Среди английских пиратов есть исторические фигуры, деятельность которых настолько по своим размерам и значению выходила из всяких рамок и настолько связана с политической и военной борьбой Англии против Испании, настолько, наконец, непосредственно соприкасается с историей колониальной политики и с первым выступлением англичан на этом поприще, что о них нужно сказать особо.
Я имею в виду Вальтера Ралея, Джона Гаукинса, сэра Фрэнсиса Дрейка и их ближайших сотрудников. Эти люди еще при жизни вошли в национальную легенду, и капиталистическая Англия создала литературу о них — драмы, стихи и историографию, тоже очень часто смахивающую на романы и на стихи. Их мужество, ловкость, сила воли, настойчивость, хладнокровие, знание моря, искусство в мореплавании и прочие добродетели ставятся в пример подрастающим поколениям и на все лады прославляются до сих пор в нравоучительных книжках для детей старшего возраста. Что эти «великие патриоты» и «герои» были сильно причастны к морскому разбою, отмечается как-то вскользь, и случаи, когда от названных героев страдали вовсе не испанцы, а собственные сограждане, попавшиеся под горячую руку этих пиратов английские купцы, — проглатываются авторами наскоро,
Английские пираты постепенно стали догонять и перегонять в своем опасном ремесле даже восточных, не говоря о французских и голландских. В годину «Армады» и в предшествующие годы они оказали английскому флоту громадные услуги. В данном контексте было бы неуместно приводить сколько-нибудь полный рассказ об их приключениях. Это тем более значило бы повторяться, что в дальнейшем, анализируя внутреннее положение Англии и ее внешнюю политику после крушения «Армады» при Стюартах и при Кромвеле и переходя к первым столкновениям английских мореплавателей с бывшими союзниками голландцами, нам придется вернуться к более ранней деятельности английских пиратов. Пока достаточно прибавить еще несколько слов о том, как своеобразно сочетался в Англии пиратский промысел с высоким положением самих пиратов и с поддержкой, оказываемой им как правительством, так и финансистами.
Во времена Елизаветы Гаукннс и Дрейк (и в меньшей степени сын Гаукинса) пользовались такой громкой славой, что Испания, начиная войну с Англией, прежде всего интересовалась вопросом, где можнождать появления непобедимых а неуловимых пиратов. Королева осыпала их почестями, произвела в звание баронетов. Гаукинс-старший был в 22 года официально назначен начальником флотского казначейства, продолжая оставаться в то же время и пиратом. Елизавета очень аккуратно следила за размерами добычи и неукоснительно требовала своей доли. Даже когда Гаукинсу было уже под 60 лет, королева продолжала устраивать ему сцены в тех случаях, когда он возвращался с пустыми руками. Так, в предпоследнюю свою экспедицию с 10 кораблями, данными ему Елизаветой, вернувшись с очень скудной добычей, Гаукинс написал королеве смиренную просьбу извинить за неуспешные грабежи и при этом привел подходящий стих из Библии о том, что человек предполагает, а Бог располагает. Королева же с раздражением воскликнула, не оценив богобоязненного настроения своего компаньона: «Этот дурак выехал в море воином, а вернулся попом». Желая исправить свою репутацию, Гаукинс, соединясь с Дрейком, в 1595 г. вновь вышел в далекий путь. Они ограбили на этот раз побережье Канарских островов, затем переплыли океан, сожгли ряд испанских городов и селений, выдержали несколько кровопролитных битв на море с испанской эскадрой и оба умерли во время этой экспедиции (Гаукинс — в ноябре 1595 г., а Дрейк — в январе 1596 г.).
Гаукинс, Дрейк, Фробишер, Джильберт, Ралей воспитали целое поколение пиратов, которые в этом же XVI веке подготовляли будущую английскую колониальную экспансию, не столько основывая колонии, сколько подрывая испанскую колониальную торговлю, открывая и захватывая новые острова и берега.
Прямым последствием каперских и пиратских войн было, между прочим, и то, что в Испании и в испанских колониях тоже очень оживилось судостроение: каждый раз, когда на Антильских островах, или в Панаме, или в Мексике распространялся слух о готовящемся налете на эти места пиратской эскадры Дрейка, или Гаукинса, или Фробишера, начиналась усиленная постройка новых фрегатов. Да и конвой, сопровождавший испанские транспорты с сокровищами и товарами из Америки в Испанию, стал к концу XVI в. походить на целые военные флотилии. Это развитие испанского и испано-колониального судостроения, обусловленное решительной необходимостью бороться против английских (и отчасти французских) пиратов, тоже стало заметным фактом испанской экономики конца XVI в.
В XVII столетии к английским и французским корсарам и пиратам прибавились голландские, освободившиеся для своего опасного промысла после того, как уже с конца 80-х и начала 90-х годов XVI в. новосозданная Голландская республика удостоверилась в прочности своей победы над испанским королем и могла пуститься если не со всеми, то с частью своих сил в далекие моря на борьбу против испано-португальской колониальной монополии. А с другой стороны, ни Филипп II до самой смерти в 1598 г., ни его преемник Филипп III, ни Филипп IV, вступивший на престол в 1621 г., не признавали Голландскую республику, считали голландцев еще пока не усмиренными мятежными своими подданными, и только в 1648 г. Филипп IV принужден был «признать» Голландию совершенно самостоятельной державой. Значит, до самого 1648 г. голландцы, нападая в море на испанские суда, действительно могли считать себя не пиратами, а людьми, ведущими правильную войну против врагов родины. Это не значит, что они перестали грабить испанские суда после 1648 г Но тогда уже испанцы получили возможность обращаться с жалобами и угрозами по этому поводу к голландскому правительству. Особого толка из этих жалоб, впрочем, не выходило никогда.
В дальнейшем изложении я расскажу о первых шагах голландской буржуазии на поприще колониальной политики. Здесь пока уместно будет отметить, что голландские корсары устремили с начала XVII в. свое внимание не только на Индию и на португальские владения в Индонезии, но и на Антильские острова, и на испанское побережье Южной и Центральной Америки, и, как уже было упомянуто, на бразильский берег, занятый португальцами. Голландские корсары, особенно усилившиеся с 20-х годов XVII в., своими непрерывными нападениями и беспощадным ограблением Антильских островов и американского побережья навели на испанских колонистов такой ужас, каши в предшествующем поколении наводили знаменитые патриархи английского морского разбоя Радей, Джон Гаукинс, Дрейк и Фробишер. Но не на Америку было направлено все внимание голландских финансовых магнатов и голландского правительства. Не в Америке, а в Индии, в Азии мечтали они создать свою колониальную империю.
Так как основание первой по времени английской колонии на Американском континенте связано, как отмечалось, с именем Ралея, будет, нам кажется, небезынтересным, осветить этапы жизни этого человека, ибо его биография, очень похожая на приключенческий роман, может послужить прекрасным комментарием к английской внешнеполитической и колониальной истории в конце XVI и начале XVII столетия. Конечно, я могу тут привести лишь в самом кратком виде основные линии и напомнить в самых кратких словах о решающих моментах его бурной жизни, так страшно окончившейся.
Вальтер Ралей происходил из среды провинциального дворянства. Родился он в 1552 г. и в первые 30 лет своей жизни ничем особенным отличиться не успел. Побывал во Франции, где служил в гугенотских отрядах во время бесконечных тогдашних религиозных войн, пробовал нажиться по мере сил и на гугенотах, и на католиках, но особенного успеха не имел. Повоевал и в Ирландии, где принял участие в одной английской карательной экспедиции и неукоснительно вешал ирландцев, вешал даже ирландских женщин, как он это сделал, например, в 1580 г. в графстве Керри. Кое-что он при этих казнях успел заработать, но ему этого было мало, он искал более широкой дороги. Это был человек большого и очень быстрого ума, дерзкой предприимчивости и немалого образования. Он успел три года подряд поучиться в Оксфорде. Университетская наука ему очень давалась, хоть он и бросил университет, не получив диплома. Им владели и алчность, чисто разбойничья, и честолюбие, усиленное образованием и широким кругозором, и страсть к приключениям, питаемая в том веке постоянными известиями о новых и новых чудесных открытиях, и чисто спортивное чувство — жажда борьбы со счастливыми, опередившими Англию соперниками-испанцами. Крутой поворот в его жизни наступил в 1582 г., когда ему удалось пробраться ко двору королевы Елизаветы и попасть в фавор к ней. На него посыпались милости, должности, деньги, и он вступил на тот путь, о котором уже давно мечтал.
В 1583 г. на свои новые средства он построил корабль в 200 т водоизмещением и в 2 тыс. фунтов стерлингов стоимостью. В 1584 г. он вслед за Джильбертом получил от королевы «патент» на открытие новых земель и управление ими от ее имени, причем пятая часть драгоценных металлов, если они будут найдены на новооткрытых землях, должна была отчисляться в пользу Ралея. В апреле 1584 г. Ралей отправился в море с первой своей экспедицией. Экспедиция в июле того же года открыла пустынный берег значительно севернее Флориды, уже раньше занятой испанцами. В этой местности оказалась роскошная растительность: кедры, дикий виноград и т. д. Страну в честь королевы-«девственницы» (на латыни virgo) Вальтер Ралей назвал Виргинией и объявил английским владением. Одна за другой были в ближайшие годы отправлены еще три экспедиции, и в Виргинии завелась небольшая, приблизительно в 110 человек, английская колония, первое английское поселение в Северной Америке. Но на первых порах ни Вальтер Ралей, ни Елизавета не считали земельные приобретения главным делом экспедиций, им гораздо больше нравилось, что посылаемые суда и по дороге в Виргинию, и при возвращении в Англию грабили испанских купцов на Атлантическом океане самым беспощадным образом и привозили богатую добычу, причем Вальтер Ралей жаловался, что королева норовит при разделе добычи присвоить весь жемчуг себе и даже ему, Ралею, не дает ни одной жемчужины. Он, впрочем, не обижал себя в других отношениях, и много испанского золота перешло в эти годы в его обширные карманы.
