Кто опредeлит, сколько пролито крови рабочих и крестьян в дни «краснаго террора»? Никто и, быть может, никогда. В своей картотекe, относящейся только к 1918 г., я пытался опредeлить соцiальный состав разстрeленных… По тeм немногим данным, которыя можно было уловить, у меня получились такiя основныя рубрики, конечно, очень условныя.[216] Интеллигентов — 1286 человeк; заложников (профессiонал.)[217] — 1026; крестьян — 962; обывателей — 468; неизвeстных — 450; преступных элементов (под бандитизм часто, однако, подводились дeла, носящiя политическiй характер) — 438; преступленiя по должности — 187. Слуг — 118; солдат и матросов — 28; буржуазiи — 22; священников — 19.
Как ни произвольны всe подобныя группировки, онe опровергают утвержденiя большевицких вождей и выбивают послeднiй камень из того политическаго фундамента, который они пытаются подвести под террористическую систему (моральнаго оправданiя террору общественная совeсть никогда не найдет). Скажем словами Каутскаго: «это братоубiйство, совершаемое исключительно из желанiя власти». Так должно было быть по неизбeжности. Так было и в перiод французской революцiи, как в свое время я указывал.[218] Это положенiе, для меня неоспоримое, вызывает однако наибольшiя сомнeнiя. Я увeрен, что в будущем мы получим еще много подтверждающих данных. Вот одна лишняя иллюстрацiя. Один из сидeльцев тюрьмы Николаевской Ч. К. пишет в своих показанiях Деникинской комиссiи (21-го авг. 1919 г.): «Особенно тяжело было положенiе рабочих и крестьян, не имeвших возможности откупиться: их разстрeливали во много раз больше, чeм интеллигенцiи». И в дeлопроизводствe этой комиссiи имeется документ, цифрами иллюстрирующей этот тезис. В докладe представителей николаевскаго городского самоуправленiя, участвовавших в комиссiи, имeется попытка подвести итоги зарегистрированным разстрeлам. Комиссiи удалось установить цыфру в 115 разстрeленных; цыфру явно уменьшенную — говорит комиссiя — ибо далеко не всe могилы были обнаружены: двe могилы за полным разложенiем трупов оказались необслeдованными; не обслeдовано и дно рeки. Вмeстe с тeм Ч. К. опубликовывала далеко не всe случаи разстрeлов; нeт свeдeнiй и о разстрeлах дезертиров. Комиссiя могла установить свeдeнiя о соцiальном составe погибших лишь в 73 случаях; она разбила полученный данныя на такiя три группы: 1) самая преслeдуемая группа (купцы, домовладeльцы, военные, священники, полицiя) — 25, из них 17 офицеров, 2) группа трудовой интеллигенцiи (инженеры, врачи, студенты) — 15, 3) группа рабоче-крестьянская — 33.
Если взять мою рубрикацiю 1918 г., то на группу так называемых «буржуев» придется отнести еще меньшiй процент.[219]
В послeдующих этапах террора еще рeзче выступали эти факты. Тюрьмы полны были рабочих, крестьян, интеллигенцiи. Ими пополняли и число разстрeливаемых.
Можно было бы завести за послeднiй год особую рубрику: «красный террор» против соцiалистов.
___
Только в цeлях демагогических можно было заявлять, что красный террор является отвeтом на бeлый террор, уничтоженiе «классовых врагов, замышляющих казни против рабочаго и крестьянскаго пролетарiата». Может быть, эти призывы, обращенные к красной армiи, сдeлали на первых порах гражданскую войну столь жестокой, столь дeйствительно звeрской. Может быть, эта демагогiя сопряженная с ложью, развращала нeкоторые элементы. Власть обращалась к населенiю с призывом разить врага и доносить о нем. Правда, эти призывы и шпiонажу сопровождались одновременно и соотвeтствующими угрозами: «всякое недонесенiе — гласил приказ[220] предсeдателя чрезвычайнаго Военно-Рев. Трибунала Донецкаго Бассейна Пятакова — будет разсматриваться, как преступленiе, против революцiи направленное, и караться по всей строгости законов военно-революцiоннаго времени». Доношенiе является гражданским долгом и объявляется добродeтелью. «Отнынe мы всe должны стать агентами Чека» — провозглашал Бухарин. «Нужно слeдить за каждым контр-революцiонером на улицах, в домах, в публичных мeстах, на желeзных дорогах, в совeтских учрежденiях, всегда и вездe, ловить их, предавать в руки Чека» — писал «лeвый» коммунист Мясников,[221] убiйца вел. кн. Михаила Александровича, впослeдствiи сам попавшiй в опалу за свою оппозицiонную против Ленина брошюру.[222] «Если каждый из нас станет агентом чеки, если каждый трудящiйся будет доносить революцiи на контр-революцiю, то мы свяжем послeднюю по рукам и ногам, то мы усилим себя, обезпечим свою работу». Так должен поступать каждый честный гражданин, это его «святая обязанность». Другими словами, вся коммунистическая партiя должна сдeлаться политической полицiей, вся Россiя должна превратиться в одну сплошную Чека, гдe не может быть и намека на независимую и свободную мысль. Так, отдeленiе Ч. К. на Александровской ж. д. в Москвe предлагало, напр., объявить всeм рабочим, что о всeх собранiях они обязаны сообщать заранeе в Отдeл Чека, откуда будут присылаться представители для присутствiя на собранiях, а по окончанiи собранiя протокол должен быть немедленно доставлен в Ч. К.[223]
Эти призывы звали не только к доносительству, — они санкцiонировали самый ужасающiй произвол. Если Кiевскiй Рев. Трибунал[224] призывал рабочих, красноармейцев и др. исполнять «великую» миссiю и сообщать в слeдственный отдeл трибунала (гдe бы вы ни были… в городe или в деревнe, в нeскольких шагах или за десятки верст — телеграфируйте или лично сообщите… немедленно слeдователи трибунала прибудут на мeсто), то в том же Кiевe 19-го iюля 1919 г. губернскiй комитет обороны разрeшает населенiю «арестовывать всeх, выступающих против совeтской власти, брать заложников из числа богатых и в случаe контр-революцiоннаго выступленiя разстрeливать их; подвергать селенiя за сокрытiе оружiя военной блокадe до сдачи оружiя; послe срока, когда оружiе сдается, безнаказанно, производить повальные обыски и разстрeливать тeх, y кого будет обнаружено оружiе, налагать контрибуцiю, выселять главарей и зачинщиков возстанiй, конфисковывать их имущество в пользу бeдноты».[225]
Нерeдко можно было встрeтить в провинцiальных совeтских газетах объявленiе по нижеслeдующему типу: «Костромская губернская Ч. К. объявляет, что каждый гражданин РСФСР обязан по обнаруженiи… гр. Смородинова, обвиняемаго в злостном дезертирствe… разстрeлять на мeстe». «Ты, коммунист, имeешь право убить какого угодно провокатора и саботажника, — писал „т. Ильин“ по Владикавказe[226] — если он в бою мeшает тебe пройти по трупам к побeдe».
Один из южных ревкомов в 1918 г. выдал даже мандат на право «на жизнь и смерть контр-революцiонера». Какiе-то рабочiе союзы и красногвардейцы в Астрахани в iюнe 1918 г. объявляли, что в случаe выстрeла по рабочим и красногвардейцам заложники буржуазiи будут разстрeлены «в 24 минуты».
«Диких звeрей просто убивают, но не мучают и не пытают их».
Я. П. Полонскiй.
Открывая широкiй простор для произвола во внe, творцы «краснаго террора» безграничный произвол установили внутри самих чрезвычайных комиссiй.
Если мы проглядим хотя бы оффицiальныя отмeтки, сопровождающiя изрeдка опубликованiе списков разстрeленных, то перед нами откроется незабываемая картина человeческаго произвола над жизнью себe подобных. Людей оффицiально убивали, а иногда не знали за что, да, пожалуй, и кого: «разстрeляли, а имя, отчество и фамилiя не установлены»…
В своем интервью в «Новой Жизни» 8-го iюня 1918 г. Дзержинскiй и Закс так охарактеризовали прiемы дeятельности чрезвычайных комиссiй:
«Напрасно нас обвиняют в анонимных убiйствах, — комиссiя состоит из 18 испытанных революцiонеров, представителей Ц. К. партiи и представителей Ц. И. К.
Казнь возможна лишь по единогласному постановленiю всeх членов комиссiи в полном составe. Достаточно одному высказаться против разстрeла, и жизнь обвиняемаго спасена.
Наша сила в том, что мы не знаем ни брата, ни свата, и к товарищам, уличенным в преступных дeянiях, относимся с сугубой суровостью. Поэтому наша личная репутацiя должна быть внe подозрeнiя.
Мы судим быстро. В большинствe случаев от поимки преступника до постановленiя проходят сутки или нeсколько суток, но это однако не значит, что приговоры наши не обоснованы. Конечно, и мы можем ошибаться, но до сих пор ошибок не было и тому доказательство — наши протоколы. Почти во всeх случаях преступники, припертые к стeнe уликами, сознаются в преступленiи, а какой же аргумент имeет большiй вeс, чeм собственное признанiе обвиняемаго».
На замeчанiе интервьюировавшаго сотрудника «Новой Жизни» о слухах относительно насилiй, допускаемых при допросах, Закс заявил:
«Всe слухи и свeдeнiя о насилiях, примeняемых будто бы при допросах, абсолютно ложны. Мы сами боремся с тeми элементами в нашей средe, которые оказываются недостойными участiя в работах комиссiи».
