Однако реальные цифры были все-таки не столь маленькими. Согласно документам только в 18-й армии было реабилитировано более 300 «испытуемых» (это касалось 540-го и 561-го батальонов). Относительно 500-го батальона достоверно известны лишь цифры, относящиеся к лету 1943 года. Так, например, в июне 1943 года было подано 31 «заявление о помиловании», было одобрено 13 предыдущих заявлений, а 9 реабилитированных служащих были переведены в родные части. В июле цифры по этим показателям выглядят так: 39–12—12, а в сентябре: 30—7–4. В данном случае нужно исходить из того, что одобренные и согласованные «заявления о помиловании» относились не только к тяжелораненым, но и тем «испытуемым», которые давно уже погибли. Вероятно, в данных случаях не было публичного оглашения решения о помиловании перед ротой. Для большинства «испытуемых» известие о помиловании своего товарища, который уже месяц как был убит, выглядело циничной шуткой, а не актом милосердия.
Прежде, чем подвести некоторые итоги относительно начала использования 500-х батальонов и условий помилования (как сказали бы немцы — модальности), надо ответить на вопрос: в какой степени соотносились тяжесть совершенного проступка и вероятность его помилования. Для ротных командиров, судя по всему, это не играло никакой роли. С самого начала для них было безразлично, был ли служащий дезертиром, «вредителем», вором, трусом или же «душевнобольным, состоящим в кровосмесительной связи с сестрой». Иоганн Фрике в беседах сообщал Г-П. Клаушу, что отдельно выделялись лишь только осужденные по § 175: «Гомосексуалисты находились в самом низу, они вряд ли могли на что-то рассчитывать. Им было все равно, пройдут ли они испытание и получат ли обратно свое воинское звание». Впрочем, не обходилось без исключений. В 540-м батальоне числился бывший фельдфебель, разжалованный за противоестественные связи. Вопреки некоей нежности и чувственной предрасположенности он пытался во что бы то ни стало пройти «испытание». Для этого он вызывался быть стрелком, санитаром, разведчиком, заместителем командира отделения. Причем поручения он выполнял образцово и с рвением. Однако старое звание ему было возвращено, когда он утонул, добровольно вызвавшись стать связным.
В одном случае, когда погиб молодой лейтенант, попавший в батальоны за «преступный разврат с мужчинами», родителям об этом в письме сообщил сам генерал-фельдмаршал Кейтель (на тот момент он был начальником Верховного командования Вермахта). В письме говорилось: «Ваш сын отдал жизнь, сражаясь с врагами за фюрера, народ и Отечество. Героическая смерть искупила его вину. Он восстановил в полной мере свое доброе имя офицера». Казалось бы, это была формальность, но родители погибшего теперь могли рассчитывать на определенную пенсию. Так что посмертное восстановление в звании не всегда было пустым звуком.
Поскольку ротным командирам не было дела до прошлых проступков «испытуемых», то в дело помилования очень часто вмешивались судьи. В некоторых случаях они отклоняли «заявление о помиловании», заменяя его ходатайством о сокращении предполагаемого тюремного срока. В данном случае остаток заключения можно было полностью «отработать» через прохождение очередного «испытания». Очевидно, что шансы на удовлетворение подобного ходатайства были весьма велики. По этому поводу в Верховном командовании сухопутных сил писали: «С одной стороны, объем доказательств для помилования и сама реабилитация зависят от тяжести совершенного проступка, с другой стороны, от боевых заслуг и поведения наказанного служащего. Чем тяжелее проступок, тем более высокие требования предъявляются для его искупления».
Конечно, решения о помиловании появлялись гораздо чаще, нежели выносились смертные приговоры. Достаточно часто смертные приговоры, выносимые военно-полевыми судами, заменялись прохождением нового «особого испытания». В этой связи можно процитировать один документ: «С учетом готовности осужденного пройти испытание и возможности использования его в испытательной части, куда он был направлен 14 ноября 1943 года, я ходатайствую о замене смертной казни на 10 лет тюремного заключения».
В положениях о применении указа фюрера от 26 января 1942 года имеются дополнительные указания: «В единичных случаях допускается помилование, если осужденный не имел шанса проявить свое мужество и продемонстрировать примерное поведение, но тем не менее в течение двух лет доказывал свою пригодность для борьбы с врагом». Но если посмотреть на уровень потерь в 500-х батальонах, то двухлетнее пребывание в них было равноценно смертному приговору. Хотя бывали редкие случаи, когда выжившие все-таки получали реабилитацию. Командир 1-й роты 561-го батальона написал заявление об «испытуемом», который за самовольное оставление части был приговорен к 14 месяцам тюремного заключения: «Рекомендую снять непогашенной часть наказания, так как осужденный несмотря на свою умственную ограниченность оказался весьма пригодным в роли стрелка и солдата поста подслушивания[13]». Другой случай касался бывшего обер-лейтенанта, который после разжалования оказался в 540-м батальоне: «Так как осужденный не является первостепенным солдатом, и, пожалуй, никогда им не будет, все-таки вынужден признать, что он хорошо показал себя в последних боях. Его длительное пребывание в испытательном батальоне, его ответственность и смелое поведение служат оправданием для его помилования».
Из этих примеров следует, что ротные командиры заботились о справедливой реабилитации даже тех солдат, которых с большой натяжкой можно было бы назвать «героическими личностями». Главное, чтобы тот проявлял рвение к прохождению «испытания». Но отношение к солдату в корне менялось, если подобного рвения не наблюдалось. Так «испытуемого» Бенедикта Л. который попал в батальоны за «самострел», приговорили к смерти за кражу трех плиток шоколада: «Стрелок Бенедикт Л. был переведен в четвертую роту 4 марта 1943 года, где он был вторым в пулеметном расчете. Командиром отделения Бенедикт Л. характеризовался как послушный служащий, который способен был справиться с любым заданием. Однако он стал проявлять небрежность, за что ему неоднократно выносилось порицание. Действия Бенедикта Л. не имеют логического объяснения, так как каждый служащий получал 650 г шоколада. Так что Л. имел все основания быть довольным. Я считаю Бенедикта Л. неисправимым человеком, который при предоставлении свободы действий вновь совершит преступление. По этой причине считаю необходимым отказать Бенедикту Л. в повторном предоставлении шанса для прохождения испытания». Командир батальона добавлял: «Л. при поступлении в батальон был подробно проинформирован о том, что от него требуют не только участия в боях, но и соблюдения дисциплины. Ему уже был предоставлен шанс избежать смертной казни. Но он им не воспользовался». Как видим, в 500-х батальонах практиковался классический принцип «кнута и пряника».
Подводя некоторые итоги, можно констатировать, что при использовании батальонов не было никаких конкретных указаний и директив о смягчении наказания и реабилитации в случае прохождения «испытания». Очевидно, что вначале предполагалось посмотреть на эффективность 500-х батальонов, а затем обобщить полученный опыт. То обстоятельство, что эти вопросы были менее проработаны, нежели состав, вооружение и т. д., однозначно указывает на конкретные цели инициаторов создания «испытательных частей». На самом первом месте стояли чисто военные интересы: возможность устрашения солдат из регулярных частей, а также использование ударно-штрафных групп. Только после того, как батальоны были «успешно» использованы в боях против Красной Армии, стало ясно, что отсутствие реального механизма «испытания», конкретных критериев для реабилитации может оказаться вредным для батальонов и в итоге для самого Вермахта. Офицеры вполне справедливо опасались за боеспособность этих формирований. Количество выживших, которые получили реабилитацию, было сравнительно невелико. В итоге многие из «испытуемых» теряли стимул к проявлению героизма. В некоторых случаях дело доходило до абсурда, который вызывал в солдатах отчаяние. Как вспоминал после войны один из батальонных офицеров: «Если в ходе боев часть лишалась своей канцелярии вместе с документами испытуемых солдат, то те теряли последнюю надежду на улучшение своего положения. Если погибал офицер, то солдаты теряли свидетеля, который мог подтвердить, что они действительно проходили «испытание».
ЧАСТЬ 3
Батальоны в пекле боевых действий
24 февраля 1942 года командование 50-го армейского корпуса, к которому в начале декабря 1941 года были приписаны две роты 540-го батальона, получило из 18-й армии телеграмму. В ней говорилось: «1) 25 февраля в Красногвардейск по железной дороге должны быть доставлены третья и четвертая роты 540-го испытательного батальона, штаб батальона, а также 150 испытуемых солдат для зачисления в первую и вторую роту 540-го батальона. Все они поступают в распоряжение командования корпуса. 2) Верховное командование сухопутных сил, учитывая особенность 540-го испытательного батальона, исходит из того, что после его укомплектования он будет использоваться в соответствии с боевой обстановкой».
