В планах Деникина наблюдалось колебание, которое явилось роковым для всего его дела. Ему нужно было выбрать одно из двух решений: либо, соединившись с Колчаком на Волге, общими силами двигаться на Москву и задушить там иудейскую власть, либо, устремляясь на запад к Киеву, обеспечить себе содействие со стороны армий Петлюры и Пилсудского, вплоть до участия их во взятии Москвы. В первом случае Пилсудский и Петлюра по взаимному соглашению разделили бы сферы своей власти на русском юго-западе и с ними из Москвы пришлось бы торговаться о границах Польши и «Украины» с Россией. Во втором случае нужно было бы заблаговременно обещать им определенные территориальные уступки, чтобы только с их помощью ликвидировать большевиков. Деникин не остановился ни на том, ни на другом решении. Таким образом, с одной стороны, он не подкрепил своими войсками Колчака, который сам по себе оказался слабым, чтобы одолеть Красную Армию, и погиб; с другой стороны, докатившись до Одессы и Киева, он распылил свои войска и не мог опереться ни на «украинцев», ни на поляков в тот момент, когда собственные силы его были исчерпаны. Весьма возможно, что Пилсудский и Петлюра из-за бешеной ненависти к России отвергли бы предложение о сотрудничестве со стороны Деникина. В таком случае последнему оставался один выход: махнуть рукой на запад и, надеясь на помощь Божию, установить план действий, общий с Колчаком. Совокупными силами они, быть может, взяли бы Москву и покончили с иудейским игом.
Петлюровцы, отступив из Киева на юго-запад, к Жмеринке, пропустили в коридор между польским фронтом (у Олевска) и Киевом те красноармейские орды, которые с длинными обозами награбленных вещей отходили из занятого деникинцами района Одессы. Таким образом, появился большевистский Ирпеньский фронт, получивший вскоре подкрепления из Чернигова через мост на Днепре у деревни Печек. Имея два фронта — со стороны Чернигова и со стороны Ирпеня, — деникинцам невозможно было удержаться в Киеве и откат деникинской армии на юго-восток предрешен был в первые же недели пребывания ее в Киеве.
Тридцатитысячная петлюровская армия долго оставалась в полном бездействии в окрестностях Жмеринки, и здесь постигла ее в ноябре и декабре 1919 года та страшная эпидемия сыпного тифа, от которой уцелела едва ли половина ее. Нам приходилось слышать от некоторых русских офицеров, служивших в петлюровской армии, потрясающие рассказы о том, как люди ежедневно сотнями умирали в самых ужасных жизненных условиях, брошенные на произвол судьбы, лишенные всякого ухода и помощи. Сам С. В. Петлюра перебирался тем временем в Варшаву и здесь склонил Пилсудского весной 1920 года предпринять польско-украинский поход против большевиков с целью завоевания Киева и образования польско-украинского федеративного государства. Трудно понять, как Пилсудский мог поддаться внушениям такого проходимца, как Петлюра, имевшего к тому же в своем распоряжении только горсточку войска, недоистребленного зимним тифом. Естественно, вся тягость войны ложилась на поляков, Петлюре мечталось загребать жар чужими руками.
История похода 1920 года известна. Поляки продвинулись было далеко в пределы России — за Полоцк и Киев, но после неудачных боев с Красной Армией под Лепелем и в окрестностях Киева начали стремительно бежать назад и, подгоняемые большевиками, за два месяца (июнь и июль) докатились до берегов Вислы. В этот момент польская армия, по свидетельству известного писателя Гржималы-Седлецкого, находилась в состоянии полного расстройства. Но Польшу спас от разгрома необычайный подъем патриотического настроения. Люди всех званий и состояний вступали охотниками в ряды армии, чтобы только обеспечить ей победу. Особенной самоотверженностью отличалась школьная молодежь. Широкой рекой текли денежные пожертвования на нужды армии. Все население Польши, за исключением, разумеется, сочувствующих большевикам иудеев, объединилось в одном порыве: в страстном желании отстоять родину от большевистского ига. С другой стороны пришли на помощь военная наука и боевая опытность в лице французского генерала Вейгана и 500 французских офицеров. С 15 августа н. ст. в войне настал перелом: отражено было наступление большевиков на Варшаву у Непорента и Минска-Мазовецкого, главным образом благодаря храбрости и распорядительности генерала Желиговского (бой под Варшавой поляки обыкновенно называют «чудом Вислы» — «cud Wisły»); отбиты были попытки их переправиться на левый берег Вислы у Мацеиовиц и в Плоцке; наконец, одна из большевистских армий потерпела страшное поражение в трехдневной битве под Насельском. Начался обратный откат большевиков. Самая значительная красная орда нашла свой Седан 1–3 октября н. ст. под Новогрудком. Советское правительство запросило мира. Переговоры, начатые первоначально в Минске, были перенесены в Ригу, где 12 октября н. ст. 1920 года было заключено перемирие, а после длительных переторжек и споров 18 марта 1921 года был подписан мирный договор между Польшей и Советской Россией. Еще в течение войны Петлюра сошел со сцены, и вся его политическая затея лопнула как мыльный пузырь. Граница между Польшей и Большевией проведена была по белорусским и малорусским землям бывшей Российской империи в зависимости от соображений отнюдь не этнографических, а географических и стратегических: приблизительно в 70–80 верстах на восток от железнодорожной линии, ведущей из Вильно через Барановичи, Лунинец, Сарны и Здолбуново в Львов, вся бывшая австрийская Галиция осталась за Польшей. 14 марта 1923 года восточная граница Польши была признана и утверждена Советом послов от держав Согласия, заседающим в Париже, что вызвало среди поляков огромное ликование. Понятие «соборной Украины», пущенное в оборот М. С. Грушевским на потребу Австрии, окончательно упразднялось. Во время войны 1920 года в таких городах, которых не коснулись военные действия, но где проживали поляки, как, например, в Одессе, советская власть «открывала» от времени до времени провоцированные ею же польские заговоры и безжалостно истребляла ни в чем не повинных людей только потому, что они поляки. Бесплодное и почти номинальное участие в войне Петлюры дало повод советской власти к преследованию и «украинцев», причем по усмотрению «чрезвычаек» это понятие сколько угодно расширялось.
В Одессе, где во главе «чрезвычайки» стояли в 1920-м знаменитые палачи-жиды Дейч и Вихман (сын раввина), был такой случай. Как «украинец» был арестован и расстрелян уважаемый в обществе банковый деятель Климович, бывший короткое время министром финансов при Скоропадском. Случайно в его квартире проживал беженец, учитель математики киевской 2-й гимназии Ренгарт, человек немецкого происхождения, не имевший с украинством ничего общего. Но того обстоятельства, что его застали в квартире Климовича, было достаточно, чтобы «чрезвычайка» и его расстреляла. Владельца гастрономической торговли Литвиненко расстреляли за то, что вывеска над его магазином была написана по-малорусски и что у него в квартире нашли несколько старых номеров киевской «Рады». Имущество его было конфисковано в пользу «чрезвычайки», а жена с детьми выброшены на улицу. Летом и осенью 1920 года, пользуясь, кроме обычных предлогов борьбы с контрреволюцией и спекуляцией, еще предлогом искоренения польских и украинских «заговоров», одесская «чрезвычайка» истребила не менее 10 000 людей из интеллигенции. Следует вспомнить, что тогда в числе других погиб весьма замечательный человек, бывший член Государственного совета по выборам Иван Георгиевич Ракович. Он происходил из малороссийского старинного рода и явился на свет в родовом имении Раковичей — селе Рудовке Прилуцкого уезда Полтавской губернии. После некоторого промежутка военной службы Иван Георгиевич основался в Каменец-Подольском уезде и был по назначению от правительства в Каменец-Подольске сначала уездным, а потом губернским предводителем дворянства. Иван Георгиевич обладал даром захватывающего оратора и рассказчика. Он был одним из организаторов того национального русского съезда в Киеве, который имел целью обсудить вопрос о введении полных земств в девяти западных губерниях. Живя на даче у Среднего Фонтана, Иван Георгиевич не допускал мысли, что его могут расстрелять, и не укрывался под чужим именем, как это делали другие. Но Дейч и Вихман не дремали.
Вообще можно сказать, что грязная политическая возня Петлюры в 1920 году была причиной гибели многих тысяч людей от рук взбешенных чекистов.
Выше мы охарактеризовали украинское церковное движение и указали, что Всеукраинский церковный собор 1918 года удовлетворил беснующихся украинских попов, которые оставались там в ничтожном меньшинстве и не могли прикрыть авторитетом Собора свои низменные партийные вожделения. Только последовавшее в 1920 году укрепление советской власти в Южной России создало такую политическую обстановку, при которой они получили возможность порвать всякую связь с Русской Православной Церковью и основать новую украинскую религиозную общину, по существу сектантскую, но которую они упорствуют ложно называть Украинской Православной Церковью, чтобы вводить в заблуждение простой народ. Иудейская власть поддерживает всякие распри, раздоры и несогласия в Православной Церкви на Руси, справедливо полагая, что единодушное выступление против нее всех русских православных сломило бы ее силу. С величайшим сочувствием отнеслась она и к еретическим затеям украинских попов. Еще в мае и июне 1919 года, в самый разгар расстрелов, большевики с Раковским во главе передали в распоряжение украинских попов четыре киевских храма: Николаевский военный собор на Печерке, Софийский собор и Андреевскую церковь на Старом городе и Ильинскую церковь на Безаковской улице, чтобы они могли совершать в них богослужение на «мове». Приход деникинцев прервал было их деятельность, и они» разбежались из Киева; но после водворения в Киеве в третий раз [большевиков они вернулись и весной 1920 года, с согласия советского правительства, опять завладели вышеупомянутыми четырьмя храмами. Местные епископы Назарий, Василий и Дмитрий, в руках которых, за отъездом за границу митрополита Антония[138], находилась духовная власть, с самого начала отнеслись к поведению украинских попов отрицательно и запретили им совершение богослужения, но это нисколько не остановило дерзких сектантов. Попы Липковский, Шараевский, Тарнавский, Грушевский, Филиппенко, диаконы Дурдуковский и Недзельницкий привлекли в свой поповский кружок еще несколько светских неистовых украинских шовинистов, как-то: M. H. Мороза, И. С. Приймака, И. В. Тарасенко, Г. Д. Болкушевского и других, и, таким образом, самочинно образовалась Всеукраинская церковная рада. Сочинили для нее устав и достигли утверждения его большевистской властью, чтобы она могла свободно развивать свою деятельность. Она должна была заняться агитацией и вербовкой членов в украинские приходы по всей Южной России. В данном случае украинцы применили план действий, выработанный коммунистами, у которых тоже коммунистическая партия выделяет правящий комитет, имеющий задачей усеивать страну комячейками. Рада начала работу с Киева, где в первую очередь навербованы были члены в четыре прихода при четырех захваченных церквах. Она и впредь осталась высшим правящим органом Украинской Церкви, хотя состав ее менялся в зависимости от обстоятельств. Те сектантские новшества, ради которых Церковная рада шла на разрыв с Православной Русской Церковью и звала к нему население Южной России, относятся главным образом к двум областям: к области церковного управления и к области богослужения. В первой области стремления Рады можно свести к следующим положениям:
