Нет ничего удивительного, что Петр Великий бесцеремонно проявлял свои нравы не только на родине, но и за границей. Так, в 1717 году он прибыл в Париж и после приема 7-летнего короля Людовика XV нанес ответный визит в Тюильри. Когда французский король увидел приближающуюся царскую карету, он подбежал к ней, а Петр выскочил из нее, подхватил Людовика XV на руки и занес его в зал для аудиенций, обращаясь к ошеломленным придворным: «Несу всю Францию!» (347, 187). Какое нарушение общепринятого придворного этикета во Франции, славящейся своей изысканностью!
В отношении к женщинам Великий Преобразователь грубость совмещал с глубокой и нежной привязанностью. Его врач заметил, что «у Его Величества должен быть целый легион демонов сладострастия в крови» (187, 36). Из–за своей чувственности Петр оставил незаконное потомство, чья численность не отличается от размеров потомства, оставленного Людовиком XIV. Во всяком случае характерен анекдот о том, что у каждой из 400 дам, состоявших при жене императора, был от него ребенок. Надо сказать, что он, как правило, платил женщинам солдатскую цену: одну копейку за три объятия, и обычно с ними не церемонился. «Случалось ему, — пишет Е. Оларт, — и переносить побои от лиц, желавших защитить честь девушки, на которую заявлял он претензии» (187, 38). Однако среди многочисленных женщин нашлись и такие, которые внушили ему глубокую привязанность: Анна Монс, леди Гамильтон и Марта Скавронская. Именно из–за Анны Монс произошел случай, выходящий из нравов петровской эпохи и истории европейской дипломатии, — представитель прусского короля при дворе царя Петра Г. И. фон Кейзерлинг был жестоко оскорблен и побит во время попойки Петром и Меньшиковым (242, 35–36). Потом царь сумел найти повод, чтобы все это сгладить.
Наконец, нельзя пройти мимо знаменитой петровской дубины, которой он хаживал не только царедворцев, провинившихся в мздоимстве и халатности, но и собственного сына Алексея. С. Князьков пишет: «Слушая постоянно осуждения всей деятельности отца от людей, которых отец не любил…, Алексей приучился скрывать это все от отца, обманывал его на случайных экзаменах (по навигации с фортификацией — В. П.), говорил ему не то, что думалось. Когда обман раскрывался, Петр, не терпевший лжи, хватал дубинку; жестокие побои, конечно, были плохим средством создать путь сердечной доверчивости между отцом и сыном…» (127, 547). Более того, царевич потом стал желать смерти своего гениального родителя, в чем и признался духовнику, приверженному старинным нравам и потому не выдавшему царственного отрока.
Петр Великий был набожным человеком, печалился по поводу невежества православного духовенства и непорядка в церковных делах, чтил и знал Церковный обряд, по праздникам становился на клиросе в ряды своих певчих и пел вместе с ними сильным голосом. И в то же время он был подвержен церковно–народной слабости подшутить над священными предметами и изречениями. Склонностью к юмору он напоминает Алексея Тишайшего, любившего пошутить и словом и делом: царь за опоздание купал своих стольников в пруду и приглашал затем их к столу, император же создал не менее известный церемониал «всешутейшего собора». Петр Великий любил повеселиться, им был заведен значительный календарь придворных ежегодных праздников, хваталц также и различного рода торжеств, балов и маскарадов, где веселились на западноевропейский манер. Следует отметить, что в гостях, на свадьбах, на заведенных им в Петербурге зимних ассамблеях, среди столичного бомонда, по очереди съезжавшегося у того или иного вельможи, император проявлял нравы старорусского властного хозяина с грубыми замашками. Известный русский историк В. О.Ключевский пишет, что «Петр вообще не отличался тонкостью в обращении, не имел деликатных манер» (121, т. IV, 32). Он был добрым по природе как человек, но — грубым как самодержец, который не привык уважать человека ни в себе, ни в других.
По сообщениям иностранцев, лиц из его окружения, Петр Великий в своей будничной жизни был весьма скромен, стремился ее устроить как можно проще и дешевле (121, т. IV, 31; 124, 607–608; 220, 15–16). Он вставал рано, знакомился с делами; после завтрака в шесть часов объезжал верфи, стройки, сам работал, затем отправлялся в адмиралтейство или сенат; в полдень обедал, отдыхал часа два; к вечеру отправлялся к кому–нибудь в гости на ужин или дома веселился с ближними; спать укладывался рано. И хотя его считали одним из самых могущественных и богатых монархов Европы, он часто ходил в стоптанных башмаках и заштопанных женой или дочерьми чулках, носил незатейливый кафтан из толстого сукна, разъезжал на одноколке или плохоньком кабриолете. «В домашнем быту Петр до конца жизни оставался верен привычкам древнерусского человека, не любил просторных и высоких зал и за границей избегал пышных королевских дворцов» (121, т. IV, 31). Оставив кремлевские хоромы, Петр Великий покончил с пышностью прежней придворной жизни московских царей; с простотой петербургского двора мог поспорить разве что двор короля–скряги Фридриха Вильгельма I. Не случайно он любил сравнивать себя с этим королем и говорил, что они оба не любят мотовства и роскоши. Несмотря на отрицательное отношение Петра Великого к великолепию и пышности, он в последние годы делает исключения для Екатерины Алексеевны, чей блестящий и многочисленный двор был устроен на немецкий лад и мог 1 ягаться с любым двором тогдашней Германии. К этому необходимо добавить, что он не вмешивался в дела, а даже и помогал царице Прасковье Федоровне, что, в общем, в его семье[1] причудливо переплетались старинные, московские, и новые, европейские, преимущественно немецкие, нравы.
Действительно, царица Прасковья со своими тремя дочерьми после смерти Ивана Алексеевича поселилась в подмосковном селе Измайлове, причем Петр Великий содержал ее деньгами и припасами, согласно ее сану. В Измайлове все порядки, времяпрепровождение и нравы были старорусскими, с которыми Великий Реформатор вел жестокую борьбу. Для многочисленных небольших комнат дворца характерны были беспорядок, грязь, ничегонеделание; они населены были богомолками, богомольцами, нищими, карликами, шутами и скоморохами. Они своими жалобными песнями, кривляниями, плясками забавляли невзыскательную царицу и ее дочек. Царевен обучали грамоте при помощи телесных наказаний, ибо наши предки полагали, что без них никакая наука не может укрепиться в головах учеников. В тогдашних стихах так воспевается польза наказаний:
«Розгою Дух Святый детище бита велит,
Розга убо ниже мало здравию вредит,
Розга разум во главу детям вгоняет,
Учит молитве и злых всех истязает;
Розга родителям послушны дети творит,
Розга божественного писания учит».
Чтобы угодить своему государю, Прасковья в качестве воспитателя и учителя немецкого языка пригласила А. И.Остермана и преподавателя танцев и французского языка С. Рамбура; в течение пяти лет царевны не смогли овладеть даже французской речью, не говоря уже о письме. В общем, образованность их по сути мало отличалась от прежних, допетровских времен — царевны были склонны к праздности, привязаны к шутам и скоморохам и не уважали человеческую личность.
Петр Великий по–новому воспитывал своих дочерей, Анну и Елизавету, поощряя изучение иностранных языков: первую наставляли в знании немецкого, вторую — во владении французским языком, обеих обучали испанским танцам и манерам. Ведь Анну сватали за одного из немецких принцев, тогда как 10-летнюю Елизавету прочили в жены будущему французскому королю Людовику XV. «Заботы о раннем браке дочерей побуждали царственных родителей приучать детей к обществу и торжественным выходам. Перестраивая весь общественный склад, Петр I требовал, чтобы и его семья подчинялась, наравне с другими подданными, новым порядкам: и Екатерина Алексеевна, и обе его малолетние дочери. должны были обязательно посещать все пиры, вечеринки, гулянья и ассамблеи, где танцевали до упаду с шумными и веселыми кавалерами» (64, 119–120). На этих вечеринках и ассамблеях мужчины носили немецкие кафтаны, а женщины — юбки и шлафроки; на них же возникла и страсть любовная, незнаемая почти при старых грубых нравах; вместо домашней водки здесь употреблялась голландская анисовая водка и венгерское вино и т. д. В общем, можно сказать, что благодаря деятельности Петра Великого в Российской империи наряду с немецкой ученостью и техникой, военным и морским опытом вошли в жизнь немецкие нравы (а также и немецкие бюрократические порядки) и варварское распутство.
И хотя сам Петр Великий избегал всякую роскошь и излишества, он баловал своих дочерей, воспитывая их в богатстве и довольстве как и подобает дочерям могущественного монарха; к тому же он стремился, чтобы некоторые его подданные жили в великолепии и роскоши, вводя тем самым европейскую моду. Вопреки его уверенности, что «при жизни его излишнее великолепие и сластолюбие не утвердит престола своего при царском дворе» (189, 73), его преемники делали все для увеличения роскоши и великолепия императорской семьи, двора и высшего света, что сопровождалось необузданными страстями и любовными похождениями.
