаты, в том числе Ричард, старший сын и наследник английского короля, герцог Бургундский, графы Фландрский, Шампанский, Блуасский, Вандомский и многие другие. Все собравшиеся без конца повторяли одно и то же слово: «Крест! Крест!», и этот клич отозвался в соседних областях страны.
Затем занялись изысканием средств, необходимых для предприятия. Было решено, что те, кто останется в Европе, пожертвуют десятую часть своих доходов, составящих «Саладинову десятину». Провозгласили отлучение от Церкви каждого, уклоняющегося от уплаты этого священного долга, причем даже священнослужители, к своему большому неудовольствию, не были от него избавлены. Чтобы избежать ошибки первых походов, когда к войску присоединилось большое количество крепостных, бежавших от феодальной неволи, что привело к запустению в хозяйстве, теперь их оставили дома, при условии уплаты той же десятины.
Все эти приготовления, однако, вскоре нарушила распря, вновь вспыхнувшая между обоими королями, причем Ричард, наследник короля Английского, объединился с Филиппом Августом против отца. Папа отлучил от Церкви Ричарда и грозил той же карой Филиппу, но все было напрасно, и престарелый Генрих Плантагенет умер в ходе междоусобной войны, проклиная вероломного сына. Ричард, ставший королем Англии, запоздало раскаялся в своем поступке и дал клятву загладить его участием в Крестовом походе, приготовления к которому возобновились с еще большей энергией.
В Англии миссию проповеди принял на себя Болдуин, архиепископ Кентерберийский, причем взялся задело столь горячо, что от желающих не было отбоя и, по свидетельству современника, жены стали прятать одежду своих мужей, безуспешно пытаясь удержать их дома. К сожалению, как это бывало и раньше, ревность англичан к Святой земле прежде всего обернулась еврейскими погромами: один вид накопленных ими богатств в то время, когда появилась такая нужда в деньгах для общего дела, живо вызвал в памяти мысль о том, что они распяли Христа. Ричард не старался удержать обезумевшую толпу и воспользовался погромами, имевшими место в Лондоне и Йорке для приумножения ресурсов будущих крестоносцев. Однако ни эти деньги, ни Саладинова десятина не оказались достаточными, и король был вынужден заложить свои вотчины и пустить с молотка все важные государственные должности. «Я продал бы и Лондон, – говорил он, – если бы нашелся покупатель».
