Вдохновенные и энергичные доводы Галлиени произвели на туго соображающего главнокомандующего полевыми армиями некоторое впечатление — но не более того. Чтобы выиграть время (Жоффр все еще раздумывал), Галлиени кинулся на автомобиле в Мелон, чтобы разъяснить создавшуюся обстановку британцам и, если удастся, склонить их на свою сторону. К несчастью, сэра Джона Френча в штабе не было, и Галлиени вначале даже не мог найти Арчибальда Мюррея, его начальника штаба. Картина создалась любопытная: Галлиени со своей стороны нашел, что британский штаб подавлен и колеблется. Англичане не скрывали того, что если бы Англия знала состояние французской армии, она не ввязалась бы в эту войну. Они совсем не были расположены оценить скрытые достоинства этого человека, по виду мало похожего на военного гения — в очках, небрежно одетого, с растрепанными усами, в черных ботинках на пуговицах и в желтых крагах. Неудивительно, что один из видных военных с язвительным остроумием заметил: «Ни один британский офицер не будет даже разговаривать с подобным комедиантом».
Галлиени указывал Мюррею на крайнюю важность использования обстановки, которую создали сами германцы, обнажив свой правый фланг. Он говорил ему, что «парижская армия» уже выступила против немецкого фланга, и просил, чтобы британцы прекратили свое отступление и присоединились на следующий день к наступлению. Но Мюррей выказал «une grande repugnance… a entrer dans nos vues»[50] и заявил, что без командующего он ничего не может сделать.
Тщетно прождав три часа возвращения Джона Френча, Галлиени уехал около пяти часов пополудни, получив лишь обещание уведомить его позднее по телефону о решении Френча. Звонок этот не принес хороших известий: британцы ставили Галлиени в известность, что на следующий день они будут продолжать свое отступление. На это решение британцев повлияло получение письма Жоффра, написанное им в это утро. В письме говорилось:
«Моим решением в создавшейся обстановке является придерживаться плана, о котором я имел честь сообщить вам, а именно — отступления за Сену. Только на этом рубеже следует всеми силами сообща дать бой».
Из добавленного к письму постскриптума ясно видно, какое незначительное влияние оказала на Жоффра новость о перемене армией Клука направления наступления:
«В случае, если германские армии будут продолжать свое движение на юго-юго-восток… Вы, быть может, согласитесь с тем, что целесообразнее всего использовать ваши войска на правом берегу реки между Марной и Сеной».
Невольно бросается в глаза трагический контраст между тугодумом Жоффром, постепенно, но к сожалению, слишком поздно меняющим свое мнение, и Галлиени с его coup d'oeil[51], его проницательностью и немедленным реагированием на события.
Однако утреннее сообщение Галлиени все же побудило Жоффра в 12:45 дня отправить Франшэ д’Эсперэ (сменившему Ланрезака на посту командующего 5-й армией) телеграмму: «Пожалуйста, сообщите мне, считаете ли вы вашу армию в состоянии провести атаку с видами на успех». Этот запрос не имел намека на крайнюю необходимость такой атаки и не содержал никакого понуждения к действию. Телеграмма эта была получена Франшэ д’Эсперэ в тот момент, когда у него находился Генри Уилсон — начальник штаба Френча. Обсудив с ним этот вопрос, Франшэ д’Эсперэ в 4 часа дня послал ответ, в котором говорилось, что «сражение не может иметь место раньше, чем послезавтра» и что завтра он будет продолжать свое отступление, а противника атакует 6 сентября. К этой телеграмме он прибавил собственноручно сделанную записку с оценкой:
«Необходимыми условиями для успешности операции являются: 1) Обязательное и тесное взаимодействие с 6-й армией, которая должна появиться на левом берегу реки Урк утром 6-го числа. Она должна достигнуть Урка завтра… в противном случае британцы не тронутся с места. 2) Моя армия может сражаться 6-го, но положение ее не блестяще. Нельзя положиться на резервные дивизии».
Такой обескураживающий ответ на попытку Жоффра навести справки мог лишь усилить его колебания.
Эти колебания выглядят тем более естественными, поскольку Бертело, его главный советник, активно выступал за продолжение отступления и поддерживал первоначальный план. Тогда днем поступило зловещее сообщение о том, что немцы пересекли Марну. В собственных мемуарах Жоффра сказано: «Лишь это известие смогло вернуть Бертело к реальности». Согласно этим мемуарам, Жоффр просто отложил принятие решения — но они признают, что он уже выпустил новые приказы, которые были согласованы с планом Бертело. Что еще более важно, было решено переместить штаб более чем на тридцать миль еще дальше на юг. Записка от Франше д’Эсперэ прибыла в тот момент, когда Жоффр обедал.
Следующим звеном в цепочке причин и следствий стал другой маленький щелчок — телефонный. К coup d'oeil Галлиени добавился, по его собственным словам, «coup de telephone, которому Франция обязана успехом Марнского сражения».
Вернувшись в свой штаб в Париж, он нашел запоздавшее сообщение Жоффра, соглашавшегося с предложенным Галлиени контрударом, но переносившим его южнее Марны — на направление, где терялись бы все серьезные преимущества, даваемые ударом во фланг и тыл противнику.
Галлиени тотчас схватил телефонную трубку, соединился с Жоффром и горячностью своих аргументов наконец убедил Жоффра дать свое согласие на удар «Парижской армии» севернее Марны как части общего контрнаступления левофланговых армий. Жоффр обещал добиться взаимодействия в этой операции со стороны англичан. Галлиени быстро отдал приказ (около 8:30 вечера) армии Монури, которую он дополнительно усиливал. Несколько часов спустя прибыл телеграфный приказ Жоффра (посланный вскоре после полуночи) об общем наступлении, назначенном на 6 сентября.
Но теперь было слишком поздно, чтобы наступление 5 или даже 6 сентября оказалось по-настоящему эффективным. Эта задержка привела ко многим последствиям — из которых, впрочем, не все были плохими.
Утром 5 сентября, когда войска Монури двигались на восток, сближаясь с противником, британцы, как и войска Франшэ-д’Эсперэ в соответствии с первоначальными приказами, спокойно продолжали свой отход к югу, удаляясь от противника. Когда они на следующий день повернули обратно, им пришлось покрыть большое расстояние — но назад они шли далеко не так быстро, как этого требовала обстановка. Это «исчезновение» британцев позволило Клуку (и даже подтолкнуло его, так как он был захвачен врасплох) снять половину главных сил (II и IV корпуса) с британского сектора, усилив ими свое фланговое охранение, подвергавшееся сильному натиску и пытавшееся задержать грозное наступление Монури против германского тыла.
Эти свежие силы уже 7 сентября задержали наступление Монури, и Галлиени лихорадочно подбрасывал для его усиления все, что только удавалось наскрести.
В этот момент и случился знаменитый, хотя и расцвеченный легендами, эпизод с парижскими такси. Свежая дивизия только что выгрузилась под Парижем, но до фронта сражения оставалось еще 40 миль. Если бы она отправилась туда походным порядком, она опоздала бы — а по железной дороге единомоментно могла быть переброшена только половина дивизии. В этот вечер полиция задерживала на улицах такси, иногда высаживая пассажиров. Собрав 600 машин, полиция отправила их в предместье Аньи, где они нагружались солдатами. Галлиени приехал посмотреть, как проводится в жизнь его распоряжение, и с оттенком одобрения воскликнул: «Ну что ж, по крайней мере, это оригинально!». Всю ночь колонна таксомоторов, предвестник будущих моторизованных колонн, непрерывно плыла, как умеют плыть только парижские такси, сквозь окружающие Париж деревни, проезжая мимо изумленных жителей. Машины сделали два рейса, перевозя каждый раз по 3000 солдат. К несчастью эти такси придерживались своего традиционного предпочтения скорости порядку движения и, обгоняя и перегоняя друг друга, настолько перемешались, что утром 8 сентября потребовалось несколько часов, чтобы рассортировать их пассажиров, прежде чем дивизия могла пойти в атаку.
Если бы Галлиени получил еще два армейских корпуса, о которых он просил значительно раньше, и которые стали только-только прибывать отдельными частями и вперемешку, можно было бы отрезать германцев южнее реки Марны, и сражение окончилось бы не только стратегическим, но и крупным тактическим успехом.
Но даже в данной обстановке угроза была такова, что в 10 часов вечера 6 сентября Клук отозвал назад свои два оставшиеся еще впереди корпуса, образовав таким образом разрыв шириной в 30 миль между собой и соседней армией Бюлова. Для заполнения этого разрыва было оставлено два слабых кавалерийских корпуса с несколькими батальонами егерей. Клук даже упустил из виду необходимость объединения войск этой тонкой завесы под одним руководством. Последствия этого стали роковыми.
