Лихоносов В.И. Избранное: В 2 т. М., 1984.
Лихоносов В.И. Ненаписанные воспоминания. Мой маленький Париж. М., 1987.
Валентин Васильевич Сорокин
(род. 25 июля 1936)
Родился в селе Ивашла в Башкирии в русской казачьей семье, отец вернулся с фронта, изувеченный пулями и осколками, начал работать лесником. Учился в школе, рано пошёл на работу на Челябинский металлургический комбинат, с детства писал стихи, на заводе почувствовал, что стихи нравятся товарищам, окружающие его заметили, что в нём есть поэтический дар. Десять лет он работал у мартена, выступал в литературных кружках. Наконец собрал сборник стихотворений и отправил в Москву любимому поэту Василию Фёдорову. После трёх месяцев ожидания, 7 ноября 1961 года, получил телеграмму: «Поздравляю праздником и прекрасной книгой, подробности письмом. Василий Фёдоров». В письме он сообщал, что не только принял его стихи, но тут же прочитал и порекомендовал в издательство «Советский писатель», по этому сборнику он готов его рекомендовать в Союз писателей.
Прямой, яркий как личность, богатый на слово и рифму, Валентин Сорокин сразу покорил своих слушателей и читателей своими стихами о любви, о природе, об Урале, о мартене, о своих друзьях и товарищах, покорил совестливостью своих стихов и богатством и отвагой своей неповторимой души.
На первых порах, разыскивая Василия Фёдорова в ЦДЛ, В. Сорокин сгоряча, «по-мартеновски», по-рабочему, на вопрос М. Светлова «А я для тебя кто?» рубанул: «Никто!» Михаил Светлов, острый на язык, ответил: «В Союз писателей через мой труп». «Но Светлов не затаил ни обиды, ни мести и не помешал», – признавался Сорокин.
В. Сорокин сменил профессию, за яркость его выступлений в печати его пригласили в Саратов заведующим отделом поэзии в журнале «Волга», потом он стал заведующим отделом поэзии в журнале «Молодая гвардия». И когда в отделе критики снимали острую статью о восстановлении русского самосознания, в отделе поэзии появлялись замечательные стихи о России, русской природе, о богатырской силе русского народа.
Один за другим стали выходить сборники стихов Валентина Сорокина: «Разговор с любимой» (Саратов, 1968), «Голубые перевалы» (М., 1970), «За журавлиным голосом» (М., 1972), «Огонь» (М., 1973), «Грустят берёзы» (М., 1974), «Признание» (М., 1974), «Багряные соловьи» (М., 1976), «Озёрная сторона» (М., 1976), «Плывущий Марс» (М., 1977), «Избранное» (М., 1978)…
На этом список его поэтических книг не заканчивается, целый ряд его острых публицистических очерков появляется в журналах и сборниках, особенно много работал Валентин Сорокин над книгой «Крест поэта. Очерки о судьбах погибших поэтов», вышедшей в 1998 году, словно подводящей итоги русской литературы ХХ века.
Великое признание воздал Валентин Сорокин своему любимому поэту Василию Фёдорову, уделившему так много времени и своих забот его вхождению в профессиональную поэзию. Однажды у Рюрика Ивнева, рассказывает В. Сорокин, он много читал наизусть стихи В. Фёдорова, тогда Рюрик Ивнев, ровесник и современник Сергея Есенина, попросил Сорокина показать его. Фёдоров оказался в ЦДЛ. Ивнев и Сорокин приехали в ресторан ЦДЛ, и Сорокин показал издали на Федорова. Возвращаясь домой, Рюрик Ивнев сказал, отвечая на вопрос Сорокина: «А что «ну», что? У него лицо Бога! Такие лица, хоть я и долго живу, встречал мало…» Поэмы Василия Фёдорова «Проданная Венера», «Золотая жила», «Седьмое небо», «Женитьба Донжуана» действительно входили в сознание каждого знающего русскую поэзию.
Неисчислимы поэтические образы Валентина Сорокина: в поэме «Забытые сумерки» запомнился «седой старик в будёновке, с ружьишком», дошедший до Берлина с котелком, в поэме «Дорога» – учёный, перебирающий в своей памяти, как богата была земля «сверкающей рыбой», «разгуливали мощные гориллы, резвились тигры, и рычали львы. А птицы было столько…», но в этот замечательный монолог учёного врывается лирический герой поэмы и произносит своеобразную клятву своего жития:
Я сам живу гореньем и отвагой,
Я презираю сытость равнодушья,
Округлость быта, пышноту усадеб.
Бездельника, плюющего в зенит.
И я тревогой нагружаю сердце
Зарядом боевым преодоленья,
И суховей шабашных словоблудов
Меня, большого, не испепелит!..
Клянусь – служить отечеству призваньем,
Клянусь – служить отечеству талантом,
Клянусь служить отечеству бесстрашьем.
Клянусь – служить отечеству собой…
А в поэме «Пролетарий», посвящённой Сергею Поделкову, запоминается целая галерея революционеров времен Гражданской войны, и Челябинск 1918 года, и разговор с любимой, и владелец ресторана, и красный крейсер, 1939 год – запоминается вся бескрайность революционного быта и человеческого бунтарства: «…А иначе – оплошаем, / направления смешаем, / И откормленный Ефросим / руль и вожжи отберёт!..» В сборнике «Огонь» опубликованы многие поэмы В. Сорокина – «Судьба», «Огонь», «Оранжевый журавлёнок», «Орбита», «Пролетарий», «Волгари», «На Пахре», «Золотая», «Обелиски», «Дорога». «Каждую поэму легко мне представить, – писал В. Сорокин, – как отдельную главу единого и цельного повествования, взявшего мою судьбу и жизнь тех, кто меня окружал, с кем ежедневно, в юности, шагал я на смену… Вчерашние парнишки – крановщики, грузчики, электрики, подручные сталеваров – ныне заматерели, выросли в мастеровых, инженеров, настоящих умельцев грозного железного мира… Мы сразу, шестнадцатилетними, распахнули в начале пятидесятых годов шумные двери проходных, надели грубые куртки и накрепко «припаялись» к станкам и домнам. Земля прадедов помогала нам в минуты усталости, а краснознамённое время наше обучало нас грамоте и навыкам» (Сорокин В. Огонь: Поэмы. М., 1973. С. 5).
Но и среди них выделяются поэмы «Евпатий Коловрат», «Дмитрий Донской» и «Бессмертный маршал», о маршале Жукове, вышедшие в разные годы.
О Валентине Сорокине много писали критики, поэты, прозаики. И в этих строчках – душа поэта и его призвание. Иван Акулов: «В живописных стихах Сорокина бьётся, кипит, клокочет и переливается всеми цветами радуги сама жизнь, неуёмная, предвещающая счастье»; Борис Примеров: «Урал врывается в его стихи то раздольным песенным ладом, то выхваченным из глубин памяти перелеском, то гулом развернувшегося простора»; Александр Макаров: «Он пленяет своей стихийностью, бьющей через край энергией, звонкой силой летящего стиха»; Юрий Прокушев: «Блистательным творцом этого чудесного художественного Мира в Слове стал выдающийся писатель современности – Валентин Сорокин, несомненно, вершинный поэт нашего времени, под стать колокольне Ивана Великого»; Олег Михайлов: «Его строки напитаны молодой удалью и задором, сокровенной нежностью и чувством нерастраченных сил, надобных Отечеству – поэзии – любимой. Это оперённое, гордое, звучное слово»; Виктор Кочетков: «Лирика Валентина Сорокина соединила в себе и драму прошлого, и сумятицу настоящего, и надежду будущего»…
Борис Можаев, вспоминая В. Сорокина, писал: «Мой роман «Мужики и бабы» был отвергнут четырьмя журналами, пролежал три года и только благодаря смелости и настойчивости главного редактора издательства «Современник» был выпущен в свет». И разве только один Борис Можаев мог сказать такие слова о смелости В. Сорокина как главного редактора? А Иван Акулов со своими двумя последними романами? А сколько бился Владимир Личутин со своей первой книжкой прозы в «Современнике»? Ведь две рецензии были отрицательными, послали на третью, а после этого книга вышла в свет. И сколько таких примеров можно привести по прозе, по критике, по поэзии.
Но самое удивительное – руководящие органы ЦК КПСС получили несколько осведомительских писем, в которых подвергалась острой критике работа в издательстве «Современник» главного редактора В. Сорокина и директора Ю. Прокушева. И начались разборки, комиссия за комиссией следовали в издательство «Современник».
Валентин Сорокин описал эту трагическую баталию в 1991 году в очерке «Зависть»; процитируем из этого замечательного сочинения, убийственного и по отношению к контрольным органам ЦК КПСС, и к тем, кто начинал это постыдное дело:
«Работая главным редактором «Современника» долго и бурно, – писал В. Сорокин, – я имел дело с цензурой, никому не доверял вёрстки книг Виктора Астафьева, Бориса Можаева, Фёдора Абрамова, Константина Воробьёва, Петра Проскурина, Владимира Тендрякова, Николая Воронова, Ивана Акулова, Василия Белова. Да. «Кануны», «Пастух и пастушка», «Живой», «Братья и сёстры», «Мужики и бабы», «Касьян Остудный» в цензуре принимали порядочнее, чем в ЦК КПСС – у Беляева, Севрука, Шауро и Зимянина.
Фурцева звонит:
– С вами говорит член ЦК, министр культуры Фурцева!..
– Слушаю…
– Снимите с производства «Живого», я запретила в театре!
– Не могу…
– Почему?..
– Уже отпечатана…