Огромное количество писем приходило от графоманов или содержало всевозможные склоки. Надо отметить, что многие любители эпистолярного жанра часто применяли самый проверенный способ воздействия на Союз писателей — завалить его письмами и обратиться к начальству более высокому (например, в Секретариат И. Сталина). Успех не гарантирован, но хоть какого-нибудь ответа добиться можно.
Любопытно, что в подавляющем большинстве случаев авторы писали исключительно о собственных нуждах и проблемах. Но есть и прецеденты (как в случаях с Е. Новиковой-Зариной или С. Федорченко), когда в письмах просят помочь другому человеку.
В РГАЛИ сохранился целый массив документов, представляющих собрание ответных писем критиков на запросы, разосланные в 1936 году ответственным секретарем Союза писателей В. Ставским. Судя по всему, литераторы неохотно участвовали в такого рода опросах, так как реально они ни на что не влияли. Б. Гиммельфарб в своем письме отвечает: «Признаюсь откровенно, что особенного желания писать Вам у меня нет. Едва ли Вы сможете прочитать 150 писем… К тому же опыт показал, что такие анкетные опросы ни к чему не ведут. Те же вопросы, что задаете теперь Вы, сейчас же после съезда задал нам, западникам, т. Шиллер, через год мы получили циркулярный опросный лист от т. Беспалова, а в сентябре этого года я удостоился беседы с т. Левиным»[16].
И все же характер писательской, именно писательской, организации в ответных письмах Ставскому проявился: более половины из них посвящены творческим вопросам. Трудно судить, насколько типичным следует считать отсутствие творческой среды для работников пера других направлений, но вот Н. Бельчиков отмечает среди литературоведов «полную разобщенность» и то, что «в Москве нет литературоведческого центра, где могли бы обсуждаться и изучаться проблемы литературоведения»[17].
Чувствуется, что литературная критика, редакторская оценка произведений — болевое звено для многих. Ведь с этим в основном была связана участь той или иной работы, а иногда и судьба писателя. В связи с этим надо отметить, что многие авторы признают и собственные пробелы в профессиональной подготовке, и низкий уровень работ своих коллег. «…Часто бываю угнетаем мыслью о низком уровне нашей критики, — пишет В. Асмус, — удивляюсь нежеланию (и неумению) наших критиков работать над повышением своего культурного, философского и эстетического уровня»[18].
По затронутому вопросу просматриваются противоположные точки зрения. Одни говорят о невозможности нормально работать из-за слишком пристального внимания общественности к мнению критиков. Например, Г. Мунблит пишет: «Основные задачи Союза писателей… заключаются в том, чтобы создать для критиков творческую среду, ликвидировать процветающую в критике ныне обезличку и уравниловку (выделено в тексте. — В. А.) и отделить критику от государства — т. е. убедить библиотекарей и читателей, что ругательная статья о книге еще не основание для того, чтобы считать эту книгу вредной, и что задача критики состоит не в том, чтобы регламентировать мнение читателя о книге, а в том, чтобы дать одну из возможных в этом случае точек зрения»[19]. Напротив, М. Винер полагает, «что большая часть писателей считает критику бесполезным делом».
Ряд литературных критиков упоминают об отсутствии библиографического кабинета и возможности достать для работы нужную книгу. Некоторые жалуются на то, что им не предоставляют возможность осуществить творческие командировки по стране и за рубеж. Но главное отнюдь не в этом. Даже по имеющимся письмам можно сделать вывод, что критическая литература и литературоведение развивались без должной теоретико-методологической основы и вынужденное использование в оценках произведений или анализе творчества какого-либо писателя понятий «партийность», «классовость», «идейность» самих критиков ставило в тупик. Невольно литераторы постоянно боялись оказаться противниками тех или иных партийных установок и, соответственно, подвергнуться опале. И именно в этом контексте следует воспринимать многие жалобы литературных критиков на их низкий социальный статус, на отсутствие внимания к их работе со стороны общественности и властей. М. Винер пишет: «…причиной отставания нашей критики является, на мой взгляд, некоторая дезориентация в методических установках у большей части наших критиков. Дискуссия против социологической вульгаризации марксизма, с одной стороны, и против ошибок Лифшица, с другой, к сожалению, не доведена до конца…»[20]
Отсюда и многие жалобы на групповщину: одни авторы прямо считают, что она, как правило, вызвана «происками объединившихся врагов советской власти», другие полагают, что даже любая организованная взаимопомощь литераторов просто противоречит всем установкам партии и правительства. Ведь в результате одни критики оказываются как бы в привилегированном положении и имеют возможность опубликовать свои произведения, а другие — нет.
Выявлению характера повседневной жизни литераторов, главным образом их потребностей, способствуют дневники дежурств Союза советских писателей, хранящиеся в РГАЛИ. К сожалению, это далеко не полный и не однородный массив документов[21], поэтому мы используем эти ценные исторические свидетельства в качестве лишь дополнительного источника в документальной основе нашей книги. Помимо того, что не все дневники вошли в коллекцию РГАЛИ, значительная часть материалов, например записи от руки Л. Леонова, не поддается расшифровке.
Особая ценность дневников дежурств как исторического источника состоит в том, что они содержат не только деловые записи о том, кто и зачем приходил в Правление ССП, но и личные, порой пространные комментарии дежурных по поводу состоявшихся встреч. Целый пантеон имен запечатлели эти пожелтевшие странички: Н. Асеев, В. Бахметьев, В. Иванов, А. Караваева, В. Катаев, В. Кирпотин, В. Лебедев-Кумач, С. Маршак, Н. Новиков-Прибой, П. Павленко, Ф. Панферов, К. Тренев, А. Фадеев, К. Федин (в довоенный период); В. Вишневский, Т. Горбатов, Н. Тихонов, К Симонов, Л. Леонов, К Чуковский, М. Шагинян (в послевоенный период). Всего же было проанализировано свыше двух тысяч записей.
Частенько писателям, дежурившим в Правлении Союза, приходилось выступать в роли своеобразных «врачей» и «ставить диагнозы» посетителям. И действительно, некоторые из последних вели себя более чем странно. В дневниках содержатся упоминания о целом ряде подобных эпизодов. Иногда после подобных встреч дежуривший просто записывал о своем посетителе: «больной», порой излагал суть беседы. Вот, например, впечатление П. Павленко, занесенное в журнал 16 июля 1940 года, о беседе с неким Брюхановым, который просил денег на ремонт дома: «…пишет книгу, „посвященную гениальному вождю Владимиру Ильичу Ленину и др. Я только что встал на точку литературы… Я работник отвлеченный“: имеет якобы архив большой ценности и библиотеку в 3000 томов. Просил денег на ремонт дома. Уже был у Погодина и Караваевой. Впечатление — несчастный истерик, рекомендовал подать заявление и опись документов его архива, но он не дослушал и убежал»[22].
Запись В. Иванова во время его дежурства от 5 июня 1940 года по поводу посетителя Сомова более категорична: «…сумасшедший. Принес стихотворение (неопубликованное), на основе которого доказывал, что по первому куплету его строится весь социализм, по второму — создана фигура рабочего и работницы, что стоит у входа в ВСХВ, а по третьему куплету — надо уничтожить всех бюрократов, которые не желают печатать его, Сомова. Я посмотрел в его отчаянно вытаращенные глаза, но все же набрался смелости и сказал, что „стих“, как он называет свою макулатуру, очень плох и печатать его не стоит»[23].
Естественно, больше всего личных обращений в Союз писателей преследовало цель прочитать свои произведения какому-нибудь именитому писателю и получить немедленный отзыв на них. Если им это удавалось, то, затаив дыхание, выслушивали «приговор». Многие собственными талантами не обольщались и на первых порах просили помощи в выборе темы или совета, стоит ли им вообще заниматься литературной деятельностью.
Почти столько же поступало просьб о рецензировании произведений. И здесь начинающие авторы опять-таки норовили вручить свой труд лично в руки знаменитости. Дежурившего в ССП они старались всячески убедить в необходимости прочесть их произведение, использовать для этого хотя бы несколько минут, отведенных на встречу.
Поток желающих стать писателем нарастал: труд очень прибыльный и больших усилий не требует. Н. Асеев рассказывал: «…приехал товарищ, который бросил работу фрезеровщика на заводе, принес громадные кипы стихов. Я спрашиваю, что нужно.
