Но, возможно, Год и Уэзерби все же были разными людьми. Историк Джеймс Холт обратил внимание на то, что записи о Роберте Годе появлялись в «трубках» вплоть до 1234 года: быть может, он не был казнен, а скрылся в лесу? Тогда в Йоркшире несколько лет подряд происходили бунты против заезжих торговцев, которые сбивали цены на зерно — мятежных крестьян возглавлял дворянин, сэр Роберт Твинг, еще один, хоть и крайне призрачный претендент на роль «исторического» Робина. Участие в этих беспорядках теоретически могло стать поводом для преследования Года, хотя никаких доказательств, как водится, нет. Зато известно, что прозвище «Робин Гуд» уже тогда по всей стране применялось к тем, кто конфликтовал с законом. В северном графстве Дарем в 1244 году еще один Роберт Гуд пустился в бега, не сумев вернуть долг своему соседу Уильяму Клэкстону, за что его имущество было продано с торгов. Следующий Робин появился в 1261 году в другом районе Англии, в графстве Беркшир на берегах Темзы. Там власти конфисковали собственность объявленного вне закона служителя монастыря Сэндфорд Уильяма Лефевра (по-французски «кузнец», что соответствует английскому Смит — напомним, что языком официальных документов тогда еще оставался французский). Год спустя тот же человек был занесен в ведомость казначейства уже как «беглец Уильям Робгод».
Еще одна хронологическая метка — термин outlaw в отношении человека, поставленного вне закона, стал широко использоваться именно во второй половине XIII столетия (до этого употреблялись слова robber и thief). Как уже говорилось, речь шла не только о разбойниках — немалую часть беглецов от закона составляли неплательщики долга, а также крестьяне, не могущие или нежелающие выполнять заметно умножившиеся в этот период феодальные повинности. Ряды изгнанников пополняли участники многочисленных мятежей и младшие сыновья землевладельцев, оставленные без наследства. Лишившись средств к существованию, они также были вынуждены добывать пропитание разбоем или охотой в королевских лесах. Прототипы Робин Гуда могли вступить в конфликт с законом по любой из этих причин, причем легенда запечатлела все из них — лишение наследства, неуплату долга, браконьерство, разбой и мятеж.
Тогда же, в XIII веке, рост торговли и связанных с ней передвижений по стране спровоцировал увеличение числа разбойных нападений. Нередко они случались даже в самом Лондоне, а уж за пределы столицы состоятельные путники и вовсе не выбирались без вооруженной охраны. На дороге из Лондона в Винчестер был печально знаменит Элтонский проход, где нападения совершались едва ли не каждый день. Ленгленд, неизменный комментатор той эпохи, шутил, что честная Бедность может бесстрашно пройти даже через Элтон. Чем дальше к северу, тем разбойничьи шайки становились многочисленнее и многолюднее. Северян вообще считали людьми грубыми и суровыми, и северных разбойников боялись до дрожи. Въезжая в лес вроде Шервудского, путешественники переодевались в платье победнее и тщательно прятали всю наличность, но и это, как следует из баллад, не помогало — опытные грабители хорошо знали все уловки их жертв. При этом душегубства было мало — разбойники убивали только тех, кто им сопротивлялся, а также ненавистных им судейских и чиновников. Если шайки возглавлялись такими «джентльменами», как Коттерелы или Фолвиллы, они обращались со своими пленниками, особенно женщинами, вполне гуманно, так что Робин Гуд не был здесь исключением.
В 1285 году потерявший терпение король Эдуард I издал Вестминстерский статут, по которому жители места, где было совершено преступление, обязывались или поймать разбойников, или возместить причиненный ими ущерб. Предусматривались и другие меры: «Чтобы большие проезжие дороги, ведущие от одного рыночного местечка к другому, были бы расширены в тех местах, где имеются лес, кусты или канавы, так, чтобы там на расстоянии двухсот футов по обе стороны от дороги больше не было канав, подлеска или кустов, в которых мог бы спрятаться близ дороги какой-либо человек, замышляющий преступление»[61]. Всем свободным людям предписывалось иметь дома оружие для защиты от преступников, а городским властям — запирать на ночь ворота и выгонять из города всех чужаков, не нашедших приюта в домах уважаемых граждан. Эти меры позволили ввести преступность в рамки, но при новом ослаблении власти, как мы уже видели, она тут же разгулялась с новой силой.
Уже в середине XIII века понятия «разбойник» и «Робин Гуд» окончательно стали взаимозаменяемыми. Это прозвище присваивалось всякому, кто скрывался от закона в лесу (wood) или под маской-капюшоном (hood). Сыграла свою роль и схожесть слова robber, «грабитель», и имени Роберт, которое коренные англичане тогда еще считали чужим, французским. Сохранилась шутливая песенка того времени об именах, где говорилось, что имя Роберт лучше всего подходит для разбойника. Похоже, именно тогда шаловливый лесной дух, которого англичане прежде знали как Года, получил новое имя — Робин Добрый малый. А людей, которые, подобно ему, скрывались в лесу и творили с ближними не вполне безобидные «шутки», стали называть Робин Гудами. Можно вспомнить, что на Руси о разбойниках тоже нередко говорили — «шалят» или «озоруют». Общее прозвище обеспечивало анонимность разбойничьих атаманов не хуже маски, скрывающей их лицо.
Этот вывод ставит под сомнение саму идею поисков «исторического» Робин Гуда. О какой историчности может идти речь, если с самого начала имя нашего героя принадлежало не человеку, а лесному богу, духу, призраку? Однако, располагая достаточно полной биографией знаменитого разбойника, ученые могут и должны искать того, кто наилучшим образом вписывается в нее — не «первого» из Робин Гудов, а «самого подходящего». Того, кто жил на севере Англии, в Шервуде или Барнсдейле, возглавлял отряд разбойников, метко стрелял из лука, враждовал с шерифом Ноттингемским и водил знакомство с королем.
Конечно, это не могли быть мелкие воришки, бежавшие от закона в одном и том же 1272 году, но в разных графствах — Хэмпшире (Джон Рабенгод) и Эссексе (Александер Робгод). Впрочем, с прозвищем все не так однозначно. Его носили и вполне законопослушные люди — к примеру, Кэтрин Робингуд, владевшая около 1325 года таверной в Лондоне. Неужели почтенная трактирщица по ночам выходила на улицу грабить прохожих? Эта загадка решается легко: Кэтрин была дочерью Роберта или Робина Гуда, что в данном случае было не кличкой разбойника, а обычными именем и фамилией. По тогдашним языковым нормам детей Роберта Гуда могли звать «фиц Робин» или «фиц Робингуд». Еще один Робингуд, Гилберт, служил в 1296 году у графа Сассекса и тоже не замечен ни в каких преступлениях.
Первым серьезным претендентом на звание «исторического» Робина считается Роджер Годберд. Этот рыцарь англосаксонского происхождения в 1264 году служил графу Лестерскому Симону де Монфору и вместе с ним восстал против короля Генриха III. В августе 1265 года близ Ившема в графстве Вустершир мятежники вступили в решающее сражение с королевскими войсками, которыми командовал принц Эдвард, будущий Эдуард I. Симон де Монфор был разбит и погиб, а его бежавшие сторонники, включая Годберда, объявлены вне закона. Еще два года они продолжали партизанскую войну на севере Англии, пока не заключили мир с королем Генрихом в замке Кенилворт. Однако упрямый Годберд и после этого не сдался: с отрядом из ста человек он в октябре 1267 года укрылся в Шервудском лесу и долго жил там, занимаясь не только нападениями на королевских чиновников, но и обычным грабежом.
Роджер Годберд, чья старинная фамилия означает «прославленный Богом», родился не позже 1220 года, поскольку в 1258-м у него уже была взрослая дочь. С юности он отличался неуживчивым характером, враждуя вначале с отчимом, лишившим его наследства, а потом, когда наследство все-таки было получено, — с соседями-помещиками. За долги ему пришлось отдать аббатству Гарендон часть имения, но позже, став помощником могущественного де Монфора, он явился в монастырь с вооруженным отрядом, отнял у аббата документы о дарении и тут же разорвал их. Много лет он служил в различных королевских замках, включая Ноттингем, хорошо знал город и окружавшие его леса и после подавления мятежа предпочел укрыться именно там, а не в родном Лестершире, где у него было слишком много врагов. Похоже, власть считала Годберда опасным противником — король Генрих III дважды предлагал ему полную амнистию в обмен на выход из леса, но рыцарь упорствовал.
В 1271 году неуловимого партизана заманили в ловушку в аббатстве Раффорд и отвезли в тюрьму Ноттингемского замка, но один из служителей шерифа, рыцарь Ричард Фолиот, освободил Роджера и его товарищей из темницы и спрятал их в своем замке Фенвик в Барнсдейлском лесу. Шериф (им был тогда Реджинальд де Грей, когда-то служивший вместе с Годбердом в Ноттингеме) отправил против Ричарда военный отряд, взял штурмом замок и бросил его хозяина в темницу, но неуловимый Роджер снова сумел бежать. В конце концов его все же схватили и заключили в Тауэр, где он просидел три года, но в 1275 году принц Эдвард, став королем, помиловал его и отпустил домой. После этого Годберд, уже немолодой, мирно жил в своем лестерширском имении Суонингтон до самой смерти, случившейся где-то около 1290 года. В 1287 году его привлекли к суду по обвинению в браконьерстве вместе с Реджинальдом де Греем — «лесной закон» не имел срока давности, и обвинение относилось к тем временам, когда старые враги еще были друзьями и развлекались охотой на королевских оленей в Шервудском лесу.
