11 (23) ноября 1812 года Тутолмин отправил список этих детей к Марии Федоровне с просьбой «означить фамилиями приславших оных», либо же «уничтожить оные» фамилии. На этом списке в Петербурге была сделана надпись: «Прозвищами, данными питомцам по фамилии господ, оставивших их в Воспитательном доме, М[ария] Ф[едоровна] Высочайше повелеть соизволила не именовать».
Глава третья
Народная война
Отечественная война 1812 года была войной народной. Прежде всего, конечно, потому, что главным действующим лицом был рядовой солдат, выходец из народа – воевали «забритые» в армию крепостные; мещане и казаки – свободные люди. В широком партизанском движении участвовали крестьяне, считавшие своим долгом поспособствовать изгнанию супостатов. Главное – война была народной по духу, по тому единому великому чувству, объединившего людей, которое заставляло сжигать города, деревни, собранное зерно – все нажитое добро. Не каждая война пробуждает это чувство, но, пробудив его, становится войной Отечественной, народной.
Матвей Платов в Бородинском сражении
Виктор Безотосный
Участие казачьих полков в Бородинском сражение – актуальная проблема, она вызывает до сих пор острый интерес среди исследователей. В немалой степени это связано и с личностью казачьего предводителя – Матвея Ивановича Платова.
Действия казаков 26 августа 1812 года слабо освещены в литературе, основное внимание ученые, особенно в последнее время, уделяли роли корпуса М. И. Платова, выполнявшего в тот день совместно с 1-м кавалерийским корпусом генерал-адъютанта Ф. П. Уварова отдельную задачу командования. Причем среди авторов нет единства мнений о цели предпринятой в разгар сражения по приказу М. И. Кутузова этой кавалерийской операции против левого фланга наполеоновской армии. Историки также по-разному квалифицируют ее. Что это было? Атака, поиск, набег, рейд, тактическая демонстрация, диверсия? Из-за того, что в научный оборот введены далеко не все источники (их немного), остаются до конца невыясненными многие детали: время проведения операции, численность участвовавших войск, наличие общего командования и так далее. Наибольшие споры вызывают результаты, поскольку Платов и Уваров оказались среди немногих высших генералов, не получивших наград за Бородино в силу весьма низкой оценки их действий М. И. Кутузовым.
Бородинское сражение, не без основания, называли битвой генералов. Как русские, так и французские военачальники (необходимо отдать им должное) под градом пуль демонстрировали образцы мужества и воинской отваги. Кто погиб, кто выбыл раненым из строя. Поэтому жизнеописания многих по праву украшены их героическим участием в этой битве. С биографией М. И. Платова дело обстоит совсем не так. В его послужном списке бородинский эпизод до сих пор остается темным пятном, которое ставит под сомнение боевую репутацию знаменитого донца. Тень, брошенная М. И. Кутузовым на поведение атамана в день 26 августа, сильно затрудняла создание апологетических сочинений нескольким поколениям историков.
Основное препятствие для таких биографов заключалось в согласовании доблестных деяний предводителя казаков с резко отрицательным отзывом о нем главного полководца “грозы двенадцатого года”, Кутузова. Чаще всего указанное противоречие устранялось испытанными и простыми методами. До недавнего времени большинство авторов, плодотворно трудившихся на ниве “научпопа”, предпочитало не замечать или обходить стороной этот неудобный факт. Но как нередко случалось в нашей отечественной историографии, стремление сглаживать углы породило на практике искусственно созданную идиллическую картину – полного единства взглядов и действий в 1812 году непогрешимого и мудрого отца-командира М. И. Кутузова и его безупречно верного сподвижника “вихорь-атамана” Платова. Это уникальное историографическое явление заставляет обратить пристальное внимание на действия казачьего корпуса и его предводителя в знаменитой битве.
Среди большого количества трудов по этому сюжету в Бородинском сражении порекомендуем читателям журнала недавно вышедшую книгу А. И. Попова, изложенную не в описательном, а в аналитическом ключе. Автору удалось уточнить хронологию и, базируясь не только на отечественные, но и широко используя иностранные источники, детализировать происходившие события. Убедительно выглядит и его вывод о том, что, несмотря на неудовлетворенность командования итогами, “диверсия принесла больше пользы русской армии, чем нанесла вреда французской. Она помогла русским воинам выстоять на поле Бородина”. В ряду общей литературы о легендарном казачьем атамане скажем еще о недавно защищенной диссертации А. И. Сапожникова. Его труд – это первая попытка критического и научного осмысления биографии М. И. Платова. Автор смог избежать комплиментарного подхода к проблематике и пересмотрел многие устоявшиеся в историографии оценки и взгляды, в частности, взаимоотношения “вихорь-атамана” с высшими военачальниками – М. Б. Барклаем де Толли, П. И. Багратионом, М. И. Кутузовым.
На наш взгляд, давая оценку деятельности Платова в Бородинском сражении, необходимо учитывать в первую очередь его морально-психологическое состояние и отношения с высшим генералитетом. Эти факторы, как правило, в предшествующей литературе не брались в расчет.
Донской атаман, отстраненный Барклаем 18 августа от командования главным арьергардом и отосланный под предлогом свидания с императором в Москву, возвратился к своим полкам 24 (по утверждению некоторых авторов – 25) августа накануне сражения. Его честолюбию был нанесен очередной удар, и он находился далеко не в лучшем душевном состоянии, всегда тяжело переживая свои неурядицы. Например, еще 15 августа в ответ на нарекание за быстрое отступление арьергарда он жаловался А. П. Ермолову: “А вчерашний выговор мне, что я сближаюсь к армии будто от одного авангарда малого неприятельского, чуть было не сразил до болезни”.
Вряд ли его радовало и назначение нового главнокомандующего, с которым он после столкновения в 1809 году находился, мягко скажем, в натянутых отношениях. Ничего хорошего в будущем для себя ожидать не приходилось.
После отъезда Платова в Москву в командование иррегулярными войсками вступил генерал-майор И. К. Краснов, близкий по возрасту, взглядам и много ему обязанный по службе. Прибыв обратно к армии, атаман узнал печальное известие о своем ближайшем сподвижнике. В арьергардном бою под Колоцким монастырем Краснову ядром раздробило правую ногу, которую пришлось отнять (по некоторым свидетельствам – при операции присутствовал Платов). Но это не помогло, и он скончался 25 августа. Смерть старого боевого товарища только усугубила тяжелое душевное состояние атамана. Было и другое, задевавшее уже личное самолюбие, неприятное обстоятельство – в это время произошло очередное сокращение и так небольшого количества полков под его командованием. Понятно, что такие действия всегда весьма чувствительны для любого генерала, особенно для имевшего высокий чин. По штатам Войска Донского насчитывалось 60 полков, а атаман и полный генерал повел сражаться в день генеральной баталии всего шесть полков из десяти подчиненных ему на тот момент. Обычно командовать такими малыми отрядами давали даже не генералам, а молодым полковникам. Для примера: в арьергарде под началом генерал-лейтенанта П. П. Коновницына, сменившего на этом посту Платова, до 26 августа находилось, помимо регулярных частей, 13 казачьих полков.
Теперь подойдем к весьма деликатному вопросу, которого нельзя не коснуться при рассмотрении нашей темы. Слишком многие современники прямо указывали на то, что прославленный казачий вождь не избежал, как и многие простые смертные, пристрастия к спиртным напиткам (предпочитал цымлянское, горчишную и “водку-кизлярку”). В данном случае он прямо нарушал вековую казачью заповедь – сухой закон во время военных походов. Но, видимо, в сложившейся ситуации его тяга к пагубной привычке сильно обострилась, и этот порок производил слишком плохое впечатление на очевидцев событий. Возможно, именно поэтому в воспоминаниях некоторых офицеров о Бородинской битве можно встретить малоприятные для Платова оценки. А. И. Михайловский-Данилевский, например, характеризуя его “распутное поведение”, написал: “…он был мертво пьян в оба дня Бородинского сражения, что заставило, между прочим, князя Кутузова, 24-го августа, во время дела, сказать при мне, что он в первый раз во время большого сражения видит полного Генерала без чувств пьяного». О нетрезвом Платове 26 августа дважды в своих записках упомянул и А. Н. Муравьев. Офицер кутузовского штаба А. А. Щербинин лишь глухо намекал на это обстоятельство: “Платов ничего не делал во весь день. Казаки его и ночь всю проспали, не заметив отступления ведетов неприятельских”.
