Мерв -- крайний город Эраншахра. Где-то там, откуда должно встать солнце, туранцы десять лет назад втоптали в песок сорок тысяч азатов и "бессмертных" царя Пероза. Потом началась буря и огромный бархан насыпала там, где остались они лежать. Каждую весну на том бархане выступает кровь и слышатся стоны. А Мерв стал открытым для всех городом. Хоть и сидел в нем ка-наранг с войском, туранцы по договору могли беспрепятственно въезжать и выезжать из него без уплаты пошлин на купленное и проданное...
Авраам не понял вначале, что же случилось в мире. Не было зари, и нисколько не изменилось небо. Огромный белый шар быстро выкатился из-за чистого горизонта, и сразу, насколько хватал глаз, черные треугольники и трапеции испещрили землю. Миллионы барханов озарились слепящим светом и дали черную тень в сторону. Ночь была еще там, куда не попало солнце. Сухой до предела воздух не знает здесь полутонов и обманчивых преломлений...
И он до конца вдруг осмыслил арийские легенды:
пустые скалы, безлюдные горячие пустыни, ядом брызжущие дивы и волкоглавые враги. Воитель-отец сражается насмерть с сыном, и вечный трагический закон это, предопределенный светилами. Смысла не дано знать -- и не надо. Голое яростное стремление, и нет полутонов, колебаний, относительности. Арийская надменность прямизны. Изменником с чужой кровью выглядит при этом буйном торжестве природы брат героя Ростама, кабулский царь Шагад, вырывший западню на его пути:
Шагад сказал "Ты страх внушал народам, Сражен ты справедливым небосводом
Зачем ты столько крови проливал9 Всю жизнь ты грабил, вечно воевал.
Пора твоя настала, лев Систана "
Природа и дух человеческий... Война и мир... Найдут ли люди себя?.. По легенде, Шагад пожалел умирающего воителя, дал ему в яму лук со стрелами для защиты от бродячих львов. Захохотал радостно Ростам и пронзил Шагада...
Но как же тогда царевич Сиявуш, пожелавший вечного мира и ушедший на чужбину, чтобы строить города счастья? Самый полный список этой легенды нашел он здесь, в одном из старых книгохранилищ. Совсем не тот Афрасиаб, извечный враг и родня Ахримана, появляется в ней:
Сказал Афрасиаб' "Мы видим оба, Что погрузилась в сон людская злоба... Покоя не было в душе людской, Но ты пришел и дал земле покой.
Еще такого не было событья'
Мы отдохнем от войн, кровопролитья
Туран -- твой друг "
Пиран -- главный туранский воитель помогает Сияву-шу в его мирных делах. Сам Ростам, живущий войной, неузнаваем, и потерявший разум Кей-Кавус обвиняет его в неправильном воспитании царевича:
Ему внушил ты: мир нужнее чести, Из сердца сына вырвал корень мести.
Покоя жаждешь ты и тишины, А не величья трона и страны.
А может быть, именно здесь, на острие джамшидова меча между Эраном и Тураном, родилось это предание, возвышающее дух перед природой, мир перед войной?..
Авраам уже записал его стихами, но одно имя изменил. Туранка Зарингис -- дочь царя Афрасиаба -- была верной женой благородному Сиявушу. Он назвал ее Фа-рангис, что значит "Ослепительная", "Солнечная"...
Бам... бам... бам... бам... Еще половину лета слушал он этот звон... Никогда не видел настоящего моря Авраам, но знал уже его безбрежность. В зыбких песчаных волнах была дорога в Согдиану, и тошнило его от свирепой верблюжьей качки. На глазах вырастали черно-серебряные барханы, пересыпаясь под ветром один в другой. Бешеная река Оке раздваивала пустыню, деля мир на Эран и Туран. Как хотела текла она, и срамным именем от присевшей на песок женщины называли ее в просторечии.
IX
Это было поздней осенью, когда пузырились от дождей неисчислимые самаркандские хаузы Он уже много раз проходил по невольничьему торжищу, косясь на продаваемых женщин И не останавливался, потому что всегда боялся увидеть их глаза.
В Ктесифоне друг его Кабруй-хайям купил себе как-то девушку, и никакого сомнения не появилось у него при этом. Артак имел жену родственной крови и красивую рабыню-ромейку для постели. Оба они посмеивались над Авраамом за его стеснительность. Так же естественно это было для них, как пить, спать, облегчаться Он злился на себя и каждую ночь твердо решал найти себе женщину...
Под крытыми навесами был женский базар Постоянные торговцы, перекупающие девушек у приходящих караванов, имели там положенные места В синий и розовый атлас были закутаны женщины, дорогие украшения надевались им на оголенные руки и ноги, подвешивались к ушам и в проколы ноздрей, густо-синяя полоса рисовалась по бровям А это был случайный продавец, и у самого края сидечи приведенные им девушка и старуха
Сначала Авраам увидел заляпанную грязью маленькую ногу Вода стекала с земляного навеса, и крупные глиняные брызги падали на нее Тогда он невольно посмотрел и увидел широко раскрытые темные глаза под обычными бровями Недоумение было в них.
Уже пройдя базар, Авраам вдруг остановился и потом вернулся Быстро, не глядя, договорился он с бородатым узколицым дехканом-согдийцем Тот все повторял, что она -- девственница, и предлагал ему еще и старуху, которая умела красить кошмы. Они пошли к базарному главе Специальный человек с серебряным знаком на цепочке принял положенную плату и установил, что девушка переходит в его полное владение .
Авраам привел ее в дом и все не смотрел на нее. Пройдя в комнату, он начал почему-то ходить от сундука к двери Она стала к стене и молча поворачивала за ним голову Взпянув на ее забрызганные ноги, он засуетился, взял большой кувшин и пошел к хаузу. Обернувшись, увидел Авраам, что она идет за ним...
Кувшин никак не хотел тонуть в синеватом хаузе. Она взяла у него кувшин и набрала воды. Теперь он шел счедом, а она несла кувшин на плече Быстро мелькали ее щиколотки
Потом она мылась, долго что-то чистила, убирала уже при горящей лампаде, а он бродил по айвану, заходил в виноградную беседку, и мелкий дождь шелестел в больших пожухлых листьях ..
Все давно уже стихло в комнате, но он не заходил. А когда зашел, то увидел, что она спит, свернувшись на кошме под обитым цветной жестью сундуком. Неслышно подошел Авраам...
Совсем девочкой была еще она Пухлые губы раскрылись, и розово отсвечивало от огня лампады маленькое детское ухо. Завозившись во сне, она еще теснее прижалась спиной к сундуку Платьице-кетене сдвинулось, и грубые полотняные шаровары виднелись под ним .
Авраам снял с сундука одеяла, пододвинул на них девочку, укрыл Она не проснулась и только прижалась щекой к его ладони. Он долго не отнимал руку, боясь разбудить ее..
Потом Авраам взял еще одеяло и подушку, вынес в прихожую. Он постелил здесь себе на вдвое свернутой кошме, разделся и все не задувал лампады, задумчиво перебирая меж пальцев крест Из обычного кипариса был он, и стерся, выцвел от пота грубый волосяной шнурок
Древним стольным городом туранских владык был Самарканд Ночами кричали совы в зубчатых руинах Кей-Афрасиаба, а рядом на целый фарсанг разбросался новый город...
Каган Хушнаваз поставил свои шатры за городом, на ровном месте, где не росли деревья. Из гуннской степи был он родом и не терпел глиняную путаность дувалов. В три года раз наезжал туран-шах получить причитаемое с Согдианы и потом снова уходил в свои степи.
А меж шатров и вокруг носились царские саки, и нельзя было представить их иначе чем в вечной скачке. Служилые люди это были, вроде азатов. Они пасли табуны лошадей и не платили подати, но по царскому зову род выделял всадников с запасными лошадьми и в полном боевом облачении. В месяц раз съезжались они со всей степи в место, указанное царем. Поэтому еще с незапамятных Кеевых войн их называли так -- кейсаки. А в Кте-сифоне их звали кайсаками и говорили, что из синего железа у них руки. В парфянском войске были они, и это их считали греки-ромеи кентаврами...
С молодым безусым кайсаком Шерйезданом -- "Львом Небесным" подружился он по уходе из Мерва. В охране серебра был тот при караване от туран-шаха, и сразу чем-то полюбился ему Авраам. Всю бесконечную дорогу до Самарканда не отходил от него Шерйездан, учил оберегаться от ядовитых пауков, помогал по-новому седлать коня. Здесь, в Самарканде, он что ни день наезжал в дом Авраама из царского стойбища. И всегда были с ним друзья -- такие же молодые непоседливые кайсаки с черным пушком над губой. Они пили жгучее кобылье молоко из кожаных мешков-турсуков и смеялись так, что осыпалась пыль со старого, мазанного глиной потолка...
На большом слоне, в ковровом доме с бубенчиками, ехал великий канаранг Гушнапсдад, возглавлявший посольство. Четыре дня пришлось ему ждать, пока царь Турана возвратится с охоты. В двенадцатикрылой белой юрте сидел на возвышении прямой седоусый старик в лисьей шапке с бриллиантом. Он не смотрел на кана-ранга, принудившего склонить до полу свое громадное тело, и только отрывисто спросил:
-- Здоров ли мой сын и брат Кей-Кавад?
Сестра Светлолицего Кавада, оставленная с ним когда-то в залог туран-шаху несчастливым отцом их Перо-зом, сделалась женой кагана. Потому и назвал он Кавада кроме всего и братом. Привезенное серебро было отдано на монетный двор для переплавки в драхмы с изображением царя Турана...
