Как пишет С. М. Толстая, у кашубов в Польше под именем Николая был известен злой дух, который загадывал загадки заблудившимся в лесу. Если человек отгадывал, Николай выводил его из леса, а если нет, то человек попадал во власть нечистой силы, отдавал душу дьяволу.
Чествование святого Николая как хозяина скота отмечено и в Польше. Николе молятся здесь при выгоне скота на пастбище и называют «патроном скота» (patryn od bydia), а также «скотьим пастырем» (pasterz dobytku) и т. п. В этих молитвах скот выгоняется со словами: «Wyganiojcie bydelecko na zielona lacke! Panu Jezusowi w racke. Pod Matki Boski ploszcyk, Swietygo Mikolaja losecke» (Kotula, 1976, s. 50, 53, 91).
Вот характерное обращение к святому Николаю в образе хозяина диких животных с просьбой оградить скот от лесного зверя. Обратите внимание: волк уподобляется псу, а пёс — существо служивое. Не иначе псы Николая — волки, как есть псы — два волка — и у Одина.
Swiety Mikolaju, wez kluczyki z raju,
Pozamykaj wscieklego psa, wilka lesnego!
Aby ni mial mocy do cielatek, do bydlatek —
Krwie chlapac, skory drapac,
Kosci po lesie roznosic
(Там же, с. 69; см. также с. 265, 311, 373, 376, 387, 440–441, 486).
Swiety Mikoiaju,
Wez kluczyki z raju!
Zamknij psa wsciektego i wilka lesnego,
Niech nie patrzy na te owce,
Co ja je pase
(Там же, с. 93).
Swiety Mikolaju, wez kluczyki z raju:
Zamknij paszczeke psu wscieklemu,
Wilkowi lesnemul
Niech po bydlatku i po cielatku
Krewki nie chlipaja,
Skorki nie drapaja
(Там же, с. 420, см. также с. 46, 58, 61–62, 68, 70, 72, 80, 89–90, 92).
Впрочем, псы в народной традиции ещё и служители лукавого: «Создал Господь Адама и Евгу и пустил их жить в пресветлом раю; а к воротам райским приставил собаку, зверя чистого; по всем раю ходила. И повелел Господи собаке, зверю чистому: „Не пускай, собака, зверь чистый, не пускай ты чорта лукавого в рай: не напоганил бы он моих людей“. Лукавый чорт пришел к райским воротам, бросил собаке кусок хлеба, а та собака и пропустила лукавого в рай. Лукавый чорт возьми да и оплюй Адама с Евгой; всех оплевал, с головы до последнего мизинчика во левой ноге. Приходит Господи — только руками об полы ударил! На Адама с Евгой глянуть срамно! Но Богу, известно, не обтирать их стать, не марать же рук в чертовы слюни: взял да и выворотил Адама с Евгой. От того и слюна погана. „Слушай, собака, — сказал Господи, — была ты, собака, — чистый зверь: ходила по всем пресветлом раю; отныне будь ты, пес, — нечистый зверь; в избу тебя грех пускать, коли в церковь вбежишь — церковь снова святить“. С тех пор не собака зовется, а пес: по шерсти погана, а по нутру чиста» (Собр. Киреевский, 1986, с. 38–39).
Собака (волк) — воплощение тёмных сил не только в народном христианстве и, в общем-то, не столько. Такой подход проникает в народ, видимо, из официального церковного взгляда на собаку или волка как на нечистое животное.
Не случайно и во многих русских сказках в качестве основного действующего персонажа фигурирует Никола Чудотворец. Частенько под видом нищего, калики перехожего, неузнанным русский бог Никола набивается либо в попутчики, либо в постояльцы. Спутники или хозяева, само собой, не берут старичка в расчёт. В этом-то и состоит их ошибка. Но это не только просчёт, но и традиционная самоуверенность культурного героя в том, что именно он обладает правом на Силу (Богатство) и Удачу. Никола Чудотворец покровительствует наживному купеческому делу, исцеляет или воскрешает любимых культурного героя (Сказки и песни Белозерского края, 1999, № 38–77), но в то же время наказывает охотников, которых предостерёг от опасности, а те не послушали старика; учит уму-разуму попутчика (кузнеца или попа), обделившего товарища в дороге (Садовников, 2003, № 89).
Классикой стала былинная история Михайло Потыка, в которой Николай Чудотворец являет себя как могучий волшебник (Былины, 1993). Михайло Потык был превращен своей женой Марьей в камень. Его едут спасать Илья и Добрыня, названые братья. По пути к ним пристаёт «калека перехожая», ну и, понятно, напрашивается в сотоварищи. Богатыри в полный скок, калека еле шагает, а догнать его не могут (вспомним заодно Миколу Селяниновича и Святогора). Калека в конце называется Николой. И творит он чародейство, коего не могут сделать ни физически сильный Илья, ни Добрыня. Чары Марьяны, т. е. Мораны-Морены-Мары, богини смерти, развеивает более древний бог со сходной сущностью, бог магии и смерти Велес/Николай Чудотворец, выступающим под видом своего «волхва», калики перехожего.
Ещё один тип историй, когда Чудотворец ставит в неловкое положение того или иного русского мужика (см. напр., «Бедный мужичок и Николай Чудотворец»): «Один мужичек дожил до такой бедности, что нечего было продать и купить хлеба. И вот молится он Николаю Чудотворцу: „Николай Чудотворец, пойде я от бедности красть к богачу, а ты спаси меня, свечку поставлю тебе, если исполнишь мою просьбу“. Приходит бедняк к богачу, вошёл в клеть, взял деньги и стал выходить вон, да нечаянно задел он ногою обо что-то — загремело, застучало да и свет стал появляться. От страху он без оглядки побежал в поле и видит, что за ним бегут два мужика. Не зна, куда спрятаться; видит мелкий лесок, он туда. А там корова палая. Он — залезь в неё. Мужики мимо пробежали, не заметив его. Когда мужики скрылись, бедняк вышёл из коровы и пошёл домой» (Смирнов, 2003, № 53).
«А в воскресенье пошёл в церковь, поставил свечку в десять копеек Николаю Чудотворцу в благодарность за спасение. Выходит он из церкви и встречает мужичка. Мужичек и спрашивает у бедняка: „А что, мужичёк, исполнил ли ты завет-то свой?“ — „А разве ты знаешь про мой завет?“ — „А если бы не знал, так у тебя не спрашивал“, — отвечает встречник. „А коли знаешь, так скажу тебе, что исполнил“. — „А каково тебе было лежать в падине-то?“ — „Желанный ты, мой батюшка! Уж коли ты знаешь про моё дело, так не говори никому. Лежавши-то в падине, я ведь чуть не умер“. — „Ты чуть в падине не задохся, а я от твоей свечки, которую ты поставил в церкви, чуть не задохся. Так вот что я тебе скажу: трудись ты до поту лица, а никогда не давай завета никакому святому и никогда не ставь свечи, когда идешь на кражу; уж больно тошно было стоять в церкви от твоей свечи“. Видит тут этот мужик, что перед ним стоит сам Николай Чудотворец, пал на колени и со слезами просит Николая Чудотворца: „Прости ты меня грешного!“ Николай Чудотворец оградил этого мужика крестом и скрылся» (Боровичи, 1903).
Отметим, что, идя на воровство, мужик обращается к Чудотворцу, который необходимо должен обладать чертами Трикстера. Действительно, Николай, преподнеся незадачливому вору урок, не говорит ему ничего душеспасительного о вреде воровства, но просто предостерегает, чтобы в следующий раз воровал сам, а на Бога и святых не уповал. Вполне в духе Гермеса, покровителя воров.
В историях третьего типа Чудотворец сразу действует как мудрый советчик. Подобно Велесу, Никола покровительствует путникам, например, он подсказывает Садко, как спастись от Морского Царя. Словно Гермес к Одиссею, Никола приходит к Садко и научает, как выбраться на свободу{25}.
А как тут Садко видит, в синем море делать нечего,
Принужон он играть как во гусли во яровчаты;
А-й как начал играть Садко как во гусли во яровчаты,
А как начал плясать Царь Морской топерь в синем море,
А от него сколебалося все сине море,
А сходилася волна да на синем море,
А-й как стал он разбивать много черных кораблей да на синем море,
А-й как много стало ведь тонуть народу да в синё море,
А-й как много стало гинуть именьица да в синё море.
А как топерь на синем море многи люди добрый,
А-й как многи ведь да люди православные,
От желаньица как молятся Миколы да Можайскому,
А-й чтобы повынес Микулай их угодник из синя моря.
А как тут Садка новгородского как чеснуло в плечо да во правое,
А-й как обвернулся назад Садко, купец богатый новгородскиий, —
А стоит как топерь старичок да назади уж как белый, седатыи,
А-й как говорил да старичок таковы слова:
«А-й как полно те играть, Садко, во гусли во яровчаты в синем мори!»
А-й говорит Садко как наместо таковы слова:
«А-й топерь у мня не своя воля да в синем море,
Заставлят как играть меня Царь Морской».
А-й говорил опять старичок наместо таковы слова:
«А-й как ты, Садко, купец богатый новгородскиий,
А-й как ты струночки повырви-ко,
Как шпинечики повыломай,
А-й как ты скажи топерь Царю Морскому ведь:
А-й у мня струн не случилося,
Шпинечиков у мня не пригодилося,
А-й как боле играть у мня не во что.
А тебе скаже как Царь Морской:
А-й не угодно ли тебе, Садко, женитися в синем море
А-й на душечке как на красной на девушке?
А-й как ты скажи ему топерь да в синем море,
А-й скажи: Царь Морской, как воля твоя топерь в синем море,
А-й как что ты знашь, то и делай-ко.
А-й как он скажет тебе да топеречку:
А-й заутра ты приготовляйся-тко,
А-й Садко, купец богатый новгородскиий,
А-й выбирай, как скажет, ты девицу себе пб уму по разуму,
Так ты смотри, перво триста девиц ты стадо прбпусти,
А ты другое триста девиц ты стадо пропусти,
А как третье триста девиц ты стадо пропусти,
А в том стади на конци на остатнием
А-й идет как девица красавица,
А по фамилии как Чернава-то:
Так ты эту Чернаву-то бери в замужество;
А-й тогда ты, Садко, да счастлив будешь.
А-й как лягешь спать первой ночи ведь,
А смотри, не твори блуда никакого-то
С той девицей со Чернавою.
Как проснешься тут ты в синем море,
Так будешь в Нове-граде на крутом кряжу,
А о ту о реченку о Чернаву-то.
А ежели сотворишь как блуд ты в синем море,
Так ты останешься навеки да в синем море.
А когда ты будешь ведь на святой Руси,
Да во своем да ты во городе,
А-й тогда построй ты церковь соборную
Да Николы да Можайскому,
А-й как есть я Микола Можайскиий».
А как тут потерялся топерь старичок да седоватыий.
(Садко // Былины: Русский героический эпос / вступ. ст., ред. и примеч. Н. П. Андреева. [Л.]: Совет, писатель, 1938. — С. 406–422.)
В духовных стихах «О каликах перехожих» святой Николай вообще становится покровителем моряков. Мореходы верили, что «Св. Николай доставит попутный ветер и на некоторое время освободит их от гребли и работы…» (Олеарий, 1906).