History of Hias» появилась в 1956 году уже посмертным изданием. Посмертно была опубликована и его статья «Как я занимался русской историей» в «Новом Журнале» (1958 г.).
В 1955 году по приглашению министра просвещения Израиля и его бывших учеников на курсах Востоковедения в Петербурге Марк Львович выехал на летние каникулы в Иерусалим, чтобы организовать там редакцию коллективного труда по истории евреев в России.
М. Л. Вишницер скончался в ночь с 15-го на 16-е октября 1955 года в Тель-Авиве, накануне отъезда обратно в Нью-Йорк.
ИСАЙ ТРУНК. ИСТОРИКИ РУССКОГО ЕВРЕЙСТВА
В 1960-м году исполняется сто лет со времени появления первой работы по истории русских евреев — монографии С. И. Фина о виленской еврейской общине. За истекшие сто лет еврейская историография проделала сложный процесс развития, накопив огромное количество научных исследований и документальных материалов по истории евреев в Польше и России. Почти все книги и журнальные статьи, входящие в состав этого богатого литературно-исторического наследия, написаны, главным образом, по-русски, и в силу этого часто превращаются в мертвый капитал для людей Запада. В еврейской среде вне пределов России русским языком владеют немногие из представителей молодого поколения. От этого сильно страдает изучение истории восточно-европейского еврейства.
Тема настоящей статьи — обзор, в силу ряда причин далеко не полный, — путей развития и тенденций русско-еврейской историографии за сто лет ее существования. Историю еврейской историографии можно разделить на три периода:
1. от начала 70-х годов 19 века до учреждения Историко-этнографической Комиссии при Обществе распространения просвещения в 1892 году;
2. от 1892-го года до революции 1917 г.;
3. советский период.
Предметом нашего исследования являются два первых периода, а третий — лишь в той мере, в какой еврейские историки в Советской России, в своей идеологии и по методам своей работы являются продолжателями первых двух периодов. Советская еврейская историография обычно складывалась, по части идеологии и методов исторического исследования, в иной культурной среде и развивалась в специфических условиях коммунистической диктатуры и сейчас не может рассматриваться, как органическое продолжение предыдущих периодов. Советский период историографии требует особого изучения.
Некоторые из русско-еврейских историков, выдвинувшиеся до революции (С. Дубнов, С. Цинберг, П. Марек, Ю. Гессен и др.) продолжали работать в течение ряда лет и после октября 1917-го года, но их научно-исследовательская работа чем дальше, тем больше наталкивалась на трудности в связи с политикой господствующего в России режима. Ученые вынуждены были избегать тем, слишком тесно связанных с современностью, и уходить в «нейтральные» исторические области, — в древнейшую историю, в еврейскую антропологию, в историю хазар. Журнал «Еврейская Старина», еще недавно отличавшийся богатством исторического содержания, с течением времени стал походить на традиционное издание, посвященное «мудрости иудаизма», а журнал «Еврейская Летопись» превратился в издание, очень близкое по типу к литературно-научным «магазинам».
В двадцатых годах многие русско-еврейские историки эмигрировали в Западную Европу. С. М. Дубнов, осевший в Берлине после кратковременного пребывания в Ковне, Ю. Д. Бруцкус, М. Л. Вишницер, С. М. Гинзбург, И. М. Чериковер и другие успешно продолжали свою работу в новой обстановке. В Берлине С. М. Дубнову удалось, наконец, осуществить издание десятитомной «Всемирной Истории еврейского народа»; она вышла по-немецки (в 1925—1929) в переводе д-ра А. 3. Штейнберга. [1] Для другого русско-еврейского историка, И. М. Чериковера (1881—1943), годы странствий по свету (Берлин, Варшава, Париж, Нью-Йорк) тоже были периодом интенсивной научной и организационной работы. Анализу еврейской историографии в годы эмиграции мы в дальнейшем уделим особое внимание.
ПЕРВЫЙ ПЕРИОД (1860-1892)
Попытка С. И. Фина дать историю виленской общины едва ли может быть признана удачной; это, в сущности, не столько монография, сколько материал: автор публикует фрагменты из старых общинных хроник (цинкосов), из надгробных надписей, из генеалогических списков виленских раввинов. Неудивительно, что эта работа стоит одиноко и в течение 20 лет не вызвала продолжателей.
Исследование Ш. Фриденштейна о Гродненской еврейской общине, появившееся 20 лет спустя («Ир Гиборим», 1880) и Л. Файнштейна — о Брест-Литовской общине («Ир-Тэгило», 1886) должны быть признаны еще менее удовлетворительными, чем монография Фина, если принять во внимание, что оба автора могли использовать многотомные сборники документов из государственных архивов, изданные тремя археологическими комиссиями — киевской, петербургской и виленской, содержавшими много данных о гродненской и брест-литовской общинах; удовольствовались однако сведениями, почерпнутыми из еврейских источников — пинкосов и эпитафий (следует отметить, что С. Фин, изучая историю виленской общины, не имел еще возможности ознакомиться с этими архивными изданиями).
На фоне раннего периода еврейской исторической науки особенно выделяется личность С. А. Бершадского (1850—1890). Вообще бросается в глаза тот своеобразный факт, что зачинателями и «отцами» еврейской историографии в Польше и России были неевреи — экономист и политический деятель Тадеуш Чацкий — в Польше, и внук православного священника Сергей Бершадский в России.
Книга Т. Чацкого «Rosprawa о Zydach i Karaitach» (1806) — первая монография по истории польских евреев, выдержана в более или менее объективных тонах на основании документальных данных. Сейчас она представляет ценность прежде всего, как исторический документ, характеризующий отношение к евреям некоторых более либеральных элементов польского общества в начале 19-го века. В течение полувека, — вплоть до исследования Александра Краусгара, у Чацкого не было продолжателей (в области изучения истории польских евреев). Бершадский в России оказался первым подлинным летописцем литовско-белорусского еврейства, заложившим фундамент еврейской исторической науки. Воодушевленный стремлением к объективному историческому знанию, Бершадский далек был от всяких апологетических и политических тенденций. До Бершадского не существовало еврейской историографии в собственном смысле этого слова. Его предшественников в этой области интересовал прежде всего «еврейский вопрос» в России в его общественно-правовом аспекте, подчиненном актуальным злобам дня.
Самый серьезный и талантливый из действовавшей тогда группы писателей И. Г. Оршанский (1846—1876) — в своих книгах «Евреи в России — очерки экономического и общественного быта русских евреев» (1872) и «Русское законодательство о евреях» (1877) — оказался блестящим публицистом, достойным защитником еврейских интересов и борцом за равноправие, который в своем арсенале пользовался доводами от истории только в качестве одного из видов оружия.
Дитя поколения еврейской интеллигенции, выросшего под влиянием эпохи «великих реформ», Оршанский видел будущее еврейства в полном слиянии с русским народом, и в гражданском равноправии евреев видел залог успешного ассимиляционного процесса. В своих исторических экскурсиях он пытается исторически обосновать различие между польскими и русскими евреями, доказывая, что польский «жид» явился продуктом специфических условий, способствовавших его деморализации. Горячий русский патриот, и к тому
