13 ноября 82-й пехотный полк получил из штаба 31-й дивизии приказ занять участок обороны на реке Упа по обе стороны от Павшино, для того чтобы прикрыть южный фланг 31-й дивизии. Была произведена разведка местности; о занятии упомянутого участка пока не могло быть и речи, потому что 13 ноября 82-й полк располагался в середине полосы наступления 31-й дивизии. В первой половине дня 13 ноября разведчики из 3-го батальона преодолели верхом 14 километров; вечером выступил весь батальон и за ночь с 13 на 14 ноября прошел путь 28 километров. Командование 31-й дивизии настаивало на скорейшем занятии позиций у Павшино, так как считало обстановку там угрожающей. 3-й батальон сменил 1-й батальон 12-й пехотного полка на позициях близ Большого Бизюкина в 10.30 14 ноября. 3-й батальон за семь дней (исключая день отдыха) преодолел 163 километра при среднем дневном переходе 23,3 километра, а основные силы 82-го пехотного полка за восемь дней (исключая день отдыха) преодолели приблизительно такое же расстояние при среднем дневном переходе 20 километров[108].
Состояние войск перед наступлением зимы (11.11.41)
82-й пехотный полк перешел 22 июня Буг в полном составе соответственно штатному расписанию (3000 человек) и до 10 ноября потерял треть своего личного состава. За это время боевые потери составили около восьмисот, а потери вследствие болезней – около 200 человек. Приблизительно треть этих потерь была компенсирована за счет возвращения из госпиталей раненых и больных, а также за счет свежего пополнения с Родины. Это новое пополнение, проходившее укороченную подготовку, не шло ни в какое сравнение с испытанными и закаленными в боях солдатами, возвращавшимися из госпиталей, солдатами, видевшими смерть, пережившими ранения и болезни. Несмотря на то что личный состав полка 11 ноября, перед началом зимней кампании, насчитывал около 2200 человек, отсутствие тысячи испытанных, обстрелянных солдат стало чувствительным ослаблением боеспособности части. Такое уменьшение численности войск было характерно не только для 31-й дивизии, но и для всех соединений сухопутных войск на Восточном фронте. 13 ноября Гудериан оценивал численность одной роты приблизительно в 50 человек[109]. Если принять эту цифру как среднюю для пехоты 2-й танковой армии, то мы получим, что к моменту начала зимней кампании пехота потеряла приблизительно половину своего личного состава.
Уже во время кампаний в Польше и Франции боевые потери 82-го пехотного полка составили около 800 человек. Помимо этого, после окончания польской кампании из состава пехоты были выведены военнослужащие старших возрастов, многие из которых участвовали в Первой мировой войне, а осенью 1940 года целый батальон (3-й батальон) был передан в состав 131-й дивизии. Всего с 1 сентября 1939 года до начала зимы 1941 года – если осмотрительно взять за основу такой временной масштаб – сменилось приблизительно три четверти полка. К этому следует добавить, что многие перемещения такого рода были абсолютно неоправданными – когда во время мобилизации подразделения полка мирного времени придавали другим частям и соединениям.
Бернгард фон Лосберг, который с 1939 до конца 1941 года был представителем Генерального штаба сухопутных войск в штабе оперативного руководства Верховного главнокомандования вермахта (ОКВ), пишет[110] о состоянии, в котором находились сухопутные войска после сражений под Брянском и Вязьмой в конце октября 1941 года:
«После напряженных боевых действий последних месяцев наши сухопутные войска оказались в значительной степени обессилены. Численность боевых частей вследствие фронтовых потерь, выделения части войск на охрану тыловых коммуникаций, конвоирование пленных и т. д. уменьшилась поистине катастрофически, причем недостаток солдат было невозможно возместить за счет пополнения. Вышли из строя многие танки и другое тяжелое вооружение. Для быстрого покрытия больших расстояний не хватало автомобилей. В тылу было неспокойно из-за действий партизан; вследствие этого снабжение войск можно было осуществлять только с помощью хорошо охраняемых конвоев. Когда я, в конце октября, совершал инспекционную поездку по армиям фронта, полковник фон Тресков, который впоследствии стал известен своим участием в заговоре против Гитлера, служивший тогда в штабе фельдмаршала фон Бока, передал через меня свои предложения Йодлю: фон Тресков утверждал, что, по его мнению, войска совершенно измотаны, как на Западном фронте в 1918 году, и что на Востоке наступательные операции следует прекратить и перейти к стратегической обороне с обустройством зимних позиций.
Не все командующие были согласны с оценкой фон Трескова, но все говорило за то, что войска могут выдержать лишь очень небольшое усиление нагрузок, если мы хотели как можно более низкой ценой достичь главной цели – поставить на грань разгрома советские войска».
В конце периода распутицы стало ясно, что в результате немецких наступательных операций не было достигнуто запланированное быстрое решение задач войны против России. С начала восточной кампании театр военных действий расширился, сопротивление противника усилилось, силы наших войск уменьшились, а погодные условия резко ухудшились. Автомобильный транспорт был полностью парализован; практически отсутствовали восполнение убыли личного состава[111], доставка продовольствия, боеприпасов, снаряжения и обмундирования. Все эти явления стали результатом завышенных целей Верховного командования и утомления войск, которое имело место, вследствие напряжения летней и осенней кампании, уже до начала зимы.
Период между 13.11 и 4.12.41
Когда 82-й пехотный полк вновь присоединился к основным силам 31-й пехотной дивизии, наступление 2-й танковой армии полностью выдохлось. Противник готовился к предстоящим сражениям и вводил в бой свежие войска и новое современное вооружение – установки залпового огня, танки и самолеты. Наших сил пока хватало для отражения локальных атак небольших подразделений русских, но было очень сомнительно, что мы сможем выдержать крупное вражеское наступление. У ХХХXIII армейского корпуса не было никаких резервов. Обе дивизии этого корпуса (31-я и 131-я) занимали по фронту (по прямой) полосу обороны шириной более 30 километров. Все понимали, что оборону надо эшелонировать в глубину и в преддверии зимы готовить прочные оборонительные позиции. Настало время как можно скорее привести войска в обороноспособное состояние и снабдить их всем необходимым для зимы. На этой стадии войны, когда противник неуклонно наращивал свои силы, нам было необходимо думать об укреплении позиций и повышении боеспособности. Поскольку ХХХXIII армейскому корпусу не были приданы резервы, а его части были утомлены и измотаны боями и холодом, единственным способом повышения боеспособности было создание оборонительных позиций, чтобы не допустить смещения соотношения сил в пользу противника. Овладение Тулой, как и взятие Москвы, ничего не решало в плане исхода войны. Исход войны в нашу пользу полностью зависел от полного поражения России – то есть от разгрома ее вооруженных сил и занятия всей территории. Достичь этих целей в ноябре 1941 года немецкая армия была не в состоянии.
«Я не вижу никаких признаков того, что мы сможем зимой закончить эту войну. Возлагать надежды на чудо было бы неразумно. Падение Москвы не будет означать конца войны на Востоке, так как русские будут сражаться до последнего человека и до последнего квадратного километра своей, пока еще очень большой территории. Нельзя недооценивать упорство и ожесточение противника. Будем надеяться, что мы, немцы, сумеем выдержать долгую войну на истощение! В наше время не только выигранные сражения определяют победу в войне. Есть множество других факторов, кроме меча, которые влияют на жизнь современных народов!»[112]
В рамках замысла общего наступления группы армий «Центр» на Москву командование 2-й танковой армии (Гудериан) решило вначале взять Тулу, перед которой в конце октября застряли его танковые клинья. В наступлении на Тулу должны были участвовать 31-я и 131-я дивизии. Все усилия, предпринятые в этом направлении до 13 ноября, успехом не увенчались. Более того, пришлось отодвинуть назад фронт ХХХXIII армейского корпуса между рекой Упа у села Изволь и рекой Ока к юго-западу от Алексина. Тем не менее во второй половине ноября наступление на Тулу было возобновлено. При этом, обороняясь на южном фланге, корпус перешел в наступление своим северным флангом.
Эта попытка добиться соединения к северу от Тулы соединений ХХХXIII корпуса с танковыми соединениями Гудериана успеха не имела. Это стало окончательно ясно в конце ноября. В начале декабря, для того чтобы еще раз попытаться овладеть Тулой, командование переместило направление главного удара с северного фланга у Алексина на южный фланг, у реки Упа. Теперь наступать должен был южный фланг ХХХXIII армейского корпуса (31-я пехотная дивизия), а северный фланг (131-я пехотная дивизия)[113] переходил к обороне. Такая смена участков наступления и обороны требовала значительной перегруппировки сил. Обороняющиеся фронты приходилось ослаблять для того, чтобы усилить фронты наступающих соединений. Войска выводились с оборонительных позиций и перебрасывались на исходные позиции для наступления. Так как у ХХХXIII армейского корпуса не было резервов, которые можно было бы использовать в наступлении, приходилось снимать с фронта передовые части. В результате всех этих многократных перемещений было невозможно добиться создания устойчивых, хорошо подготовленных к обороне позиций. Три недели, прошедшие с 14 ноября до 4 декабря, были мучительны для войск, потому что постоянные переброски частей и подразделений делали невозможными необходимые для подготовки к зиме мероприятия – систематическое обустройство оборонительных позиций и разумное использование наличных сил и средств. Из приведенного ниже обзора задействования 82-го пехотного полка видно, сколько раз его перебрасывали с места на место.
