Но что позволено Юпитеру, запрещено всем другим!
Гнев Петра был ужасен. История умалчивает о подробностях объяснения царя с неверной любовницей. А. Толстой также очень скупо описывает разочарование своего героя и его по-мужски сдержанное страдание из-за предательства любимой женщины. Обида приняла материальное выражение. У Анны были отобраны все имения, ее любимая мыза, осыпанный бриллиантами портрет Петра. Впрочем, другие драгоценности ей оставили.[18]
«Чтобы любить царя, надо иметь царя в голове», — якобы скаламбурил по этому поводу Петр.
Существуют свидетельства того, что Анна родила от Петра сына Якова. В документах записано, что «мать царевича Якова Анна Монс». В дальнейшем он звался Яков Немцов. Известна такая реляция Петра: «Сего Немцова сына Якова отправить в учебу морскому делу в Голландию, пенсион и догляд надлежащий обеспечить»[19]. О каких бы то ни было других благодеяниях Петра по отношению к «царевичу Якову» сведений не имеется. Но их и трудно было ожидать от злопамятного и мстительного царя.
Более тридцати прислужников Монсов попало в застенки Тайной канцелярии. Прислуга фаворитки была пытана и наказана плетьми. После надлежащего розыска в опале оказалось все семейство, включая мать и старшую сестру Матрену Балк. Ей пришлось разлучиться с мужем и маленькой дочерью[20]. Матрене вменялось в вину то, что, зная об интрижке, не донесла Петру, а ведь он считал ее верной ему до гроба! Теперь она обвинялась в прямом пособничестве Анне. Сестры были посажены под домашний арест, круг их общения строго ограничен. Им не разрешалось даже посещать кирху.
Такое положение сохранялось три года.
Разумеется, царь не тосковал все это время по Анне, как какой-нибудь трубадур. Он отнюдь не избегал пирушек, женщин, жил полнокровно и деятельно: взял Ниеншанц, основал Петербург, одержал свою первую морскую победу, овладев двумя шведскими кораблями, отвоевал Дерпт и Нарву.
Первая осада Нарвы кончилась для Петра полным крахом. Этот шведский город когда-то находился под российским контролем. Зная, что силы Карла оттянуты в Данию, царь решил быстрым артиллерийским штурмом захватить крепость. Он сам распоряжался расстановкой батарей и осадными работами. Но артиллерийский огонь не достигал цели, орудийные расчеты плохо знали свое дело, ощущалась нужда в боеприпасах. Стены города стояли как влитые. Петр надеялся, что осажденные сдадутся, но этим надеждам не суждено было сбыться. Карл, «принудив к миру» Данию, внезапно оказался вблизи осажденного города.
Петр впал в панику. Бросив армию на герцога де Кроа, он умчался прочь. Герцог, потомок венгерских королей, но всего лишь наемник, не знал русского языка и общался с подчиненными через толмача. Деморализованные русские понесли унизительное поражение. Сорокатысячное русское войско русского двадцативосьмилетнего царя было разбито восьмитысячной армией восемнадцатилетнего короля шведского.
Потом Петр объяснял свое бегство разными важными причинами, но что могло быть важнее присутствия полководца на поле сражения?
В России было запрещено публично говорить о позорном разгроме. Русские послы получили приказ представлять неудачу при Нарве как результат предательства. Но европейские правители отчетливо представляли существующее положение вещей и открыто насмехались над русскими посланниками. Шведы выбили медаль, на которой был изображен удирающий Петр, потерявший шапку, бросивший шпагу и утирающий платком слезы.
Действительно, в этот период в Москве царь был совершенно убит горем и позором. Кроме того, он просто-напросто боялся Карла. Он требовал от своих дипломатов немедленного заключения вечного мира с Швецией. «Хотя и вечный мир учиним, а вечный стыд чем загладить?» — вопрошал русский патриот, российский посол в Вене князь Голицын.
К счастью, Карл решил сначала покончить с Августом Саксонским и не двинулся в глубь России.
Петр взял себя в руки и принялся за восстановление своей армии. Надежды на войну как увеселительную прогулку не оправдались. Катастрофа под Нарвой показала отсталость страны и низкую боеготовность армии. Победы требовали каждодневной изматывающей работы. Царь метался из конца в конец страны день и ночь, в любую погоду, в любое время года. Обыкновенная повозка или сани были для него и местом ночлега, и обеденным столом. Как не хватало ему сейчас знаний и умений, которые получали наследники старых правящих династий! Ведь умению управлять, как и любому иному, необходимо учиться смолоду.
Когда 21 августа 1704 года Нарва пала, пощады ее населению не было. Овладевшие городом солдаты кинулись грабить, совершая при этом невероятные зверства. Особенно доставалось женщинам. Почтенную супругу коменданта Горна удавили самым бесчеловечным образом. Царь носился по всему городу, пытаясь остановить эксцессы и убийства. Он собственноручно вырывал женщин из рук солдат, которые убивали их после насилия, и «даже был принужден пролить кровь нескольких московитов, кои посмели ослушаться его приказаний». В нарвской ратуше он положил на стол свою окровавленную шпагу со словами: «Шпага сия обагрена не кровью жителей, но самих московитов, единственно спасения ради жизней ваших». Если бы царь всегда был также человечен, то стал бы первым из людей, замечает Вольтер.
Сегодня победа, завтра — поражение. Такую жизнь Петр вел годами. Но такова же была и жизнь его главного противника Карла XII.
Шведского короля в этот период можно представить по описанию английского посланника лорда Степнея: «Одежда его голубого цвета с желтыми медными пуговицами, полы полукафтанья отвернуты спереди и сзади, открывая камзол и кожаные штаны, часто очень сальные. Его рубашка и рукава обыкновенно очень грязны, манжеты и перчатки он надевает только тогда, когда едет верхом. Руки его такого же цвета, как обшлага, так что их с трудом можно различить. Волосы его светло-коричневые, очень жирные и короткие, и он никогда не расчесывал их гребнем, а только пальцами. Он садился без всяких церемоний на первый попавшийся в столовой стул, очень быстро ел, никогда не задерживался за столом дольше чем на пятнадцать минут и не говорил ни слова, пока ел. Маленькая кружка пива была его единственным крепким напитком. Он не признавал ни простыней, ни пологов над кроватью; перина, лежавшая под ним, служила ему и одеялом: он прикрывался ею. Рядом с постелью у него лежит прекрасная с позолотой Библия — единственная представительная вещь в его обстановке».
Так война делала мужчину дикарем, забывающим правила приличия и навыки воспитания.
Когда Петр, грязный, грубый и требовательный, на несколько часов залетал к Анне, она была в ужасе; он вызывал у нее только страх и отвращение. И еще непреходящее желание освободиться от этих пут. Петр ничего не замечал; вообще ему плохо удавались те отношения, которые требовали тонкого нравственного чувства.
А боевой подруге Марте он был хорош всякий. Она его обстирывала, расчесывала, баюкала и ласкала. К 1705 году Марта родила от царя двух сыновей, Петра и Павла, вскоре умерших. В следующем году она была крещена в православную веру, получив имя Екатерина. Крестной матерью Петр назначил свою сводную сестру, сорокасемилетнюю Екатерину Алексеевну (несостоявшуюся княгиню Хованскую), крестным отцом — царевича Алексея. Поэтому в дальнейшем Марта именовалась Екатериной Алексеевной. Некоторые историки полагают, что уже тогда дальновидный царь планировал женитьбу на Марте. Но легко предположить, что ему просто не нравилось непривычное иностранное имя. В письмах он обращался к ней не по имени, а по-простому: «Здравствуй, матка!»
5 января 1708 года в разгар войны с Карлом XII, полагая свою жизнь в опасности, Петр распорядился в случае гибели обеспечить подругу: «Ежели что мне случится волею Божиею, тогда 3000 рублев, которые ныне на дворе господина князя Меншикова, отдать Катерине Василевской и с девочкою». «3000 рублев» — сумма довольно значительная, но не чрезмерно большая. Ведь девочка — это единственная дочь Петра, Анна. Вскоре появилась вторая дочь, Елизавета. Екатерина приобретала все более прочное положение, но по-прежнему продолжала жить в общем гареме Петра и Меншикова.
Главой этого заведения являлась не кто иная, как сестра царя царевна Наталья Алексеевна.
Она родилась годом позже Петра. Мы не знаем, капризной или покладистой она была в детстве, чем болела, как воспитывалась. Известно только, что мамкой при царевне Наталья Кирилловна назначила Прасковью Ивановну Ромодановскую. После смерти в 1677 году царевны Феодоры Наталья осталась единственной дочерью Натальи Нарышкиной и единственной родной сестрой царя.
Это в тереме девятилетней царевны Натальи Алексеевны в страшный день 15 мая 1682 года пытались спастись ее дед, дядья Нарышкины и Андрей Артамонович Матвеев.
