С такими мыслями, справив недолгий победный пир, усталый князь лег в походном шатре. Медленно затихало разгоряченное битвой воинство. Наконец устроилось на ночлег, заснуло.
А проснулась Игорева дружина в кольце половецких копий! Беспощадный их лес за ночь обступил русский стан. Вся степь поднялась против Игоря, вся половецкая земля! Спать ложились с победой, а на заре встали в смертельном кругу.
Все, что оставалось Игорю - он старался действовать быстро и разумно, сбить свое воинство в крепкий кулак и, держа круговую оборону, пробиваться через степь в сторону Донца, к русским границам. Князь приказал конникам спешиться, чтобы не возникло у всадников желания разбежаться - рассеяться по степи, бросив раненых и пеших. В этом случае и конных по одному настигнут, и пеших перебьют.
Сбившись в плотный клубок, отражая непрерывные атаки, дружина пробивалась в сторону Руси. Трое суток день и ночь продолжались большие и малые сшибки. В одной из них ранили Игоря в правую руку. Днем войско изнемогало от набиравшей силу степной жары, мучилось жаждой. С горечью и страхом теперь вспоминали воины небесный знак - черное солнце, так смутившее многих в начале похода. Ночами стоны раненых не давали уснуть уцелевшим. Усталость одолевала всех больных и здоровых, опытных и молодых.
На рассвете третьего дня, когда едва возобновились половецкие атаки и только первая волна конницы накатилась на русский стан, не выдержали и кинулись в безоглядное бегство черниговские ковуи. Сразу поняв, чем это грозит, Игорь покинул боевой порядок своего полка и бросился им наперерез. На скаку сорвал с себя боевой шелом, чтобы отступавшие узнали его, кричал и останавливал бегущих...
Тщетно! Ужас, обуявший ковуев, рассеивал полк по степи, и он уже становился добычей окружавших его степняков. Свистели арканы, сабли рассекали воздух, и победно пели жуткую песнь половецкие стрелы...
Осознав бесплодность своей попытки, Игорь бросился назад, к дружине и почти доскакал до нее - один полет стрелы отделял его от родного войска, когда был настигнут врагами, сбит наземь и пленен. Схваченный половцами, он видел, как совсем рядом - в полуверсте, а то и меньше - бьется-изнемогает войско Всеволода. Только одно желание осталось у русского князя в этот час. И добыча, и полон, и слава - все отошло, уменьшилось до размеров песчинки и теперь не интересовало его. Одно было желание: не видеть смерти брата, вовлеченного им в губительный поход, а умереть раньше.
Связанный по рукам и ногам князь о многом успел вспомнить и задуматься за то короткое время, пока видел битву. Словно покрывало спадало с глаз: позднее прозрение вдруг заставило увидеть свои прошлые поступки в новом беспощадном свете.
Не от княжеских ли распрей, сопровождавшихся непрерывными стычками, не от неутолимого ли желания каждого из них быть первым, урвать побольше, ограбить слабого соседа, унести что можно, а что нельзя - сжечь, не от этой ли безумной братоубийственной злобы проистекало, как из отравленного источника, все, что происходило теперь в далекой южной степи?!
Битва скоро кончилась полной победой половцев. Теперь, совсем как русские несколько дней назад, ликующие недруги хватали добычу - лошадей, оружие, одежду, походную утварь. Ханы делили меж собой плененных русских князей. Игоря взял себе Кончак. Начинался долгий, иссушающий душу плен...
А дружина Игорева вся погибла. Кто в реке потонул, кто под саблей лег, кого стрела настигла. В живых осталось полтора десятка русских, а пытавшихся разбежаться и того меньше.
Половецкий плен был для русского князя почетным позором. Никто, конечно, не заставлял его гнуть спину на господина, загонять зверя на охоте, ухаживать за лошадьми и прислуживать на пирах. Напротив, Игорю выказывались все знаки почета и внимания. К нему приставили 20 сторожей, одновременно бывших и его слугами. Они не мешали князю ездить по степи куда заблагорассудится, но только по половецкой степи! Они выполняли все его приказания, но, понятно, это не должны были быть приказы о приготовлениях к бегству.
Игорь проводил дни на ястребиных охотах, коротал время в утомительных разъездах, чтоб крепче засыпать ночью и не видеть снов, в которых часто являлась родная земля, княжеский город, близкие... Желая хоть как-то приблизиться ко всему этому, он попросил, чтобы послали кого-нибудь на Русь за священником. Просьба была исполнена. Присутствуя теперь на службах, которые устраивал немолодой уже поп, князь стал еще ярче и острее вспоминать Русь богатые праздничные службы в многокупольных храмах, колокольный звон, весело скачущий по утренним улицам или торжественно плывущий в вечернем воздухе, поездки по монастырям, рассказы и книжные чтения монахов... Много вспоминалось такого, от чего душа начинала изнывать.
В конце концов князь решил бежать из плена. Долго размышлял Игорь, стоит ли идти князю "неславным", как тогда считалось, путем тайного бегства. Но, прослышав, что возвращающиеся из неудачного похода половцы намерены в отместку перебить всех русских пленных, Игорь решился.
В один из вечеров он послал своего конюшего к половцу Овлуру, который за время плена привязался к князю, полюбил его за открытый и прямой характер и уже не раз предлагал Игорю бежать на родину. Взяв трех коней, слуги перебрались на другой берег маленькой степной реки и затаились, поджидая князя. Сторожа, проводив Игоря на отдых в шатер-вежу, пили терпкий кумыс и веселились у костра. Выждав некоторое время, князь взял крест и походную икону-складень, поднял край половецкой вежи и выбрался в ночь. Быстро достиг реки, переправился и вскочил на приготовленного коня.
Долог оказался путь из плена. Первые двое суток, нахлестывая коней, убегали стремительно - в два дня доскакали до знаменитого Русского брода через Северский Донец. Но, безудержно спеша к русской границе, не рассчитали сил загнали борзых коней. Горевать времени не было - до Донца, выдвинутой в степь русской крепости, было еще далеко. Без малого две недели, стороной обходя встречающиеся кочевья, убегая от погонь, хоронясь в балках от половецких разъездов, добирались пленники до русских пределов. Лишь на одиннадцатый день пути добрались до города Донца.
Едва отдохнув, Игорь вновь тронулся в путь - в родной Новгород-Северский. А оттуда вскоре пустился в объезд по русским землям, посетил многие города, многих русских князей. Везде, зная о несчастьях Игоревой рати, его встречали приветливо и радостно. Князья устраивали пиры в честь Игоря.
Трудно заканчивался для Руси сложный XII век. Его открыли половецкие вторжения, мощное киевское восстание и кровавые клятвопреступления князей. На какое-то время дальновидная политика Владимира Мономаха приостановила раздоры, что сразу помогло в борьбе со Степью. Но эти проблески исчезли в феодальных шквалах-усобицах и волнах внешних вторжений. Столетие заканчивалось новыми противоречиями, трагическим походом Игоря.
Но самое печальное было в том, что ослабление русских земель происходило на фоне усиления внешних врагов. На северо-западе злобно зарились на русские владения крестоносные ордена. На западе набравшие силу Литва, Польша и Венгрия то и дело объединялись для совместных вторжений в пределы Руси. На юге бесчинствовали половцы. А в далеких восточных степях вызревала чудовищная сила, с которой Руси придется сражаться целые века...
ЧАСТЬ 4. ВЫСОКОЕ СТРЕМЛЕНИЕ
ДРЕВНЕЕ БЫЛИННОЕ ВРЕМЯ РУСИ...
Оно было не только эпохой суровой борьбы за существование, упорного земледельческого и ремесленного труда, тяжелой борьбы, размирья и ежечасных потерь. Именно в эти века с потрясающей быстротой развивается древнерусская культура, стремительно, на одном дыхании достигшая византийских высот и свободно воспарившая дальше - к невиданным миром вершинам гениальных откровений.
В основе этого взлета лежало упорство и трудолюбие народа. Там и здесь, продвигаясь по большим и малым рекам, отвоевывая пашни у леса, поднимая нетронутую целину степей, русский народ создавал основы, без которых вообще не могло быть величественной архитектуры и искусного ремесла, былин, летописей и даже простой грамоты. В улицах больших и малых городов дымили кузницы несмолкаемый стук молотов разносился во все стороны. Монотонно скрипели круги в гончарных мастерских, а в художественных подмастерья старательно растирали краски. Напряженно работали золотых дел мастера, ткачи, вышивальщицы... Целые улицы получали названия по ремесленным специальностям: Гончарный конец. Плотницкий конец. Кузнецкие ворота...
Русское ремесло, начав со скромного ученичества, быстро обрело самостоятельную силу, все чаще заставляло удивляться многое видавших иноземных купцов и путешественников. Хорезмиец аль-Бируни оставил восхищTнное свидетельство о мечах русской работы, украшенных "удивительными и редкостными узорами". Итальянец Плано Карпини поразился трону русской работы, который увидел во дворце ордынского правителя Гуюк-хана: "Трон был из слоновой кости изумительно вырезанный..." Педантичный немецкий монах Теофил, задавшийся целью определить, какие страны "в тщательности эмали и разнообразии черни преуспели", поставил Русь на второе место - после Византии, но впереди арабов, немцев, итальянцев, французов...
