То было одно из немногих добрых дел, совершенных Калигулой в начале правления. А ведь от него ждали многого… Скромность и ранняя смерть предков Калигулы — Агриппы, Друза, Германика, «а сверх того трагическая смерть его матери и братьев, погубленных Тиберием, располагали к нему народ… К тому же наиболее проницательные люди думали, что он будет похож на своих родителей. Однако вышло совсем не так, как ожидали, ведь по капризу природы, часто, словно нарочно, дурные люди происходят от хороших родителей, грубые от особенно просвещенных… На этом основании многие из разумных людей признавали, что лучше остаться совсем без потомства», — размышляет римский историк IV века Аврелий Виктор. Калигула пытался оправдать надежды римлян… «Но вдруг, — будто удивляясь, замечает Виктор, — предав сначала казни несколько невинных людей на основании различных обвинений, он словно показал лик зверя, глотнувшего крови, и потом целое трехлетие прошло в том, что весь мир осквернялся многообразными казнями сенаторов и самых выдающихся людей (оптиматов)».
Чтобы избежать еще больших бед, римлянам пришлось убить своего (некогда любимого) Сапожка. «Прожил он двадцать девять лет, правил три года, десять месяцев и восемь дней, — уточняет Светоний. — Тело его тайно унесли в Ламиевы сады, сожгли наполовину на погребальном костре и кое-как забросали дерном».
Удивительно, но никто из детей Германика и Агриппины не перенял благородных черт своих родителей. Когда умер Германик, Калигуле было 7 лет, Агриппине — 4 года; далее их учила жизнь — жестокая и подлая только потому, что потомки Германика оказались слишком близко от трона мировой державы.
Судьба детей Германика и Агриппины трагична: три брата погибли насильственной смертью, две сестры были убиты; лишь Друзилла, похоже, умерла сама, но в юном возрасте. Потомки Германика вымерли, как, собственно, и все представители первой династии римских императоров, перебившие сами себя в жестокой борьбе. Нерон — внук благородного Германика, ставший для римлян ужасом тьмы, исчадием ада, — оказался последним из некогда многочисленного рода.
Жизнь несправедливо обошлась с Агриппиной, Германиком и их потомством, но таковы правила мироздания: дети платят за грехи не только родителей, но и более далеких предков. Возможно, все происходившее с семействами первых римских императоров — наказание за то, что их предок, усыновивший Октавиана, воплотил в жизнь мечту о высшей власти, отнял у римлян республику и вверг великую державу в многолетнюю кровопролитную гражданскую войну. Власть, отнятая у граждан, не принесла счастья и тому, чье имя неизменно присоединяли к своим именам последующие правители Рима.
Мессалина
(около 25 года — 48 год)
1 августа 10 года до н. э. родился Тиберий Клавдий Друз. Хотя семья, в которой он появился на свет, состояла в родстве с императорским домом, даже самые близкие люди не прочили мальчику блестящее будущее.
О его ранних годах рассказывает Светоний в биографии «Божественный Клавдий». В детстве и юности Клавдий «страдал долгими и затяжными болезнями, от которых так ослабел умом и телом, что в совершенных летах считался неспособным ни к каким общественным или частным делам».
Мать Клавдия, Антония, «говорила, что он урод среди людей, что природа начала его и не кончила, и, желая укорить кого-нибудь в тупоумии, говорила: „Глупее моего Клавдия“. Бабка, Ливия, и вовсе не желала знать внука и „даже замечания ему делала или в записках, коротких и резких, или через рабов“. Сестра, Ливилла, узнав, что брату „суждено стать императором, громко и при всех проклинала эту несчастную и недостойную участь римского народа“.
Да! Судьба распорядилась так, чтобы человек, которого презирали самые близкие родственники, получил трон мировой державы.
Произошло это совершенно случайно. Во время переворота и убийства Калигулы (который приходился племянником Клавдию) он в ужасе спрятался за занавесью. Если бы не торчавшие из-под ткани ноги, Клавдий так и остался бы неизвестен мировой истории. Именно их заметил проходивший мимо легионер и решил полюбопытствовать: чьи они? Дрожащий от страха Клавдий упал к ногам воина, думая, что пришел его смертный час.
Легионер признал в распростертом на полу человеке дядю императора и с помощью товарищей отнес его на носилках в лагерь преторианцев. Пока в сенате спорили, кому из двух вождей заговорщиков отдать власть, преторианцы провозгласили Клавдия императором и принесли ему присягу. За эту услугу новый император пообещал выплатить легионерам по 15 тысяч сестерциев. Таким образом, замечает Светоний, он стал «первый среди цезарей, купивший за деньги преданность войска».
Сенат не посмел возразить преторианцам, а народу надоел жестокий сумасбродный Калигула, назначивший сенатором даже собственного коня. Недалекий безвольный Клавдий подходил всем.
«Многие дела его говорили об умеренности и скромности, некоторые о жестокости и грубости», — оценивает Евтропий правление Клавдия. Поведение весьма характерно для неуравновешенного человека. Бедняга пытался делать добрые дела, но безнаказанность, защищенная высокой властью, постоянно склоняла его ко злу. Опять же издевательства, которым Клавдий подвергался в детстве, глубоко ранили его душу, и теперь он волею судьбы получил возможность рассчитаться с родом человеческим за все унижения.
Убивать ради развлечения — это уже вошло в привычку императоров. Кроткий Клавдий не стал менять традицию: ему тоже любопытно было посмотреть, какая кровь течет из ран собственных подданных.
От природы трусливый, Клавдий и убивал поначалу несмело, выбирая жертвами людей ничтожных. Император увлекся судопроизводством и любил выносить приговоры. В качестве судьи Клавдий, «превышая законную кару, приказывал бросать диким зверям» преступников.
Однажды в суде разбиралось дело о фальсификации завещания. Кто-то крикнул, что за такое нужно отрубать руки. Идея Клавдию понравилась, и он тотчас «велел позвать палача с ножом и плахой».
«Пытки при допросах и казни отцеубийц заставлял он производить немедленно и у себя на глазах». Однажды в Тибуре император пожелал видеть казнь по древнему обычаю (человека секут до смерти розгами). Преступников уже привязали к столбам, но не нашлось палача. Тогда Клавдий послал за палачом в Рим и терпеливо ждал его до самого вечера.
Если собственных граждан Клавдий убивал, стесняясь, то существовало одно мероприятие, любимое римлянами, где император мог, совершенно не боясь осуждения со стороны кого бы то ни было, наслаждаться видом крови. На гладиаторских играх «он всякий раз приказывал добивать даже тех, кто упал случайно, особенно же ретиариев: ему хотелось посмотреть в лицо умирающим. Звериными травлями и полуденными побоищами увлекался он до того, что являлся на зрелища ранним утром и оставался сидеть, даже когда все расходились завтракать. Кроме заранее назначенных бойцов, он посылал на арену людей по пустяковым и случайным причинам — например, рабочих, служителей и тому подобных, если вдруг плохо работала машина, подъемник или еще что-нибудь».
Едва ли другое дело удостаивалось большей заботы и внимания императора, чем гладиаторские бои. При Клавдии коллегии квесторов, которая раньше занималась мощением дорог, было поручено устройство гладиаторских игр. Самые грандиозные в истории этого позорного развлечения игры состоялись именно во время правления Клавдия.
Каждый диктатор стремится остаться в памяти народной через какие-либо грандиозные проекты. Клавдий решил осушить Фуцинское озеро. «Местами перекопав, местами просверлив гору, он соорудил водосток в три мили длиной за одиннадцать лет, хотя тридцать тысяч работников трудились над ним без перерыва». Мероприятие весьма внушительное, но Клавдий решил его дополнить гладиаторским сражением, которому не было и не будет равных ни в предыдущей, ни в последующей эпохе.
Накануне спуска воды из Фуцинского озера в 52 году Клавдий устроил навмахию (морскую битву), в которой участвовало 19 тысяч гладиаторов на 100 кораблях, разделенные на два враждебных флота: «сицилийский» и «родосский».
Перед началом битвы Клавдий очень неудачно пошутил — так, что в воздухе запахло новой спартаковской войной. Гладиаторы, отправляясь на корабли, по традиции прокричали ему:
— Здравствуй, император, идущие на смерть приветствуют тебя!
На что Клавдий ответил:
— А может, и нет.
Гладиаторы расценили слова императора как помилование. И 19 тысяч человек отказались сражаться. «Клавдий долго колебался, не расправиться ли с ними огнем и мечом, но потом вскочил и, противно ковыляя, припустился вдоль берега с угрозами и уговорами, пока не заставил их выйти на бой».
Со временем Клавдий освоился с должностью императора и привычками, характерными для этой должности. Итог его правления: «тридцать пять сенаторов и более трехсот римских всадников были казнены им с редким безразличием».
