Разумеется, создавать ее с нуля было бессмысленно, ее бы «съел» Бунд, который очень быстро оправился после арестов. Да и кто бы такое позволил? Так что начали с экономики.
Но опять же, нужны были люди. И Зубатов их быстро нашел. Самой большой его удачей было привлечение на свою сторону Марии Вильбушевич. Несмотря на свою молодость (на момент ареста ей исполнился 21 год), это была очень заметная фигура в Бунде. Она происходила из богатой купеческой семьи и имела, скорее, богемный склад характера, в идеологии совершенно не разбиралась, да и вообще Манечку (так её звали все, даже Зубатов) больше интересовал сам процесс. Ну нравилось девушке находиться в центре внимания! А была она, прямо скажем, не первой красавицей. Куда ей деваться, кроме как в революцию?
Так что разагитировать Манечку особого труда Зубатову не составило. В самом деле — что получалось? Можно делать то же самое, что и раньше, только совершенно легально, не опасаясь, что посадят. Поэтому выйдя на свободу после ареста, Мария Вильбушевич сделалась пламенной сторонницей Зубатова. И ещё сторонники нашлись. Интересно, что в союз с зубатовцами вступил «Поалей Цион»! Полковник против сионизма ничего не имел. Он считал: если думают о своей Палестине, значит, в России в революцию не пойдут. Тем временем зубатовцы начали активную деятельность. Сам полковник сидел в Москве. В Минске заправлял всем начальник местного жандармского отделения полковник Васильев, большой поклонник зубатовских идей.
В отличие от Москвы, агитация проводилась не собраниями, а действием, не только в Минске, но и по всей Белоруссии. Данная местность имела одно серьезное отличие от Москвы — в ней преобладали мелкие предприятия и кустарные мастерские. Малое предприятие поднять на забастовку не так уж сложно, что зубатовцы и делали — а потом добивались успеха с помощью Васильева. Вначале это как‑то прикрывалось, но довольно быстро полковник плюнул на жалкую пародию на скрытность (провинция же — все всё знают) и стал действовать в открытую. Например, во время забастовки минских слесарей, которым хозяева пытались увеличить рабочий день, Васильев вызвал представителей тех и других в свой кабинет и заявил: дескать, рабочие неправы, что бросили работу, но и вы, господа, извольте соблюдать законы. И что может мелкий фабрикант поделать против жандармского полковника?
Одних участие жандармерии в рабочих конфликтах шокировало, а других — наоборот: таки почему бы и нет? Ряды зубатовцев быстро росли.
Кстати, рабочее движение в Белоруссии имело интересную особенность. Поскольку предприятия были мелкие и мельчайшие, профсоюзы создавались не по территориальному принципу (то есть по предприятиям), а по профессиям. У слесарей свой союз, у плотников — свой. Бунд поступал точно так же. Это позволяло проводить забастовки, например, приказчиков (продавцов в лавках) и извозчиков — на которых РСДРП никогда внимания не обращала. Не потому, что эсдеки что‑то имели против них, а просто возиться с ними времени не было.
А 27 июня 1901 года была образована Еврейская независимая рабочая партия (ЕНРП). Целью провозглашалось «поднятие материального и культурного уровня еврейского пролетариата». Декларировалась абсолютная аполитичность. Самое смешное, что на это в Петербурге не отреагировали никак.
Однако чем дальше, тем становилось понятнее, что затея эта тухлая. Зубатов ведь совсем не собирался быть «крышей» для профсоюзов. Он полагал — надо только дать первоначальный толчок, а там они будут сами разбираться. Ага, конечно! Самим‑то труднее… Идеологически же ЕНРП все более становилась откровенно сионистской, а к этому течению далеко не все представители власти относились так же спокойно, как Зубатов.
Тем временем предприниматели засыпали губернатора жалобами, и тот стал недоумевать: да что тут, черт возьми, происходит?
А напряжение в стране росло. Все большую популярность набирали эсеры. Так что с одной стороны партия начала терять популярность, с другой — на нее все хуже стали глядеть власти. В итоге ЕНПР самораспустилась в 1903 году. Считается, что последней каплей стал кишиневский погром. Но и посмертно «независимцы» успели отличиться, положив начало краху Зубатова.
Крах идеи.В середине 1902 года представители «Независимого союза рабочих» (филиал ЕНПР) прибыли в Одессу. Одесса — мама тогда была развеселым местом. Большой портовый город, через который шел основной поток экспорта зерна, был буквально набит рабочими — причем очень обозленными рабочими. Заработная плата в Одессе сильно отставала от других крупных городов, а цены примерно соответствовали самому дорогому городу империи — Санкт — Петербургу. Да и зарплата рабочим доставалась не вся. В порту и в других местах, где на работу принимали артелями (бригадами), существовала система посредников, без которых получить работу было невозможно. Эти посредники за свои «услуги» отбирали у артелей от четверти до трети заработка. Да и вообще рабочих обманывали и обсчитывали совершенно бесстыдным образом. Прибавьте сюда многонациональный состав одесситов.
В итоге такой богатой палитрой радикальных группировок не мог похвастаться ни один из городов Российской империи. Вот далеко не все:
— социалисты — революционеры;
— социал — демократы, «искровцы» (сторонники РСДРП);
— социал — демократы, «экономисты»;
— анархисты нескольких толков; бундовцы;
— «Поалей Цион»;
— украинские националисты.
И вот в эту пеструю толпу влились «независимцы».
У них было преимущество. Одесский полицмейстер генерал Бессонов получил соответствующие инструкции: всячески содействовать зубатовцам. А те и рады стараться. Процесс пошел по знакомой нам схеме. Ребята быстро сориентировались в ситуации и напрочь забыли про то, что приехали от еврейской партии. Начали создаваться профсоюзы, в которых на веру и национальность не смотрели. Но настоящие дела закрутились в феврале 1903 года, когда в Одессу прибыл некий Герман Шаевич. Он работал на Зубатова, но полковник, убедившись в незаурядных организаторских способностях Шаевича, предоставил ему очень широкую самостоятельность, по принципу: главное — результат. Так что данный товарищ делал, что считал нужным.
Он быстро сколотил достаточно многочисленные профсоюзы и начал очень интересные игры. Если в Белоруссии зубатовцы организовывали забастовки на мелких предприятиях в агитационных целях, то Шаевич пошел дальше. Он стал это проделывать для… тренировки. Ведь в чем сила профсоюза? В солидарности его членов. Одно предприятие бастует, остальные помогают забастовщикам: собирают деньги, не позволяют никому идти в штрейкбрехеры и так далее. Вот это и отрабатывал на мелких забастовках Шаевич. Ну, и заодно у рабочих росла уверенность в собственных силах. «Независимцы» стали сильно теснить остальных борцов за рабочее дело. И все шло хорошо, но тут вдруг в городе вспыхнула большая стачка.
Сценарий. Массовая забастовка в России начала XX века.Я уже рассказывал о большой забастовке в Петербурге в 1896 году. С этим явлением мы еще столкнемся не раз. Они возникали и развивались примерно по одному сценарию. Чтобы не повторяться, я этот сценарий и приведу, в дальнейшем указывая лишь отличия.
Такое случается, только если социальное напряжение достигло критической черты. Как в высушенном засухой лесу, где от одной выброшенной сигареты может полыхнуть страшный пожар. А любителей «бросать сигареты» в России хватало. Причем власти всегда ничего не замечали до того момента, когда что‑то предпринимать было уже поздно. Ну, власти‑то ладно, а вот администрация предприятий почему ничего не видела? Видела. Но не могли они себя переделать — перестать смотреть на рабочих как на быдло.
Начиналась забастовка с какого‑нибудь совершенно пустякового случая, который не стоил выеденного яйца. Кого‑то уволили, кому‑то недоплатили, кого‑то оскорбили. Для начала хватало одного ставшего цеха или малого предприятия. А соседи думали: там бастуют, а мы что? — и дальше все катилось как снежный ком. Разумеется, каждый новый присоединившийся цех, фабрика или завод выдвигали свои требования.
Рабочие очень быстро организовывались, и дальнейшее развитие стачки шло уже волевым порядком — ребята ходили с завода на завод, призывая присоединиться. Не всегда агитацией, иногда угрозами, а порой и мордобоем. Тут же появлялись борцы за рабочее дело, которые с увлечением начинали лить в огонь керосин и оказывать посильную помощь. Предприниматели всегда проявляли фантастическое упрямство, чем также разжигали пожар. Требования забастовщиков становились уже о — очень серьезными. Нет, чисто политических лозунгов до 1905 года обычно не выдвигалось — просто планка требований подскакивала так высоко, что «разойтись по — мирному» было уже невозможно.
