Прежде, чем отвечать на этот «главный» вопрос, закончим разговор о Кумране. Он был снова разрушен в ходе «Первого восстания», т. е. знаменитой Иудейской войны, когда римляне захватили Иерусалим и разрушили Второй Храм. Многие жители бежали тогда из столицы Иудеи, и кое-кто из них пытался найти убежище в Кумране. Преследовавшие их римляне захватили и разрушили поселок. Еще позже, во время т. н. «Второго восстания» (или «восстания Бар-Кохбы»), Кумран нанадолго был превращен повстанцами в укрепленный пункт — и опять разрушен римлянами. После этого он окончательно пришел в запустение — вместе со всей остальной Иудеей. За время своего многовекового существования он пережил ряд трансформаций был крепостью, потом был заброшен, потом снова превратился в крепость, потом стал ремесленным поселком, снова укрепленным пунктом и, наконец, окончательно опустел. Чем же все-таки он был в хасмонейские и иродианские времена, к которым относятся найденные в пещерах вокруг него свитки? Мы уже знаем канонический ответ: ессейским монастырем или, по меньшей мере, центром крупной ессейской общины. Мы уже знаем также, с какими противоречиями сталкивается этот ответ. А что говорят археологи-«еретики»?
«Зачинатель ереси», упомянутый выше Норман Голб, с самого начала утверждал, что люди, населявшие Кумран, никогда не принадлежали к секте ессеев или какой-либо другой радикальной еврейской секте (надо заметить, что представление, будто в те времена в иудаизме существовали только три течения: саддукеи, фарисеи и ессеи, — весьма поверхностно; были еще зелоты, терапевты, банаи и некоторые другие). Сам Голб считал, что Кумран всегда был чисто военной крепостью, но, как мы видели, это предположение не согласуется со всей совокупностью новейших археологических данных. Эти данные заставляют, скорее, видеть в Кумране второго-первого веков до н. э. скромное поселение ремесленников и сезонных сельскохозяйственных рабочих. Но с этим не согласуется близкая к дворцовой изощренная сложность кумранского жилого комплекса. В самое последнее время эту путаницу еще более усложнили сенсационные данные раскопок Ицхака Магена и Юваля Пелега, которые в течение 10 лет вели исследования в Кумране. Эти археологи обнаружили в развалинах Кумрана такие дорогие предметы, как драгоценные украшения, остатки явно импортных — дорогих по тем временам — стеклянных сосудов, каменные флаконы для изысканной косметики, пышно украшенные гребни, иными словами — предметы, которым явно не место ни в ессейском монастыре, ни в поселке ремесленников и сезонных рабочих. На этом основании Изхар Хиршфельд выдвинул гипотезу о том, что Кумран был имением богатого еврейского землевладельца, возможно — какого-нибудь вельможи при дворе Хасмонеев. (Эта гипотеза перекликается с давним предположением Донкильса, который считал Кумран загородной виллой иерусалимского богача.)
Понятно, что все эти гипотезы исключают ессейскую природу Кумрана, и неудивительно, что сторонники канонической версии встретили их в штыки. Так, американский пастор Рэндалл Прайс из университета в штате Нью-Мексико немедленно предпринял поездку в Кумран, провел там молниеносные, продолжавшиеся всего пять недель раскопки и объявил, что нашел очередное «несомненное доказательство» ессейского характера поселения — кости животных, уложенные таким специальным манером, который может объясняться только правилами какого-то особого религиозного ритуала. Судя по этой поистине отчаянной попытке спасти прежние представления, новые археологические данные уже всерьез угрожают самим основам канонической «кумрано-ессейской» теории. И действительно, недавняя международная конференция археологов, прошедшая в 2002 году в Броуновском университете (США), констатировала, что новые гипотезы практически вытесняют — если еще не вытеснили совсем — прежние представления науки о Кумране.
Но если Кумран не был поселением или монастырем ессеев, это возвращает нас к поставленному ранее вопросу: каково же происхождение Кумранских свитков? Какие предположения на сей счет выдвигают противники «кумрано-ессейской» теории? Попробуем рассказать и об этом.
* * *
Из семи свитков Мертвого моря, первыми попавших в руки исследователей, три представляли собой варианты библейских книг (Исайи и Бытия), а четыре резко выделялись на их фоне своим особым характером. Один из них, «Устав общины» («Серех а-Яхад»), резко противопоставлял членов некой религиозной общины всему остальному человечеству: по изначальному установлению божьему люди делятся на «сынов света» и «сынов тьмы», и в конце времен Господь дарует первым полную победу Над вторыми; пока же члены общины «сынов света» должны подчиняться строгим правилам общежития и следовать возвышенным этическим нормам (которые перечислялись в заключительной части свитка). «Свиток гимнов», содержавший около 35 псалмов, пронизывала мысль об изначальной греховности человека и предопределенности не только его судьбы, но даже его мыслей. Лишь ибранники (слова «Израиль» в тексте нет) удостоены постижения этой великой мудрости Господнего замысла, и лишь у них есть надежда на спасение; собственно, вступление в общину и есть первый шаг к такому спасению и посмертному воскресению. Свиток с текстом, посвященным «Войне сынов света с сынами тьмы», подробно описывал грядущую в конце времен «последнюю» войну, в ходе которой будут уничтожены все враги сынов света — сначала потомки Сима, потом Хама и наконец Яфета. А в свитке, содержавшем комментарий на библейскую книгу пророка Авваккука, провозглашалось, что Господь дал откровение некому «Учителю праведности», и откровение это состоит в том, что конец времен приближается.
Имя «Учителя праведности» снова появлялось в другом, приобретенном позднее свитке — т. н. «Дамасском документе», где более подробно излагалась история секты. Согласно документу, она возникла в Иерусалиме через 390 лет после разрушения Первого храма (т. е. в начале II в. до н. э.), незадолго до появления Учителя праведности, он же «единственный учитель» или «учитель единого», или, в некоторых прочтениях, просто «учитель общины», который объединил всех своих последователей в т. н. «Новый Завет». Ему противостоял некий «Проповедник лжи», под влиянием которого Израиль отступил от «Нового Завета» и власть в Храме (уже Втором) узурпировали «неправедные». (Этот эпизод отражает определенную реальность: именно во II в. до н. э. Ионатан Хасмоней, брат Иуды Маккавея, стал первосвященником, узурпировав эту власть у потомков Цадока — первосвященника времен Давида и Соломона; эту власть Хасмонеи удерживали потом около 150 лет подряд.) Поэтому члены секты под руководством «законодателя, излагающего Тору», бежали в «Дамаск» (одни исследователи считают это названием реального Дамаска, куда могли бежать противники Александра Янная, когда он захватил престол Иудеи; другие видят в этом названии метафору пустыни). Там они будут находиться до второго появления Учителя праведности, которое произойдет «в конце дней».
Легко понять возбуждение ученых, которым попали в руки эти свитки. Хотя налицо было определенное сходство изложенных в них религиозных идей с идеями гностиков и зороастрийцев (последователей иранского пророка VI в. до н. э. Заратустры), еще большим было их совпадение с этическими и мистическими элементами новозаветного раннего христианства, вплоть до фигуры «Учителя праведности», его вторичного появления в конце времен и спасения тех, кто следует его учению. Вскоре существование неизвестной секты, создавшей эти свитки, было объявлено доказательством исторической реальности Христа и его первых последователей, а когда профессор Элиезер Сукеник выдвинул предположение, что эти свитки созданы ессеями, и де Во, на основании своих раскопок, назвал Кумран местом их создания и центром ессейской общины, представление о том, что ессеи были прямыми предшественниками ранних христиан, а Кумран — важнейшим очагом этого протохристианства, утвердилось окончательно.
«Кумрано-ессейская теория» безраздельно господствовала в науке в течение почти 30 лет. Но тем временем обнаруживались и изучались все новые и новые свитки и их фрагменты, и постепенно стало ясно, что материалы «ессейского» происхождения составляют лишь небольшую их часть. Значительная доля собранного исследователями «кумранского архива» представляла собой не столько произведения ессейского характера, сколько документы библейского толка — копии библейских книг (несколько отличные от канонических) или их переводы на арамейский и даже греческий языки, а такжечапокрифы (т. е. книги, не вошедшие в библейский канон) и псевдоэпиграфы (книги, авторство которых приписывается тем или иным упоминаемым в Библии лицам — например, «Завещание Нафтали» или «Речения Моисея» и т. п.). Общая картина стала исподволь меняться — совокупность кумранских рукописей все больше выглядела как «библейская библиотека» самого широкого профиля с изрядным вкраплением «ессейских» материалов, но никак не как чисто «ессейские» творения. В целом, эта библиотека проливала новый свет на историю иудаизма — стало очевидно, какое большое, пестрое и противоречивое множество библейских прочтений, трактовок и версий существовало в тогдашней еврейской среде, какие разноречивые идеи, концепции, мысли сталкивались в еврейском коллективном уме, какие основные течения «вываривались» в этом бурлящем духовном котле.
