Завязался страшный бой; буйволы испускали громкий рев, били землю ногами, взрывали ее рогами и с яростью кидались на собак, которые не трусили и хватали неприятеля за уши. Мы успели зарядить наши ружья и отступить на несколько шагов. Вскоре наши собаки, которые обе ухватили одного буйволенка за уши, приблизились к нам, таща животное, которое страшно ревело. Разъяренная мать буйволенка ринулась ему на помощь и уже готовилась рогами распороть одну из собак, когда, по данному мною знаку, Жак выстрелил в нее. При этом звуке все стадо, испугавшись, обратилось в бегство. В несколько минут буйволы скрылись из виду, и до нас доносилось от скал лишь слабое эхо их мычания.
Наши отважные собаки не выпустили буйволенка. Мать его, в которую выстрелил и я, раненая двумя пулями, пала. Избавившись от грозившей опасности, я вздохнул свободнее и похвалил Жака за проявленную им решительность. Но нам предстояло еще совладать с буйволенком, который не переставал бороться с собаками и против которого нам не хотелось употреблять наших ружей. Я решился взять его живым, чтобы заменить им нашего осла, искать которого нам уже прискучило. Жаку пришла счастливая мысль справиться с нашей живой добычей при помощи лассо, и он бросил свое оружие так ловко, что животное, с крепко связанными задними ногами, свалилось. Я подбежал, отогнал собак и заменил лассо простыми веревками. Но нужно было заставить буйволенка следовать за ними, а это было не легко. Не находя выхода из затруднения, я решился прибегнуть к средству, правда, жестокому, но верному. Лезвием ножа я проткнул перегородку его ноздрей и продернул веревку, за которую можно бы было вести его; веревку эту я привязал пока к стволу дерева: затем я принялся резать мертвую буйволицу. Так как при нас не было необходимых для этого орудий, то я вырезал только язык и несколько кусков мяса и натер их солью, небольшой запас которой мы всегда носили при себе. Как ни неприятно было мне ремесло мясника, но я должен был подчиниться нашему положению: оно становилось всесильным законом. Однако я никогда не мог вполне подавить в себе отвращения, которое внушило мне всякое подобное занятие. Жители городов избавлены от него. При виде подаваемого на стол кушанья, они могут, по крайнем мере, не думать о жестоком условии нашей жизни, вынуждающем человека вносить повсюду смерть, ища средств к собственной жизни.
Остальное мясо буйволицы было предоставлено нами в добычу коршунам и другим хищным птицам, которые, покружив над нашими головами, черной тучей спустились на труп.
Между этими птицами я заметил царского грифа и клюворога, называемого так по наросту на клюве.
Чтобы отвлечь Жака от зрелища этих птиц, терзавших труп буйволицы, я послал его нарезать в болоте бамбуковых тростей, из которых я хотел сделать формы для отливки свечей.
Поев, мы отправились дальше, ведя за веревку буйволенка, который не оказывал большого сопротивления.
Когда мы шли по подошве небольшой горы, собаки подняли самку шакала; они погнались за ней и схватили ее при входе в углубление в скале, где были ее детеныши. Собаки загрызли мать и бросились на детенышей. Как ни быстро подоспел Жак, но мог вырвать у них только одного щенка. Он попросил у меня позволения приручить его. Я согласился тем охотнее, что это животное могло оказать нам услуги, если б нам удалось приручить его к охоте. Жак был в восторге; он не переставал любоваться хорошенькой мордочкой своего будущего питомца, его буро-золотистой шерстью и чрезвычайно живыми глазами, хотя едва открытыми.
Я, с своей стороны, сделал довольно важное открытие низкорослой пальмы с колючими листьями, которая казалась мне пригодной для устройства живой изгороди. Я решился в непродолжительном времени выкопать несколько особей этого растения, чтобы усилить изгородь, которой была окружена палатка.
Мы вернулись к своим только с наступлением ночи. Можно вообразить себе, какой посыпался на нас град вопросов. Жак отвечал на них со своей обычной живостью, и его рассказ до такой степени овладел вниманием слушателей, что настало уже время ужинать, а мне еще не удалось выспросить у жены, чем занимались остальные дети во время моего отсутствия.
XVIII
САГО. ПЧЕЛЫ. ЛЕСТНИЦА.
ВОСПИТАНИЕ ЖИВОТНЫХ
Наконец жена рассказала мне, что она очень довольна детьми, с которыми посетила мыс Обманутой Надежды. Они повалили громадный ствол той пальмы, у которой Эрнест срезал верхушку. Эта работа требовала с их стороны столько же силы, сколько и искусства. Они употребили в дело топоры и пилу и, наконец, привязав веревку к вершине ствола, повалили его безопасно для себя.
Пока они были заняты этой работой, стая обезьян, пробравшись в наше жилище, привела его в такой беспорядок, что дети должны были прибирать вещи, по крайней мере, целый час.
Фриц поймал птицу, которую я признал за малабарского орла. Мне припомнилось из прежнего чтения, что эта птица воспитывается довольно легко, и я уговорил Фрица поберечь своего пленника, которого он мог воспитать, как в былые времена обучали соколов. Вслед за тем Эрнест начал излагать все, что знал о соколиной охоте, любимой забаве средневековых рыцарей. Было решено учить Фрицева орла такой охоте.
Когда любопытство той и другой стороны было удовлетворено, мы зажгли костер из зеленых ветвей, густой дым которого высушил принесенные нами и повешенные над костром куски мяса.
Молодой буйвол, которого жена моя накормила картофелем с молоком, стал до того смирен, что был помещен вместе с нашей коровой.
Ужин прошел очень весело. Для безопасности в течение ночи были приняты те же предосторожности, как и накануне, и наши постели из мха доставили нам прекрасный сон. На другой день, после завтрака, я хотел подать знак к походу; но дети заявили другое намерение.
- Друг мой, - сказала жена, - нам не хотелось бы бросать сваленного вчера дерева. Эрнест утверждает, что сердцевина этого дерева - саго, и, сознаюсь, если наш маленький ученый не ошибся, то меня очень порадовал бы запас этой здоровой и приятной пищи.
Я осмотрел дерево и уверился, что Эрнест сказал правду. Но чтобы добыть саго, предстояло расщепить этот ствол, длиной, по крайнем мере, в пятьдесят футов, что было не легко. Тем не менее я объявил собравшейся семье, что мы займемся приготовлением саго.
Чтобы расщепить дерево, мы должны были употребить неимоверные усилия. Наконец, дело было исполнено при помощи вбитых в ствол клиньев. Во время этой трудной работы мне пришла мысль сделать из двух половин ствола желоба для проведения из ручья Шакала воды, необходимой для поливки нашего огорода.
Один из концов дерева был выдолблен, чтобы служить корытом для промывки сердцевины. Мы положили в него вынутую сердцевину, полили ее водой, и двое детей, засучив рукава, принялись тщательно месить это тесто. Когда оно показалось мне достаточно густым, я привязал к одному концу корыта терку и стал давить тесто на этот конец. Из дырочек терки стали падать мучнистые крупинки, которые мы, собрав на полотно, выставили сушиться на солнце.
Мне вздумалось изготовить и вермишель. Для этого пришлось только сделать тесто погуще и надавливать его на терку безостановочно. Из дырочек терки стали виться и падать на полотно тоненькие нити.
На другой день, с восходом солнца, мы отправились к Соколиному Гнезду. В телегу были впряжены корова и буйвол, и мы не могли нарадоваться покорности буйвола. Выбранная нами дорога привела нас к мешкам с ягодами восковника; кроме того, и тыквы, оставленные нами под резиновыми деревьями, оказались полными их соком.
При проходе через маленький лес гуявника наши собаки несколько раз бросались с лаем в чащу, но тотчас же возвращались. Думая, что в лесу скрывается какой-либо хищный зверь, мы окружили чащу, держа ружья наготове. Жак, который почти лег на землю, чтобы различить причину этой тревоги, вдруг вскричал:
- Вот на! это наша свинья! она поросилась!
Восклицанию ответило хорошо знакомое нам хрюканье, вовсе не страшное, и вызвало взрыв общего смеха.
Бедное животное кормило шесть хорошеньких поросят, рожденных дней пять или шесть тому назад.
Обсудив, что нам делать со всеми этими маленькими животными, мы порешили взять только двух из них, а остальных оставить в лесу, чтобы они расплодились.
Приход наш к Соколиному Гнезду был настоящим празднеством. Особенное удовольствие доставили нам наши домашние животные, которые ласкались к нам и, казалось, сильно радовались нашему возвращению.
Буйвол и шакал были привязаны к деревьям, в ожидании, что привычка сделает их смирными и покорными. Орел Фрица был также привязан; но сын мой необдуманно снял с глаз его повязку. Птица тотчас же начала бить направо и налево своими когтями и клювом, и сидевший вблизи попугайчик был в минуту растерзан.
Увидев кровавые клочья своего маленького питомца, Фриц сильно рассердился и готовился казнить убийцу смертью.
