- А где родился Гарсиа Лорка?
Шофер долго молчал. Потом не оборачиваясь ответил:
- Это не важно, где родился Гарсиа Лорка. Важно, что память о нем живет в сердце каждого испанца...
Закурив, он спросил:
- Откуда сеньор литератор родом?
- Из Москвы.
Визжат тормоза, сигналят машины, идущие сзади, - шофер бросил руль, обернулся ко мне всем телом, только нога на акселераторе:
- Салюд, камарада! Но пасаран, камарада! Карош рус! Дравству, брад!
Помнят. Всё помнят. Все помнят. Наверное, это было очень смешно со стороны: сидят в машине два взрослых мужика, смеются и плачут, хлопают друг друга по плечам, задают вопросы и, не дожидаясь ответа, говорят о другом. Теобольдо, первый мой испанский друг, спасибо тебе...
В отель "Колон" я вернулся на рассвете. Открыл окно. Ноябрь выдался жаркий и душный. Рассвет был осторожным и серым.
Ну, здравствуй, Мадрид, здравствуй...
Поутру я позвонил к Антонио Альваресу. Милый, замечательный друг мой! Через полчаса он приехал ко мне, посадил в свою маленькую быструю машину, и мы отправились в город - обсуждать план моей поездки по .Испании.
Созвонились с "великими": матадором Домингином, режиссером Бардемом, актером Пако Равалем; уговорились о днях встреч. "Антоша" познакомил меня с кинопромышленниками - братьями Моро. Они славятся не столько организацией производства, сколько своими мультипликациями, - братья художники, их называют "испанскими Диснеями". Называют так их справедливо - кабинет заставлен золотыми и серебряными кубками из Венеции, Сан-Франциско, Осака, Сан-Себастьяна.
Поздно ночью, распрощавшись с Антонио, встретился с Хуаном Мануэлем Лопес Иглесиасом. Он художник, но поскольку в Испании "на живопись" живут только два человека - Сальвадор Дали и Педро Буэна, Хуан Мануэль начал заниматься бизнесом. Он создал фирму "Альта" - покупает советские фильмы.
- На "Иване Грозном", - сказал Хуан Мануэль, - я заработал больше, чем на продаже всех моих картин. Если бы цензура позволила мне показать "Балладу о солдате", "Чапаева", "Иваново детство" и "Мы из Кронштадта", я бы стал миллиардером. Сейчас пробиваю "Даму с собачкой".
- А зачем надо "пробивать" "Даму с собачкой"? Этот фильм вне политики.
- Дорогой мой, там есть факт прелюбодеяния! Церковная цензура свято оберегает нравственность! А вдруг, посмотрев этот фильм, все мужья начнут изменять своим женам, а все жены заведут собачек?!
Поехали к нему домой, на улицу Антонио Акунья.
- Запиши мой телефон, - сказал Хуан Мануэль. - Я считаю, что тебе незачем жить в гостинице. Ни в "Колоне", который далеко от центра, ни в "Принсипе Пио", куда ты хочешь перебраться, - это очень дорого и не совсем удобно. Вот тебе ключи. У меня есть комнатка, свободная от моих картин, костюмов, друзей и от банкетных столов. Пользуйся этой комнатой, как своим домом...
Сегодня Хуан Мануэль пригласил меня посмотреть, где проводит время мадридская богема.
- Имей в виду, - добавил он, - наша богема отнюдь не несет на себе отпечаток аполитичности: у нас все либо крайне левые, либо ультраправые, посредине остаются одни гомосексуалисты...
Мы пошли в самый популярный в Мадриде бар "Хихон". Там собираются писатели, композиторы, актеры, поэты. Машину приходится оставлять за несколько кварталов от "Хихона", на местах, указанных для парковок, потому что иначе специальные грузовики утащат на кранах машину, покорежат ее по дороге, увезут в полицейский участок и потом заставят платить огромный штраф.
В "Хихоне" масса иностранцев, которые приходят поглазеть на испанских знаменитостей; внимательно прислушиваются к разговорам писателей и художников безликие молодые люди, гладко причесанные, с ниточными проборами, в слишком аккуратно повязанных галстуках, - тайная полиция должна быть в курсе настроений интеллигенции... К Хуан Мануэлю подошел кто-то из знакомых:
- Сегодня в театре начинается фестиваль. Не хотите пойти?
- У нас сегодня задумана другая программа, спасибо.
- Какая у вас сегодня программа?
-Интересная, - ответил Хуан Мануэль и засмеялся.
Познакомился с выдающимся испанским художником Педро Буэна. Высокий, голубоглазый, седой, он рожден в Андалузии, в маленьком полынном, белом городке. Алькальд его города принял решение о переименовании той улицы, где родился художник, в улицу имени Педро Буэна. Был устроен шумный и представительный банкет, поднимали бокалы с "тинто" - терпким красным вином за выдающегося испанского живописца, а потом предоставили слово виновнику торжества. Педро Буэна поднялся, откашлялся и сказал:
- Грасиас. И сел.
Алькальд шепнул ему:
- Люди обижены. От тебя ждали речи. Почему ты так мало сказал, Педро?
Художник ответил:
- Я сказал мало, но во множественном числе.
("Грасиас" - по-испански значит "благодарности".)
Мы познакомились при занятных обстоятельствах. Хуан Мануэль, зная, что я собираюсь в поездку по стране, говорил мне:
- Ты должен записать некоторые выражения. Бери блокнот. Ты, например, пришел в отель, никто не понимает ни английского, ни немецкого. Ты тогда должен сказать: "Тиене устед абитасьон пара ми". Если тебе ответят: "Си, сеньор", - значит, ночлегом ты обеспечен. Если тебя "заговорили" собеседники, - испанцы любят спорить, - окажи: "Йо киеро дормир" - "Хочу спать". Если ты сидишь в машине и шофер не понимает, что ему делать, скажи: "Вамос" - "Едем".
Педро Буэна стоял у нас за спиной и слушал Хуан Мануэля. Он хлопнул Хуан Мануэля по плечу и сказал:
- Вамос, амигос! Пойдем на Пласа Майор, покажем русо, как умели веселиться в Испании.
Он чуть прищурил огромные голубые глаза и добавил:
- Испанцы всегда умели веселиться, даже в самые трагичные минуты своей истории.
Мы пришли в маленькую таверну "Месон-дель-Коррехидор" на стариннейшей Пласа Майор. Красные стены средневековых домов подсвечены голубым светом прожекторов. Старинные чугунные фонари, привыкшие к воску или керосину, кажутся сейчас беззащитными и до боли чужими. Как пенсионеры, которые еще могут и хотят работать...
По стертым лесенкам спустились в подвальчик. Сводчатые стены, шумный говор, официанты в андалузских костюмах, - воображение, подготовленное новеллами Мериме, переносит тебя в прошлый век. Стены сплошь расписаны шутливыми изречениями. Иногда это изречение затейливо выписано на голубом изразце, вмонтированном в кладку, иногда это застекленные картинки.
Первая, при входе, надпись гласит: "Хорошая жизнь дорога. Бывает, конечно, и дешевле, но это уже не жизнь".
А когда выходишь из подвальчика, в глаза бросается чеканка: "Лучшее в этом доме - его клиенты".
- Кабачки вокруг Пласа Майор, - пояснил Педро, - это филиалы музея Прадо, только здесь веселее и можно пить тинто. Построены они в четырнадцатом или шестнадцатом веке, здесь сиживали Лопе де Вега и Сервантес, здесь всё история, здесь менялись только столы и стулья.
Если спуститься по Калье-де-ля-Эскалье-Рилла-де-Пьедра на улицу Каменной лестницы, вы попадете в кабачок контрабандистов, который называется "Пещера Луиса Канделаса". На стенах надписи: "Пой и танцуй, сколько хочешь, но здесь, а не на улице"; "Будешь пить - будешь жить"; "Пей каждый день старое вино помолодеешь"; "За хозяином здесь лишь одно право - поить, кого он пожелает". Или: "Если уж тратиться, то в таверне, а не в аптеке".
А рядом "Каса Андалусиа" - "Дом Андалузии".
- Больше всех я люблю эту таверну, - сказал Педро. - Мы, андалузцы, ярые националисты.
- Не пугай Хулиана, - пошутил Хуан Мануэль, - в Союзе национализм - высший грех.
- Так ведь я восславляю Андалузию, а не дьявола какого. Разве есть в мире что-либо прекраснее Андалузии? Хотя тебе, баску, этого не понять. Вы ловите рыбу, воюете, пасете овец, а мы шутим.
И он прочитал надписи на изразцах: "Зубы важнее родственников", "Вино сила, вода - ревматизм", "Кто много пьет, тот поздно платит", "В этом доме не говорят плохо об отсутствующих", "Вино пьется в двух случаях: когда едят баккалао и когда его не едят".
- Баккалао - это одно из самых распространенных рыбных блюд в Испании, объяснил Педро Буэна.
Или: "То, что ты должен отдать племянникам, лучше съешь с хлебом и запей вином".
Смешные указания на дверях туалета. На одной двери большая надпись: "Здесь - да!" Это ясно, что сюда можно входить мужчинам, ибо, как правило, посетители "Дома Андалузии" - мужчины, любители андалузской песни. На другой двери табличка: "Здесь - пет!" Ясно, что это для дам, редких гостей в подобного рода кабачках.
Закончили мы ночь в итальянской траттории на улице Альфонса Шестого. А здесь прожекторов не было, и фонари были газовые, и улицы пустынные, шаги шлеп-шлеп; и дома средневековые. Тишина, редкие прохожие - XIX век. В траттории было пусто, только в углу за столиком при свечах сидела замечательная итальянская актриса Лючия Бозе с двумя своими приятелями.
Музыканты узнали Педро Буэна. Сразу же заиграли андалузскую песню. Буэна покачал головой.
