1178, 1180 гг.
Видя, что здесь ему делать больше нечего, Рено подался в Иерусалим и, вступив в брак с вдовой одного из баронов, получил сеньорию Карак с несколькими соседними замками на границе Палестины с Аравией. В свои новые владения он увел множество тамплиеров и создал довольно сильную армию. Из Карака Рено стал совершать набеги на мусульманские земли и грабить богомольцев, направлявшихся в Мекку, причем перемирие, заключенное королем Иерусалимским с Саладином, никак не отразилось на его бурной деятельности. Тщетно султан жаловался Балдуину, тщетно, в свою очередь, захватывал христианских пилигримов, ничто не могло остановить удалых тамплиеров и их вождя.
Не ограничиваясь ближними пределами, Рено ходил к Красному морю и даже решился на весьма дерзкий подвиг: ограбить Мекку и сокрушить святыни мусульман. Он уже подходил к Медине, когда войско его настигли сарацины из Сирии. После упорной битвы победа осталась за неверными, Рено же с небольшой группой воинов удалось ускользнуть от погони и добраться до своего замка. Подобного святотатства Саладин не простил; все захваченные христиане были отведены в Египет и в Мекку и подвергнуты жестокой казни. Но это не утолило гнева султана; он поклялся на Коране отомстить христианам и собственной рукою убить Рено Шатильонского. Впрочем, пройдя огнем и мечом Галилею и разорив Наплузу, Себаст и ряд других городов, Саладин еще раз согласился на перемирие с королем Иерусалимским и увел свои войска в Месопотамию.
Султан Египта каждый раз пользовался миром с христианами для увеличения своей мощи: при каждом перемирии он расширял свои владения и присоединял новые племена, становившиеся очередными врагами крестоносцев. Христиане же, напротив, едва переставали биться с неверными, как затевали домашнюю драку; мир порождал у них новые партии, и государство находило врагов внутренних, еще более опасных, чем те, с которыми воевало. Поскольку здоровье Балдуина IV сильно ухудшилось и он совсем ослеп, нужно было срочно найти ему заместителя. Казалось, им должен был стать Раймунд, граф Триполийский, и без того давно уже руководивший делами королевства. Но Балдуин, страшившийся честолюбия графа Триполийского, выбрал вместо него Гюи де Лусиньяна, простого рыцаря, не прославившегося ничем, кроме женитьбы на Сивилле, дочери короля Амори, бывшей в первом браке за маркизом Монферратским. Этот выбор взбунтовал всех баронов королевства, поскольку Гюи был известен полной бездарностью и пропорциональным ей высокомерием. Вскоре разочаровался в нем и Балдуин.
После одного из поражений, которое позорно потерпел Лусиньян, король решил его устранить, но это оказалось не так-то просто. Началась подлинная феодальная распря, и, чтобы выйти из нее, прокаженный монарх оказался вынужденным противопоставить строптивому вассалу нового короля и нового регента: по его приказанию был коронован пятилетний сын Сибиллы от первого брака, получивший тронное имя Балдуина V, а к регентству вернулся Раймунд, граф Триполи. Разумеется, эта мера не прекратила внутренних смут и распрей.
Чувствуя свою усиливающуюся беспомощность, крестоносцы все чаще обращали взор к Западу. Иерусалимский патриарх Ираклий в сопровождении гроссмейстеров обоих орденов направился в Европу, искать подмогу у государей. Французский король Филипп II Август принял посланцев ласково, но никаких обещаний не дал. Его соперник, Генрих II Английский, напротив, вроде бы склонился к мысли о походе в Святую землю под предлогом покаяния. Ираклий поднес ему ключи от Иерусалима, но почти ничего не добился вследствие своей заносчивости и грубости. Кончилось тем, что Генрих отправил в Палестину денежное пожертвование и призвал своих подданных вооружаться на защиту правого дела. В целом стало очевидно, что прежний пыл на Западе значительно охладел, и посольство патриарха вернулось в Иерусалим, не достигнув ощутимых результатов.
Возвращение Ираклия в Палестину было безрадостным. Всем было ясно, что христианские колонии почти не имели средств защиты и кое-как удерживались только за счет перемирия с Саладином. Иерусалимское королевство, неуклонно клонившееся к падению со времени Балдуина III, раздиралось феодальными смутами, королевское достоинство превращалось в пустое имя, территория страны была покрыта частными замками, владетели которых по собственному произволу вели войну и заключали мир с соседями. Редкие подкрепления, приходившие из Европы, не достигали цели, поскольку вновь прибывшие бароны и рыцари думали не об общих задачах, а об удовлетворении своей алчности и честолюбия, дорого заставляя платить за не оказанные услуги. Это же приходится сказать и о западных городах – Пизе, Венеции, Генуе, которые помышляли лишь о собственных материальных интересах и постоянно враждовали на этой почве друг с другом. Жадность к добыче поглощала чувство чести, и доходило до того, что иные вожди продавали свои бездействие или активность сарацинам. Тамплиеры, забыв присягу, разоряли христианские области, а то и прямо объединялись с неверными, получив высокую плату за отступничество. Несогласие, господствовавшее между иерусалимским духовенством и орденами, доходило до того, что в самом храме Гроба Господня разыгрывались кровавые схватки. Стороны неоднократно строчили жалобы папе, но римская церковь, вместо того чтобы установить мир, зачастую бросала лишь новые семена раздора, и распри, мутившие Запад, эхом отдавались в Палестине. Религия утрачивала власть над умами, повсюду царствовал разврат. Иерусалимская королева, вдова Балдуина III, вступила в порочную связь с византийцем Андроником и бежала с ним к сарацинам. Боэмунд Антиохийский развелся с супругой и женился на распутной девке, а отлучение от Церкви, которым пригрозил ему патриарх, не произвело на князя ни малейшего впечатления. Впрочем, сами высшие функционеры Церкви были не лучше, а патриарх Иерусалимский Ираклий, тот самый, что ездил на Запад, своим возвышением был обязан грязным махинациям и щедро расточал средства, полученные от нищих и паломников, на продажных женщин.
Едва несчастный Балдуин IV закрыл глаза, как борьба между придворными группировками достигла апогея. Граф Триполийский пытался удержать регентство, в то время как королева Сибилла горела нетерпением вручить скипетр своему мужу. Внезапно умер сын Сибиллы Балдуин V, и в смерти его обвинили тех, кто добивался короны; несчастна страна, жители которой могли обвинить царицу в смерти своего сына! Действуя быстро и беспардонно, дочь Амори парализовала все попытки графа Раймунда и с благословения патриарха возложила королевскую корону на голову Гюи де Лусиньяна. При известии об этом его брат Жоффруа будто бы воскликнул: «Ну и ну!.. Уж если этого утвердили царем, то меня следовало бы сделать Богом!..» Раймунд Триполийский, который сначала пробовал бороться, теперь решил покинуть Иерусалим и бежал в свое Тивериадское графство. Однако новый король, Гюи де Лусиньян, подстрекаемый гроссмейстером тамплиеров, осадил Тивериаду. Тогда Раймунд не придумал ничего лучшего, как обратиться за помощью к Саладину...
Среди всех этих смут и неурядиц суеверный дух христиан видел в будущем только великие бедствия и искал подтверждения своим мыслям в феноменах природы – действительных или вымышленных. Людям казалось, что все пророчило неотвратимость этих бедствий. Появились знамения на небе, свет солнца меркнул и угасал, бури и вихри небывалой силы сотрясали воздух, в то время как частые толчки колебали землю, а море, разливаясь гигантскими волнами, выходило из берегов. Но люди вдумчивые не нуждались в подобных знамениях: они и без того видели признаки близкого падения Иерусалимского королевства. Действительно, Моссул, Алеппо и прочие мусульманские города Сирии и Месопотамии один за другим теряли независимость и признавали власть Саладина. Все сокровища Египта, все силы Ближнего Востока были в его руках; ему оставалось сделать лишь шаг, чтобы полностью уничтожить могущество христиан.
Перемирие было нарушено почти одновременно и христианами, и мусульманами. Рено Шатильонский продолжал свои набеги, когда одна из армий Саладина, посланная в помощь Раймунду Триполийскому, столкнулась в Галилее с пятьюстами рыцарями, храмовниками и госпитальерами. Сражение было жарким, и рыцари проявили чудеса храбрости, но поле боя осталось за мусульманами, и гроссмейстер тамплиеров с небольшой свитой нашел спасение в бегстве. Только эта беда заставила недавних противников – короля Иерусалимского и графа Триполийского – пойти на примирение. Раймунд отправился в Иерусалим, король же, выйдя к нему навстречу, обнял и облобызал его, после чего была дана взаимная клятва дружно биться за наследие Спасителя. Но было поздно.
Армия Саладина увеличивалась и крепла с каждым днем. Под его знаменами собирались все дети ислама – турки, арабы, курды, египтяне. Сын Аюба не скупился на обещания и подачки, щедро раздавая еще неприсоединенные земли и суля несметные богатства за счет грядущих грабежей. Провожаемый молитвами имамов, он с восьмьюдесятью тысячами всадников переправился через Иордан и вступил в Галилею. Когда христианское войско, стоявшее в Сефури, узнало, что Саладин овладел Тивериадой, немедленно был созван совет, чтобы решить, как быть дальше. Наиболее здравые мысли, вопреки желанию многих немедленно идти навстречу врагу, высказал Раймунд Триполийский. Хотя его собственная семья томилась в Тивериаде, он не советовал трогаться с места, считая наиболее целесообразным поджидать мусульман в Сефури. Здесь были в изобилии вода и продовольствие; утомительный переход через выжженную солнцем пустыню неминуемо должен привести к большим потерям и ослаблению армии; так пусть же эти потери понесет враг, а христиане встретят его бодрыми и во всеоружии – тогда можно надеяться и на победу. Уж лучше примириться с потерей Тивериады, нежели рисковать всем королевством! Совет был мудр, и бароны после некоторых колебаний приняли его. Но когда король остался наедине с магистром тамплиеров, ненавидевшим Раймунда, то, по обычной слабости, поддался его уговорам и неожиданно для всех приказал готовиться к походу.
